Хозяйство и общество. Общности

ибо общность поощряет подражание. Это особенно касается пропаганды религиозных групп.

Однако дальше подобных достаточно общих суждений двигаться труд­ но. Содержание действия общности, возможного на этнической основе, остается неопределенным. Этому соответствует неопределенность поня­ тий, призванных отображать исключительно этническое, т.е. обусловлен­ ное верой в кровное родство, действие общности, такой как народность, племя, народ, причем каждая из них обычно понимается как составная часть идущего следом более обширного образования (хотя для первых двух возможно и обратное соотношение). Как правило, при использовании этих понятий к ним обязательно примысливаются либо современная политиче­ ская общность, пусть даже очень слабо организованная, либо представле­ ния о прошлом, сохраненные в сказаниях о героях, либо единство языка (или диалекта), либо, наконец, культовая общность. Особенно культовые общности в древности представляли собой типичные эпифеномены осно­ ванного на вере в кровное родство самосознания рода или народа. Однако если это самосознание не было связано (ныне или в прошлом) с полити­ ческим сообществом, внешние границы общности оказывались большей частью расплывчатыми. Культовые общности германских племен даже в позднюю эпоху бургундов являлись, скорее всего, рудиментами политиче­ ских союзов и потому сохраняли видимость четких границ. Дельфийский оракул был, несомненно, культовым символом эллинов как народа. Но бог давал советы и варварам и принимал их подношения; в то же время в управлении оракулом участвовала совсем малая часть эллинов, к которой как раз не принадлежали самые могущественные политические группы. Так что культовая общность как характерный исток родового чувства в це­ лом либо является рудиментом некогда существовавшей более узкой, рас­ павшейся вследствие раскола или колонизации общности политического характера, либо, подобно дельфийскому святилищу Аполлона, представ­ ляет собой, скорее, продукт культурной общности, порожденной иными, не только чисто этническими, обстоятельствами, которые, в свою очередь, создают почву для веры в кровное родство. О том, как исключительно легко на основании именно политического действия общности возникает мысль о кровном родстве (если, конечно, этому не мешают слишком резкие раз­ личия антропологических типов), свидетельствует весь ход истории.

§ 3. Отношение к политической общности. «Род» и «народ»

Четкие внешние границы род обретает тогда, когда является подраз­ делением политического образования. Но в этом случае разграничение, как правило, искусственно проводится самой политической общностью. На это указывают хотя бы круглые числа родов, например, упомянутые двенадцать колен народа Израилева, три дорические филы и множество фил остальных эллинов. Они возникли искусственно в ходе создания или

76

Глава 3. Отношения в этнических общностях

реорганизации политического единства, и род, таким образом, оказыва­ ется искусственным продуктом политической общности, несмотря на то что сохраняет всю кровнородовую символику, в частности родовой культ. Появление специфического чувства общности, окрашенного в тона кров­ ного родства, в искусственно созданных политических образованиях не редкость и сегодня. Даже самые схематические политические образования, такие как, например, нарезанные квадратами по градусам широты северо­ американские штаты, обнаруживают очень развитое самосознание; неред­ ки случаи, когда муж и жена едут из Нью-Йорка в Ричмонд, чтобы там ро­ дить ребенка, который будет считаться вирджинцем7. Искусственность та­ ких разграничений, конечно, не исключает того, что, например, эллинские филы когда-то в древности могли обладать какой-то самостоятельностью и только потом, по мере образования политического союза, подгонялись под общую схему, становясь частью полиса. Но тогда состав родов, существо­ вавших до образования полиса (в этом случае их следовало бы называть не филами, а этносами), должен был либо совпадать с соответствующими политическими общностями, которые потом объединились в полис, либо, если это не так, политически неорганизованный род должен был верить

вто, что он воплощает в себе общность крови, и жить памятью о том, что когда-то в прошлом был носителем политического действия, пусть даже случайного, однократного, связанного с военным походом или обороной. Ситуация, при которой родовое самосознание обусловлено в первую оче­ редь не происхождением, а общностью политической судьбы, могла быть согласно сказанному распространенным источником веры в этническую общность. Но не единственным источником, ведь общность обычаев может иметь самые разные основания и в конечном счете в значительной степени возникает вследствие приспособления к внешним природным условиям и подражания соседям. Но в практическом отношении наличие родового са­ мосознания все-таки предполагает политический момент, заключающийся

втом, что в случае военной угрозы извне или при достаточной мотивации для собственного нападения на соседей легко возникает политическое дей­ ствие общности, т.е. совместное действие тех, кто субъективно восприни­ мает друг друга как сородичей или соотечественников.

Таким образом, потенциальная воля к политическому действию — не единственная реальность, но одна из тех реальностей, которые в конечном счете скрываются за многозначными по своему содержанию понятиями «род» и «народ». Это побуждаемое обстоятельствами политическое дей­ ствие, несмотря даже на отсутствие специально на это нацеленного обоб­ ществления, в случае нападения может легко превратиться в священный

7 Ричмонд — столица Вирджинии, штата с особенной историей и особенным чув­ ством патриотизма; быть ричмондцем престижно (или было престижно во времена Вебера).

77

Хозяйство и общество. Общности

долг соплеменников, который будет считаться нравственной нормой, а ее нарушение — даже если у племени не существует на этот случай специаль­ ного «органа» — грозит соответствующим политическим группам судьбой родов Сегеста и Ингиомара — изгнанием из родных мест. По достижении этой стадии развития род становится фактически стабильной политиче­ ской общностью, хотя в мирное время она может быть внешне невидимой и лабильной. Переход от «обычного» к привычному и потому «должно­ му» даже при благоприятных обстоятельствах происходит в ней особенно плавно.

Как бы то ни было, в этнически обусловленном действии общности обнаруживается целый комплекс явлений, который следовало бы детально разобрать, если бы мы проводили строгий социологический анализ (на са­ мом деле мы не предпринимали такой попытки). Фактическое субъектив­ ное влияние обычаев, обусловленных, с одной стороны, врожденными за­ датками, с другой — традицией, значимость разных отдельных моментов их содержания, обратное воздействие на них языковых, религиозных, по­ литических общностей (древних и современных) и степень, в какой каждая из них побуждает притяжение или отталкивание, особенно веру в кровное родство либо, наоборот, уверенность в его отсутствии, наконец, влияние этой веры на поведение, на половые связи разного рода, на возможность возникновения общностного действия из единства обычаев или веры в кровные узы — все это нужно тщательно исследовать. При этом, правда, пришлось бы расстаться с общим понятием «этническое»; как собиратель­ ное имя оно совершенно бесполезно при действительно точном анализе. Но мы занимаемся социологией не ради нее самой, поэтому нам доста­ точно было кратко показать, сколь разнородные проблемы скрываются за якобы целостным феноменом.

Понятию «этническая общность», растворяющемуся при точном ана­ лизе, в известной степени соответствует другое, на наш взгляд, — если по­ дойти к нему социологически — еще более отягощенное патетическими ассоциациями понятие «нация».

§ 4. Национальность и культурный престиж

Употребление слов «национальность» и «народ» в расхожем этническом смысле основано на некоем туманном представлении о том, что в основе переживаний, считающихся «общими», должно лежать единство проис­ хождения, хотя на самом деле люди, которые относят себя к одной и той же национальности, нередко более чужды друг другу, чем те, кто причисляет себя к различным и даже враждебным национальностям. Национальные различия могут существовать вопреки единству происхождения, как, ска­ жем, между сербами и хорватами, принадлежащими к разным конфессиям. Реальные основания веры в национальную общность и базирующееся на ней совместное действие могут быть самыми разными. Сегодня, в эпоху

78

Глава 3. Отношения в этнических общностях

«языковых войн», нормальным основанием считается наличие общего языка. Если общность есть нечто большее, чем язык, то это нечто обнару­ живается при рассмотрении цели ее социального действия, каковой может

быть только политический союз. Сегодня национальное государство п

тийно отождествляется с государством на основе языкового единства. В ре­ альности же наряду с политическими союзами современного типа, т.е. об­ разованными на национальной или языковой основе, существует множе­ ство таких, что охватывают несколько языковых общностей и, как правило (хотя и не всегда), предпочитают для политического общения какой-то один язык. Но для так называемого национального чувства (пока не будем определять это понятие) языковой общности недостаточно; помимо упо­ мянутых выше сербов и хорватов, об этом свидетельствует пример ирланд­ цев, швейцарцев, немецкоязычных эльзасцев, которые не ощущают себя (во всяком случае, в полной мере) принадлежащими к нации, определяю­ щей себя через язык. В то же время различия языков не составляют не­ устранимого препятствия для чувства национальной общности: немецко­ язычные эльзасцы ощущали себя в прошлом и ощущают ныне частью французской нации. Правда, не полностью, не совсем так, как ощущают себя французы, говорящие по-французски. Стало быть, существуют каче­ ственные «градации» веры в национальную общность. У эльзасских нем­ цев ощущение общности с французами обусловлено, кроме известного сходства обычаев и «культуры чувств», на что указывал Виттих, еще и по­ литической памятью, о чем свидетельствует музей в Кольмаре с его экспо­ натами — триколорами, пожарными и военными шлемами, указами ЛуиФилиппа и революционными реликвиями, столь же важными прежде всего для патетических чувств эльзасцев, сколь тривиальными для посторонних. Общие политические и одновременно в косвенном смысле социальные (ибо символизируют уничтожение феодализма) судьбы, имеющие высокую ценность в глазах масс, составили основание этой общности, и легенды о них заменяют героические саги примитивных народов. «La Grande Nation» была освободительницей от феодальной кабалы, носительницей культуры, ее язык — настоящий язык культуры, тогда как немецкий — «диалект» по­ вседневного общения. Говорение на «языке культуры» стало выражением особой внутренней позиции, которая состоит в отнесении себя к общности по признаку языка, но не в отождествлении с ней, ибо налицо лишь ча­ стичная общность культуры и частичная же общая политическая память. У поляков Верхней Силезии также до недавних пор в общем отсутствовало польское национальное чувство (по крайней мере, в значимом масштабе), которое позволяло бы им противопоставить себя прусскому политическо­ му союзу на основе немецкого языка. Они были лояльными, хотя и пассив­ ными «пруссаками», подобно тому как в составе национального политиче­ ского объединения Германского рейха никогда не были заинтересованны­ ми «немцами», но и никогда не чувствовали (по крайней мере, в большин-

79

Хозяйство и общество. Общности

стве своем) сознательной или, во всяком случае, сильной потребности в отделении от немецкоязычных сограждан. У них, следовательно, полно­ стью отсутствовало национальное чувство, которое могло бы развиться на почве языковой общности, а о культурной общности не могло идти речи ввиду отсутствия культуры. Среди балтийских немцев нет ни национально­ го чувства в смысле позитивной идентификации с языковой общностью немцев как таковых, ни стремления к политическому объединению с Гер­ манским рейхом, каковое, наоборот, с пренебрежением отвергается. В то же время — отчасти и в очень значительной степени из-за глубоких сослов­ ных различий, отчасти из-за противоположности и обоюдного непонима­ ния и отторжения обычаев и культуры — они резко отграничивают себя от славянского и, в том числе и особенно, от русского окружения, хотя отча­ сти и потому, что в большинстве своем испытывают чувство вассальной верности правящему дому и не меньше, чем «русские по национальности», заинтересованы в сохранении политической общности, которой сами слу­ жат как чиновники и которая будет обеспечивать их потомков. Стало быть, в этом случае тоже отсутствует все, что можно было бы назвать националь­ ным чувством в современном смысле этого слова, ориентированном на язык или культуру. Как и среди поляков-пролетариев, здесь налицо лояль­ ность в отношении политического союза в сочетании с чувством общно­ сти, ограниченным рамками локального языкового единства и модифици­ рованным под сильным сословным влиянием. Правда, балтийские немцы далеко не однородны в сословном отношении, хотя различия не так остры, как среди белого населения американских южных штатов. Внутренние со­ словные и классовые противоречия отступают на задний план, если под угрозой находится языковая общность. И наконец, бывают случаи, когда слово «национальная» не совсем подходит для обозначения общности, как это видно на примере швейцарцев, бельгийцев, жителей Люксембурга и Лихтенштейна. Важна даже не малая величина политического союза (ведь голландцы для нас «нация»); сомнение в том, применимо ли это имя, не­ произвольно рождается в силу осознанного отказа от власти, на который пошли эти нейтрализованные политические образования. Швейцарцы — не нация в собственном смысле слова, если иметь в виду языковую или культурную общность со своим литературным и художественным наследи­ ем. Однако, несмотря на произошедшее в последнее время ослабление свя­ зей, для них характерно сильное чувство общности, которое порождено не только лояльностью в отношении политической организации, но и свое­ образием обычаев, субъективно (независимо от объективных обстоя­ тельств) воспринимаемых как общие, и которое из-за сильных социальных структурных различий по сравнению с Германией и, вообще, с любым дру­ гим крупным и, следовательно, милитаризованным политическим образо­ ванием и из-за соответствующих различий во внутренней структуре го­ сподства может быть сохранено, как представляется, только в силу особого

80