Lebedeva_M_M__Tsygankov_P_A_Mirovaya_politika_i_mezhdunarodnye_otnoshenia_v_1990-e_gody (1)

97

циальных процессов, генерирующих изменения в нормативных убеждениях,такихкакпроцессы,которыебылиподсказаныдвижением против рабства в XIX веке, современной кампанией в защиту прав женщины как прав человека, или националисти- ческой пропагандой. Для конструктивистов с убеждением связано изменение преференций путем призывов к личности, моральномудолгуинормам,понимаемымкакстандартысоответствующего поведения.

Различныестилианализа–«тонкослойной»информации для рационалистов против «толстослойных» норм и индивидуальных особенностей для конструктивистов – в некоторой степени отражают знакомое соревнование в общественных науках между экономической и социологической традициями. Конструктивизм идеографичен, тогда как рационализм является номотетичным. Ни та, ни другая точки зрения недостаточны для охвата всех аспектов реалий общественной жизни. Но в одной критической точке они сходятся. Оба направления признают – конструктивизм как центральный исследовательский проект, а рационализм как фоновое условие, – что человек действует в общественновыстроенномокружении,котороесовременемизменяется.Отсюдаобеаналитическиеточкизрениятемилииным образомконцентрируютвниманиенаобщемзнании–конструк- тивизм на том, как оно создавалось, рационализм на том, как оно влияет на принятие стратегических решений. Сердцевиной конструктивистскогопроектаявляетсяраскрытиевариациипреференций,доступныхстратегийиприродыигроковвпространстве и времени. Сущность рационалистского проекта заключа- ется в том, чтобы объяснить стратегии, имеющиеся преференции, информацию и общее знание. Ни тот, ни другой проект не могут быть полными один без другого.

Заключение

Журнал«Международнаяорганизация»ипоявлениеМПЭ как поля научной деятельности были выстроены на богатой на- учной традиции, развивавшейся в 40-е, 50-е и 60-е гг. Многие из основных направлений дискуссий, вызывавших интерес специ-

98

алистов МПЭ и исследователей международных отношений в последниетридесятилетия,развивалисьименновэтигоды.Тогда, как и теперь, ученые анализировали взаимодействие власти, богатства и социальных целей.

История журнала «Международная организация» и возникновениеМПЭбыличастьюразработкиболеесложныхиполагающихся на самих себя аналитических формулировок, с помощьюкоторыхученыеизучалинепрекращающиесяпроблемы мировой политики. Никакая летопись не может воспроизвести сложное и идиосинкратическое развитие научной мысли. Для облегчения подачи материала, а также в связи с тем, что это отражает важные аспекты наших собственных биографий как работников интеллектуального труда, наше повествование следовало по двум отчетливо разнящимся направлениям: взаимодействиюмеждуреалистскимиилиберальнымитечениямитеориив эволюциианализаМПЭианализавнутреннейполитикииМПЭ.

Мыужедоказывали,чтов90-хгодахнекоторыеизоснов- ных дискуссионных вопросов были смещены. Под влиянием сильных течений в исследованиях экономики и культуры, дебатымежду рационализмом иконструктивизмомстановились все болееважными.Онивыдвигаликонтрастирующие аналитические ориентации для исследований в общественных науках в широкомсмысле,атакжевмеждународныхотношенияхиМПЭ. Самое многообещающее в дискуссиях между сторонниками рационализма и конструктивизма не лежит в настоятельно высказываемоммнении,чтореальностьможноанализироватьлишьс помощьюконцептуальногоязыка–такого,которыйпредпочтет избрать аналитик. Настаивать на применении своего собствен- ногоязыка–бесплодноеинтеллектуальноеупражнение.Знания и понимание движутся вперед в дебатах между сторонниками различныхнаправленийисследованияиисследовательскихпрограмм. Однако не следует забывать, что в конце концов любые ориентации и программы могут быть полезными лишь тогда, когдаониразрабатываютсядлятого,чтобыописатьсущественноважныепроблемы.

Прогресс анализа в изучении МПЭ возможен для исследовательских программ, несмотря на продолжающиеся споры

99

между сторонниками общетеоретических ориентаций. Мы полагаем, что научное поле стало значительно усложненнее: у нас появилсяболеесовершенныйконцептуальныйинструментарий и более богатые интерпретации, нежели в 70-е гг. Наши достижения в исследованиях сущностных опросов, однако, остаются мизерными. Хорошо документированные каузальные аргументы являются редкостью. Некоторые достижения в области анализа показывают, почему нельзя быть слишком уверенными в наших предсказаниях, а не то, как нам следует поступать, если мы их высказываем, как обстоит дело с открытием – благодаря теории игр – частоты множественного равновесия. Тем не менее сегодня мы знаем намного больше, чем тридцать лет назад, о количестве процессов, являющихся центральными при изуче- нии вопроса о том, как действует мировая политэкономия. Нам известно, к примеру, как, размещается власть в различных условиях незащищенности; как международные режимы влияют на политику правительств; как внутренние институты и мировая политика воздействуют друг на друга посредством институциональных процессов. Многие из статей в этом выпуске не могли бы быть написаны, если бы не было аккумулировано большое количество результатов существенных исследований по широкому кругу вопросов – от торговли и промышленности, денег и энергетики, финансов и инвестиций до, среди прочего, охраны окружающей среды и прав человека.

В международной политике и в научном мире четко размеченные границы постепенно размываются; идет процесс созданияновыхграниц.Мироваяполитикапереживаетогромные изменения после падения Берлинской стены, окончания стратегической биполярности и мирной дезинтеграции Советского Союза. Мы являемся свидетелями различных типов процесса демократизации в разных регионах мира, этнических конфликтов за контроль над территориями, возрастающего количества конфликтов, вызванных распространением оружия массового поражения. Мы видим также эксперименты с далеко идущими последствиями в области экономической интеграции в некоторыхрегионахмираипродолжающуюсямаргинализациювдругих, расширяющуюся торговлю под эгидой преобразованной

100

ВсемирнойТорговойОрганизации,переосмыслениеролиМеждународного Валютного Фонда и прочих механизмов управления после финансового кризиса в Азии. В большей части мусульманскогомираотвоевываетпозициифундаментализм.Вто же время активно действуют во всем мире сильные светские социальные движения, выступающие за охрану окружающей среды, феминизм и права человека. Существуют большие возможности для создания инновационных связей, пересекающих дисциплинарные и поддисциплинарные границы. Все эти процессы и события иллюстрируют сложность современной мировой политики и возможности для наведения мостов между общетеоретическими направлениями и отдельными исследовательскимипрограммами.

Заглавие книги о событиях эры возрастающей трансграничной действительности попеременно читается как «интернационализация» или «глобализация». Такое развитие не беспрецедентно. В конце XIX в. финансовые рынки были весьма силь- но,интегрированы,возможно,дажебольше,чемкогда-либопос- ле – по крайней мере, до недавнего времени. Торговые потоки были также намного более мощными в те времена, чего не наблюдалосьвбольшуючастьдвадцатогостолетия.Новыетехни- ческие достижения дали новые возможности, однако, пока неизвестно, как именно они повлияют на структуры контроля и властные структуры в государстве и обществе. Насколько широкобудутпреобразованынациональныеполитикаипрактическая жизнь в процессе глобализации, и насколько успешно различныеинститутысмогутсопротивлятьсятакомудавлениюнам еще только предстоит увидеть. Фокусом исследований такого родаопять-такибудутвопросы,которыезанималиглавноевни- маниеавторовнаучныхтрудоввпоследниетридцатьлет:богатство ивласть, государства и рынки, интересыи институты, международная политэкономия и внутренняя политика. Сдерживающиефакторыиновыевозможностибудутменяться,какможет менятьсяиндивидуальныйхарактерключевыхдействующихлиц и нормы, которые они будут признавать. Но, наблюдая эту новую реальность, ученые сумеют оценить достижения предыду-

101

щих поколений исследователей МПЭ и сделать выводы из их ошибок.

Тонкость работы в сфере МПЭ не сделала ее непосредственно приложимой к политике. Как отмечалось выше, мы не можем указать на четко выраженные научные «открытия» в отношении причин и следствий, которые политики смогли бы использовать на практике. Применение более строгих научных стандартовреферентами,сотрудничающимисжурналом«Международная организация», кажется, охладило пыл авторов политическихкомментаторов, истатьинаполитическиетемыстали появляться гораздо реже. Вероятно, это отражает разрастаниеводоразделамеждунаучнойработойипрактикоймеждународныхотношений.

И все же, хотя связи между научной деятельностью и политикой не являются тесными, возможны точки соприкосновения.Болеезначимыми,нежелидискуссиинаузкиетемыилидаже определенные находки в существующей литературе, становятся интерпретации меняющейся реальности, выдвинутые разными аналитиками – концепции и широкое «теоретизирование», которым занимаются ученые, связанные с данной сферой исследований. Ряд идей, первоначально сформулированных в литературе, начинает приниматься за нечто само собой разумеющееся при дискуссиях на политические темы. Следствие ли это действия литературы по международным отношениям или просто параллельно идущий процесс взаимопонимания между политиками и учеными, пока не ясно. В любом случае, всем понятно, что взаимозависимость имеет последствия для власти и богатства;международныеинститутыпредставляютсобойценный инструментарий для продвижения интересов государств путем сотрудничества; для понимания внутренней политэкономии требуется не просто изучение внутренних интересов, но также учет внутренних и международных институтов и, кроме того, структуры мировой политэкономии. Значимость взаимодействиямеждунегосударственнымиигосударственнымидействующимилицамитакженачинаетосознаватьсявмиреполитики.

Особый подход, избранный учеными в своей работе, зависит от того, считают ли они главным для себя пропаганду той

102

или иной теоретической точки зрения или решение специфи- ческих эмпирических задач, свою собственную аналитическую предрасположенность, собственный инструментарий, данные, к которым они имеют доступ, ресурсы, которыми располагают, и ценности, которых придерживаются. Ни один из нас не должен быть чересчур уверен в том, что наш выбор интеллектуально продуктивен. Даже развивая достижения предшествующих поколенийвыдающихсясоциологовиполитологов,мыограни- чены в своем видении. Наша близорукость должна сделать нас скептиками в отношении того, что «последний поворот винта» в тех или иных методологических, теоретических или эпистемологических дискуссиях сможет, словно по волшебству, навести на резкость наш аналитический бинокль. И все же новые научные споры о различных аспектах мировой политики, как меняющейся, так и неизменной, указывают на то, что возможно получениевысокой«научнойприбыли»приинтеграцииучения МПЭ в более широкие дискуссии представителей общественных наук. Это желанная возможность для любого автора и интеллектуально привлекательная перспектива для редакторов и читателейжурнала«Международнаяорганизация».

P.S.

При написании данной статьи мы получали вдумчивые и подробные комментарии на первоначальные ее варианты. Эти комментарии помогли нам прояснить и уравновесить истори- ческий очерк, предлагаемый читателям. Некоторые из коллег также сочли возможным высказать свое мнение.

Нам хотелось бы выразить искреннюю всем им признательность.

Перевод А. А. Оганесяна.

104

вый составляющий элемент МО. Если мы остаемся привержены логике Гоббса и Вебера, то государство предста¸т как исключительный элемент МО, не предусматривающий существование иных элементов. Из этого тезиса следуют три вывода: в основе межгосударственного соперничества лежит отсутствие безопасности в сфере международных отношений; в ответ на это отсутствие безопасности государства проводят политику с позиции силы, вступая при необходимости в разного рода союзы; их поведение определяется понятием национального интереса, понимаемого как стремление к максимизации собственной мощи и безопасности. В силу вышесказанного, сфера МО отличается от сферы внутренней политики. Эти постулаты лежат в основе реалистской теории МО, первая систематизация которойбылапредпринятаисторикомЭ.Карромв1939г.,аобоснование в свете Второй мировой войны – Г. Моргентау.

С этим подходом склонны соглашаться юристы, ощущающие необходимость обосновать правовой порядок тезисом о государствахкакисключительныхтворцахправовыхнорм.Так, позитивистская теория Ваттеля утверждается ввиду невозможности выработки теории естественного права, основы которой былизаложеныГроцием,нопоповодусущностикоторойдосих пор отсутствует сколь либо единая точка зрения. С близких позицийвыступаютисторики,особеннофранцузские,находящиеся под влиянием Ренувена и Дюросселя, отстаивавших исклю- чительную роль государств, правителей и их агентов.

Определяемое таким образом государство – это прежде всегоконцепцияюристаиисторикаСтарогоконтинента.Такое пониманиегосударства–продуктВозрождения,какпишутвсво- емкритическоманализеЖозефСтрэйериполитологЩарльТилли. Это оно утверждается с Вестфальским миром, который в то же время ознаменовал агонию государств имперского типа. В неммынаходимзнаменитоеопределениеюристов,длякоторых государство–этоодновременноотправляемаяопредел¸ннымоб- разом власть, население и территория. По определению Роберта Сака, территория – это те рамки, в которых существует и взаимодействуетсвластьюполитическоесообщество.Вэтомсмысле, существование территории – залог существования властных

105

полномочийиспособсамоидентификациинаселения,отличный от культурных и иных критериев. Государство становится, такимобразом,результатомвзаимодействияэтихтр¸хсоставляющих, что и позволяет ему пользоваться суверенитетом, определяемымМоргентаукак «централизованнаявласть, осуществляющая полномочия на определ¸нной территории». Такая власть является высшей инстанцией, ничем не ограниченной. Поэтому идея суверенитета полностью согласовывается с пониманием МО как отношений сил, не подчиняющихся никаким принципам, суть которых – бесконечное воспроизведение того естественного состояния, о котором говорил Гоббс, или той анархии, на которую ссылается Хедли Булл. Мир, – такой какой он есть, – это мир, в котором правит сила , как, в частности, заме- чает Шварценбергер, и такое его понимание позволяет нам изу- чать его с позиции объ¸ма этой силы, структурирующего и дестабилизирующего влияния, которое она можетиметь.

С этой точки зрения, пара суверенитет–мощь обладает высокой степенью эвристичности. Концепция суверенитета позволяетоперетьсяна весьмаплодотворнуюгипотезу прианализеролигосударствавМО.КакнапоминаетОнуф,этаконцепция

– отражение того «благоговения», которое внушают государственныеструктуры, как внутри,таки вне государств;она отражаеттакжеопределенноепредставление,согласнокоторомуправительстваобладаютправомдействоватьотименидругихидля других; в концентрированном виде она отражает способность направлять, выражать и действовать. В этом проявляется одновременно его территориальная, личная, вотчинная и объединительнаякомпетенция.Этакомпетенцияосуществляетсякаквполитической, так и в экономической сферах, иначе говоря, в отношенииприродныхресурсовиврегулированииМЭО.Сточки зренияэтогопервогоподхода,суверенитетоста¸тсяглавнымка- чеством, которое теория должна признать за государством: поскольку оно действует в атмосфере анархии и отсутствия безопасности, разумно предположить необходимость для государства защищать сво¸ право выступать в качестве высшей инстанции, а также признавать за иными право на суверенитет, что ве- д¸т к признанию его суверенитета со стороны других, руковод-

106

ствующихся очевидным интересом в обеспечении собственной безопасности. Неудивительно посему, что этот принцип лежит в основе любой международной кодификации роли государств, вплоть до ООН, где в полный голос провозглашается принцип суверенного равенства государств и отрицается право на вмешательство.

Здесь-то и проявляется противоречивость положения государства в МО: пользуясь суверенитетом, государство свободно сосредоточивает в своих руках мощь и, следовательно, способность к действию в международной сфере, которая, разумеется,уразныхгосударствразлична.Вместотого,чтобысмутить сторонниковреалистскойпарадигмы,этопротиворечиеставится в е¸ основание, что вновь делает правомерным пессимисти- ческий вывод Р.Арона о невозможности создания социологии войны и отношений зависимости, в то время как Моргентау и Арнольд Вулферс сводили е¸ к изучению баланса сил и межгосударственных коалиций. Таким образом, концепция суверенитета уступает концепции мощи значительную часть своей эмпирической и эвристической значимости и становится юридическойфикцией,формальноесоблюдениекоторойпредохраняетМО от слишком масштабного хаоса; эта концепция является также средством закрепления различий между внутренней и внешней сферами,безчегореалистическаяпарадигмаутратилабыч¸ткость.

Однакореальнаяжизньнеоспоримосложнее.Былобылегко примирить теорию и историю, представив первую теорию МО как выражение «классического» мира, который исчезает на наших глазах, в частности, под ударами глобализации. Политический реализм рассматривает Фукидида в качестве одного из «отцов-основателей», когда тот описывает союзы, заключавшиеся между полисами и связанные с этим механизмы поддержаниябалансасил.ИменаМакиавелли,Бодэна,Гоббса,Клаузевица связаны с этапами становления западного государства.

И вс¸ же здесь существует опасность упрощения. Теперь известно, что система, возникшая вследствие Венского конгресса, не строилась исключительно по принципу баланса сил, но уже представляла собой определ¸нный тип интеграции государств, разделявших общие ценности и общие представления о