Batalov_E_Ya_Chelovek_mir_politika

Batalov_2008.qxd 14.05.2008 22:51 Page 191

Философия международных отношений

ных отношений, в последние годы становится все более очевидной. Например, неразбериха, царящая в нынешних дискуссиях о новом мировом порядке и о международном партнерстве, связана в нема лой степени с тем, что нет ясности в вопросе о том, что следует по нимать под «мировым порядком» и под «партнерством» как тако выми. Исследование этих категорий (как и многих других) – пря мая задача философии международных отношений). И вызвана она прежде всего необходимостью осмысления и переосмысления про исходящих в мире фундаментальных изменений и нахождения но вых ответов на вопросы, которые еще каких нибудь десять или пятнадцать лет назад казались решенными.

Сегодня часто можно слышать: «Мы живем в новом мире». Это вполне корректная оценка нынешней исторической ситуации. Толь ко вот начинать «новое летоисчисление» следует не с 11 сентября 2001 года, как это обычно делается, а с конца 80 х – начала 90 х годов прошлого века, когда начал рушиться ялтинско потсдамский миро порядок, просуществовавший сорок с лишним лет и определявший основные принципы отношений между народами и государствами. «Бархатные революции» в странах Восточной Европы (символом ко торых стало падение Берлинской стены) и крушение мировой социа листической системы, распад Советского Союза, крах международно го коммунистического движения и, наконец, завершение «холодной войны» – вот этапы обвального перехода (перескока) от мира старого к миру новому, в котором все мы теперь живем, но который, остава ясь миром транзитным, остается во многом непонятым и непонят ным. Бесчеловечный теракт 11 сентября – не более, чем очередная ступень на пути продвижения человечества к этому новому миру.

Говоря о новизне мира, в котором мы живем сегодня, обычно указывают на конкретные явления, а именно: изменение характера отношений между Западом и Востоком, то есть капиталистически ми и бывшими социалистическими странами и прежде всего между Америкой и Россией; появление новой деструктивной глобальной силы в лице международного терроризма; ускорение процесса гло бализации; нарастающая планетарная силовая асимметрия (в во енном отношении США сильнее доброго десятка следующих непо средственно за ними стран) и т.п. То есть речь идет о явлениях, уже около десятка лет находящихся в поле внимания специалистов и от части уже расшифрованных – если не на уровне теорий, то хотя бы на уровне концепций.

Гораздо меньше внимания обращают на фундаментальное из менение онтологических оснований политического (и не только политического) мира. А изменение это налицо, хотя проявления его не лежат на поверхности. Но это вопрос, требующий отдельного

191

Batalov_2008.qxd 14.05.2008 22:51 Page 192

Э.Я.Баталов. Человек, мир, политика

разговора, поэтому здесь я ограничусь тем, что просто назову неко торые из упомянутых проявлений.

Меняются пространственно временные характеристики по литических явлений и процессов – локальных (национальных), ре гиональных, глобальных. Это находит отражение не только в уско рении политического времени и сжатии политического пространст ва, но и в смене темпо ритма политической жизни, очередности этапов политических процессов и т.п. Мир на глазах теряет былую устойчивость, в то время как транзиторность и процессуальность приобретают все большее значение в политической, да и не только политической жизни. Едва успев создать – подчас дорогой ценой – ту или иную структуру, мы уже испытываем потребность в ее об новлении, в переходе к другой структуре и т.п.

Происходит интенсивное размывание границ между внутрен ним и внешним в политической жизни, что находит прямое отра жение в толковании проблемы государственного суверенитета, воз можности осуществления так называемых гуманитарных интер венций и границ допустимого с точки зрения международного пра ва вмешательства одного государства (или группы государств) в де ла другого государства.

Все более относительными становятся понятия «центра» и «периферии» в политической жизни: структуры и пространства, выступающие в качестве «центра» в одном отношении, оказывают ся «периферией» в другом отношении и наоборот. С этой точки зре ния представления о возможности существования в течение более или менее длительного времени единого универсального глобаль ного центра силы, или так называемого униполя – unipole – иначе как наивными и архаичными не назовешь.

Казавшиеся еще совсем недавно незыблемыми границы между материальным и имматериальным обнаруживают свою зыб кость, и все чаще возникают ситуации, когда мы просто не знаем, произошло то или иное событие в реальности (характеристики ко торой теперь тоже необходимо переосмыслить) или же оно не выхо дит за пределы границ виртуального мира.

Добавим к этому такие очевидные для всех явления, как кри зис морального сознания и правосознания (наглядно проявляю щийся в игнорировании «единственной супердержавой» и ее союз никами норм международного права и их глубоко аморальном по ведении в некоторых критических международных ситуациях);

обострившаяся потребность народов в самореидентификации

(каково наше место в изменяющемся мире? какова наша роль? ку да мы идем?), вызванная крушением прежнего миропорядка, а зна чит и радикальным изменением ролей практически всех мировых

192

Batalov_2008.qxd 14.05.2008 22:51 Page 193

Философия международных отношений

акторов; возрастание этнических и культурных факторов в меж дународных отношениях (что дало Хантингтону основание гово рить – на мой взгляд, теоретически неоправданно – о «столкнове нии цивилизаций как “наибольшей угрозе миру во всем мире”» [15, c. 8]); изменение ценностной значимости свободы и безопас ности в пользу последней (готовность значительной части граждан демократических государств «обменять» личную свободу на будто бы гарантируемую государством безопасность) и т.д.

В этой ситуации встает ряд фундаментальных вопросов, поиск ответов на которые требует нетрадиционного, а именно философско го подхода – вопросов абстрактно теоретических (фиксирующих он тологическое, этическое и другие измерения международных отно шений), но – как это нередко случается в области теории – открыва ющих в конечном счете путь к решению практических задач.

Главные из этих вопросов касаются сущности международных отношений. Что это такое? Что представляют собой эти отношения как феномен политического бытия? И в чем специфика современ ных международных отношений? Ответы на эти вопросы в их фи лософской постановке не могут быть сведены к банальной конста тации, что речь идет об отношениях между народами или между го сударствами или между субъектами мировой политики и т.п.

Как свидетельствует история международных отношений, их субъекты вступают во взаимодействие друг с другом тогда и по стольку, когда и поскольку обнаруживается их неспособность ре шить свои проблемы и защитить свои интересы самостоятельно, ин дивидуальными усилиями, то есть опираясь исключительно на вну тренние ресурсы (в широком смысле этого слова)90. В таком случае

между народные отношения могут рассматриваться как внешняя проекция внутри народных отношений, как дополнение и компен сация их недостаточности или даже ущербности. Можно сказать иначе: международные отношения – это механизм (способ) подклю чения Другого к решению Моих проблем и защите Моих интересов и наоборот. Развитие международных отношений, их постепенное превращение в мировые (миросистемные) отношения есть результат ослабления самодостаточности наций государств, их постепенного превращения из относительно автономного целого в часть более широкого целого, во взаимозависимые (коррелятивная связь) эле менты расширяющейся системы. (Это, между прочим, делает более понятными истоки таких стратегий, как унилатерализм и мульти латерализм, изоляционизм и интервенционизм.)

90 Этот мотив звучит в ряде исследований А.Д .Богатурова. посвященных междуна родным отношениям [16].

193

Batalov_2008.qxd 14.05.2008 22:51 Page 194

Э.Я.Баталов. Человек, мир, политика

В плане управленческом международные отношения могут рассматриваться как механизм регуляции миросистемной жизни –

регуляции политической (governing) и административной (manag ing). При этом в число форм такого рода регуляции попадают не только отношения в мире, но и отношения в войне, свидетельству ющие, помимо всего прочего, об ограниченности управленческих возможностей человека в сфере международных отношений.

Философский (и психологический) подход к последним требует рассматривать их как человеческие отношения со всеми вытекаю щими отсюда последствиями, как превращенную форму межлично стных отношений, направленных на утверждение собственного Я и обеспечение собственного существования в мировом (или, по край ней мере, международном, если принимать во внимание введенное Хэдли Буллом различение) социуме. С этой точки зрения междуна родные отношения есть способ самоутверждения их субъекта в соб ственных глазах и в глазах членов мирового (международного) сооб щества как полноценных и полноправных акторов мировой поли тической сцены. Уже по этой простой причине международное пра во, игнорирующее личностный (персоналистский) аспект междуна родных отношений (в том числе в таких его негативных проявлени ях, как ненависть, нетерпимость, стремление к самоутверждению за счет другого, алчность и т.п.), всегда будет оставаться предметом по кушения со стороны субъектов мировой политики.

Этот ряд рассуждений можно было бы продолжить, но автор видит свою главную задачу не в том, чтобы предложить готовые ре шения, а прежде всего в том, чтобы поставить вопросы91 о базовых параметрах философии международных отношений и попытаться показать, на каком пути они могли бы быть, как ему представляет ся, решены.

Другой вопрос, которым могла бы заняться философия между народных отношений, касается их природы. Нет необходимости до казывать, особенно сегодня, в эпоху – именно так: в эпоху! – вирту ализации жизненного мира человека, что эти отношения имеют как материальное, так и идеальное измерения, причем каждое из них играет существенную роль. Но как соотносятся друг с другом материальный и идеальный факторы международных отношений? Этот вопрос, кстати говоря, все больше начинает занимать некото рых зарубежных международников, хотя и в специфическом плане. Речь идет, в частности, о введенном некоторое время назад Джозе

91 Автор полностью согласен с теми, кто утверждает, что правильная постановка во проса – одна из важнейших задач философии. Эвристическая ценность такой по становки может быть очень велика.

194

Batalov_2008.qxd 14.05.2008 22:51 Page 195

Философия международных отношений

фом Наем мл. понятия «мягкой силы» (soft power), к которой он от носит культуру, информацию и т.п. Если утверждения некоторых специалистов, что мир вступает в эпоху возрастания роли информа ционных войн, соответствует действительности, то вопрос о формах проявления, структуре и роли идеального в международных отно шениях приобретает не только теоретическую значимость.

Еще один вопрос философского плана – природа законов, регули рующих международные отношения. Тут, собственно, даже два во проса. Во первых, о самих законах. Здравый смысл и опыт (как его источник) подсказывают нам, что такие законы и закономерности существуют. Но каковы они? Десятки, сотни авторов – чего стоят древнеиндийский трактат «Артхашастра» или макиавеллиевский «Государь»! – оставившие потомкам наставления о том, как надле жит действовать политику, вступающему в сношения с представите лями других государств, по сути дела пытались сформулировать (пе реводя их в поведенческое русло) именно законы и закономерности международных отношений, как они их понимали. А разве не пыта лись открыть закономерный характер взаимодействия государств в анархическом мире Ганс Моргентау, Хэдли Булл, Кеннет Уолтц и Джон Меаршаймер? Но где, спрашивается, эти законы? И еще: как законы, регулирующие внутриполитические отношения, соотносят ся с законами, регулирующими международные отношения?

Второй аспект поставленного вопроса касается природы зако нов. Чем определяются устойчивые, повторяющиеся связи, регу лирующие отношения субъектов международных отношений? Как они изменяются? Каковы пределы их регулирующей силы? Какова мера свободы субъекта, принимающего решения? Сегодня часто приходится слышать, что кому то не хватает «политической воли» или что в данной ситуации все решает «политическая воля». А что такое «политическая воля» в философском понимании (ведь есть еще и психологический аспект этого феномена)? Как она «уживает ся» с детерминированностью международных отношений объек тивными законами?

Или взять когнитивный аспект философского подхода к меж дународным отношениям. Каковы принципы и методы познания явлений международной жизни? Отличаются ли они, и если да, то чем именно и почему от принципов и методов познания других со циальных явлений? Возможно, продвинувшись в решении этих вопросов, мы сможем понять, почему до сих пор мы имеем весьма туманное представление о системе законов международных отно шений. Так или иначе вопрос о специфике методологии исследова ния международных отношений (при всем том, что за рубежом, особенно в США, в этой сфере на протяжении последних лет двад

195

Batalov_2008.qxd 14.05.2008 22:51 Page 196

Э.Я.Баталов. Человек, мир, политика

цати было сделано немало) остается практически открытым. И по ле для исследований здесь обширнейшее, особенно если принять во внимание, что различие цивилизаций, культур и национальных менталитетов дает основания предположить, что могут существо вать разные методологии познания одного и того же объекта в од ном и том же предметном плане.

Еще один круг вопросов, который всегда интересовал исследова телей и волновал политиков и который является прерогативой фило софии – это вопрос о нравственном и безнравственном в отношениях между людьми, в данном случае – между народами и государствами, то есть вопрос об этической стороне международных отношений.

Никколо Макиавелли, который и не думал надевать на себя мантию моралиста или цинично выступать в роли имморалиста, а просто описывал то, что творилось вокруг, часто обвиняли (это бе зобразие продолжается по сей день) в проповеди безнравственности в политике вообще и в международной политике в частности. Но что считать «нравственным» и «безнравственным» в отношениях между мировыми политическими игроками: то же, что и в отноше ниях между гражданами того или иного государства, или что то другое? Каковы критерии нравственного суждения? И кто судья? И еще: каковы возможные санкции? Ситуация деликатная хотя бы уже в том плане, что, как говорят приверженцы так называемого реализма и неореализма (Моргентау, Меаршаймер и другие), госу дарствам в отличие от отдельных граждан, подчиняющихся госу дарственной власти, приходится действовать в анархической сре де. Нет над ними ни мирового правительства, ни мирового парла мента, ни мирового суда, ни мировой полиции. А в пользу между народных организаций типа ООН они отчуждают (если отчуждают) лишь небольшую часть своего суверенитета.

В свое время президент США Рональд Рейган называл Совет ский Союз «империей зла». Сегодня Джордж Буш называет неко торые государства «злодеями» (rouge states). Но что есть «добро» и «зло» в отношениях между государствами и другими субъектами мировой политики? Где пролегает граница между тем и другим?

Много споров вызывает проблема «справедливого» и «неспра ведливого» в международных отношениях. Возможно, это один из самых запутанных и сложных и вместе с тем самых болезненных вопросов, поскольку он прямо или косвенно касается распределе ния разного рода благ. Джон Ролз, автор фундаментального труда «Теория справедливости», обошел вопрос о справедливости в меж дународных отношениях стороной. Хэдли Булл, напротив, сделал его предметом специального рассмотрения в своей книге «Анархи ческое общество» и показал, сколь многомерна эта проблема (одно

196

Batalov_2008.qxd 14.05.2008 22:51 Page 197

Философия международных отношений

дело – «международная или межгосударственная справедливость», другое – «индивидуальная или гуманная справедливость», третье – «космополитическая или мировая справедливость») и как трудно добиться по ней взаимопонимания между субъектами мировой по литики. Но проблема остается, ее надо как то решать, и без фило софского анализа тут не обойтись.

В отличие от этического аспекта международных отношений, горячо обсуждаемого не одну сотню лет, их эстетическое измере ние почти не привлекает внимания исследователей. Видимо, счи тается, что красота и мировая политика – вещи несовместимые. Вместе с тем красота в ее глубинном смысле есть ни что иное, как гармония, то есть построенное на соблюдении меры согласованное взаимодействие частей целого – структурное и функциональное. Наиболее жизнеспособные, эффективные, долговечные системы должны быть наиболее гармоничными. И, напротив, то, что лише но гармонии, построено с нарушением меры, в конечном счете не жизнеспособно. Уроды долго не живут.

Все это важно перевести на конкретный политический язык и понять, что такое гармония в международных отношениях, в чем конкретно она проявляется или, иначе говоря, какие отношения между субъектами мировой политики следует считать гармоничны ми, а какие – нет. Не менее сложный и не менее практически значи мый вопрос – каков путь к гармоничным отношениям, как их стро ить и как поддерживать, поскольку именно от этого зависят возмож ности предотвращения международных конфликтов и катастроф.

Политика – признают это те, кто ее проводит, или не призна ют – всегда строится в соответствии с определенными идеалами. И характер этих идеалов во многом определяет качество международ ных отношений и мировой политики. «Холодную войну» принято было характеризовать как борьбу двух систем, двух идеологий. Но это была еще и борьба двух идеалов, точнее, двух систем идеалов – социальных, экономических, политических, культурных. И хоте ли того противоборствующие стороны или нет, но помимо чисто прагматического интереса они соразмеряли свой политический курс еще и с идеалами, приверженцами которых они были.

Характер идеалов в той или иной мере определяет и отношение мировых политических акторов к связке цель средства: последние либо отделяются друг от друга, причем цель рассматривается как приоритетная ценность («цель оправдывает средства»), либо увязы ваются друг с другом как равноценные («цель определяет средства»).

Хотя все эти вопросы – вопросы чисто философские – рассмат риваются специалистами на протяжении не одной сотни лет, они редко проецировались на международную политику. Так что мы

197

Batalov_2008.qxd 14.05.2008 22:51 Page 198

Э.Я.Баталов. Человек, мир, политика

пока не можем сказать с высокой степенью определенности, в чем специфика их проявления в сфере международных отношений и правомерно ли говорить о такой специфике вообще.

Создание такой новой научной дисциплины, как философия меж дународных отношений – процесс длительный и трудоемкий, предпо лагающий решение множества задач. Назову некоторые из них.

Первая. Необходимо исследовать огромный массив литературы – от античности до наших дней, посвященной вопросам международ ных отношений, для выявления и последующего анализа философ ского измерения этой литературы. В сущности это означало бы разра ботку истории философии международных отношений. А история предмета – это, как известно, ключ к постижению логики его станов ления и развития. При этом было бы желательно избежать традици онного для «современной политической науки» и философии вестер низаторского крена: ведь китайские, индийские, арабские мыслите ли сделали очень много для понимания сущности международной по литики – прежде всего в ее человеческом (личностном) измерении.

Вторая. Важно определить теоретико методологические ос нования новой дисциплины. Если учесть, что на протяжении по следних десятилетий исследования в области международных от ношений велись в основном в рамках реализма (неореализма, структурного реализма), либерализма (либерального институцио нализма), структурализма и марксизма (неомарксизма) [17–19], то резонно предположить, что и философский аспект этих отношений может исследоваться в рамках тех же самых парадигм – явно одно сторонних, но все еще обладающих большой инерционной силой. Вместе с тем пограничный характер новой дисциплины, то есть ее

причастность философии, могут привести к обогащению парадиг мальной палитры, что мы, собственно, и наблюдали в последние го ды, когда некоторые теоретики международники начали все шире опираться (не всегда, впрочем, оправданно) на работы постмодерни стов – прежде всего, Мишеля Фуко и Жака Дерриды. Хорошо было бы поискать и новые теоретико методологические подходы – напри мер, связанные с культурной антропологией и глубинной психоло гией (имеется в виду прежде всего проблематика архетипов).

Третья задача – формирование собственного категориального аппарата. Без него не может обойтись ни одна наука, ибо катего рии суть фундаментальные предельные понятия, раскрывающие базовые характеристики предмета данной науки и описываемой им сферы бытия. Категории – это оптика, с помощью которой мы ис следуем объект в его конкретном предметном срезе. Но вот вопрос: должна ли философия международных отношений пользоваться традиционными философскими категориями (материя, простран

198

Batalov_2008.qxd 14.05.2008 22:51 Page 199

Философия международных отношений

ство, время, материальное, идеальное и пр.), или традиционными категориями науки о международных отношениях (сила, баланс сил, гегемония и пр.), или, быть может, традиционными категори ями правоведения – в первую очередь международного права (аг рессия, война, суверенитет и пр.)?

На мой взгляд, вопрос должен ставиться не об априорной целена правленной трансплантации и реинтерпретации категорий, исполь зуемых другими науками (это обычно происходит само собой в про цессе формирования нового знания), а о выявлении таких предель ных, фундаментальных понятий, которые раскрывали бы сущность, основные закономерности международных отношений в их философ ском срезе. Что будут представлять собой эти понятия – определится в ходе исследовательской практики. Но при этом следовало бы по мнить слова Карла Шмитта: «Определить понятие политического можно, лишь обнаружив и установив специфически политические категории. Ведь политическое имеет свои собственные критерии, на чинающие своеобразно действовать в противоположность различ ным, относительно самостоятельным предметным областям челове ческого мышления и действования, в особенности в противополож ность моральному, эстетическому, экономическому» [20, c. 292].

Поучителен, на мой взгляд, и конкретный путь, которым идет, решая поставленную задачу, упомянутый выше исследователь. Эта пространная цитата наглядно характеризует его подход: «Специфи чески политическое различение, к которому можно свести политиче ские действия и мотивы, – это различение друга и врага [amicus/hostis]… такое различение применительно к политическому аналогично относительно самостоятельным критериям других про тивоположностей: доброму и злому в моральном, гармоничному и негармоничному в эстетическом и т.д. … Смысл различения друга и врага состоит в том, чтобы обозначить высшую степень интенсивнос ти соединения или разделения, ассоциации или диссоциации; это различение может существовать теоретически и практически неза висимо от того, используются ли одновременно все эти моральные, эстетические, экономические или иные различения. Не нужно, что бы политический враг был морально зол, не нужно, чтобы он был эс тетически безобразен, не должен он непременно оказаться хозяйст венным конкурентом, а может быть, даже окажется и выгодно вести с ним дела. Он есть именно иной, чужой, и для существа его доволь но и того, что он в особенно интенсивном смысле есть нечто иное и чуждое, так что в экстремальном случае возможны конфликты с ним, которые не могут быть разрешены ни предпринятым заранее установлением всеобщих норм, ни приговором «непричастного» и потому «беспристрастного» третьего» [20, c. 292–293].

199

Batalov_2008.qxd 14.05.2008 22:51 Page 200

Э.Я.Баталов. Человек, мир, политика

Понятно, что экстремальный случай, о котором говорит Шмитт, это борьба, война. «Понятия “друг”, “враг” и “борьба” свой реальный смысл получают благодаря тому, что они в особенности соотнесены и сохраняют особую связь с реальной возможностью физического убийства. Война следует из вражды, ибо эта послед няя есть бытийственное отрицание чужого бытия. Война есть толь ко крайняя реализация вражды» [20, c. 297].

Формула Шмитта – это, разумеется, лишь одно из возможных решений задачи формирования категориального аппарата филосо фии международных отношений. Но она являет собой яркий при мер методологии подхода к этой задаче, не говоря уже о том, что многое в ней правильно по существу92.

И последнее. Ни одну научную дисциплину невозможно со здать по заказу: она должна родиться сама собой. Точнее – как бы сама собой. А чтобы «роды» состоялись и прошли успешно, мы должны задать себе психологическую установку на поиск философ ского измерения (как мы его понимаем в данный момент) междуна родных отношений и попытаться смотреть на мир шире, чем дела ли это до сих пор.

92 Не было, кажется ни одного крупного (о великих уже не говорю) философа, кото рый бы не обратил своего взгляда на проблему война мир. Разумеется, речь идет о широком толковании этих понятий, то есть не просто о столкновении вооруженных групп людей на поле боя с последующим замирением и даже не о стремлении одно го субъекта подчинить другого своей воле путем применения насилия, установить над другим свою власть (хотя и об этом тоже), но о вражде и дружбе, о борьбе и единстве противоположностей, об источнике развития, о бытии небытии. Наконец, философское понимание проблемы война мир – это ключ (во всяком случае, один из ключей) к пониманию международных отношений в единстве их сущности и су ществования. В связи со сказанным становится более понятной и встречающаяся в некоторых публикациях точка зрения, что современные международные политиче ские институты, современное международное право покоятся на скрытой и, воз можно, не всегда осознаваемой презумпции неизбывного стремления человечества к войне, к массовому убийству – санкционированному или несанкционированному. Да ведь и о стремлении к миру мы говорим именно потому, что исходим из той же самой презумпции. Именно эта презумпция определяет глубинное фундаменталь ное недоверие народов друг к другу, стремление подняться над другим и, возмож но, уничтожить его. Что скрывается, например, за знаменитым тезисом, входящим в доктрину Буша и выраженным с помощью такого понятия, как preemption, означаю щим ориентацию на упреждение, на опережающее действие? Все та же презумпция. Твое собственное бытие может быть гарантировано только небытием другого, как врага. Эта презумпция стояла за стремлением к построению великих империй про шлого. Она стоит за действиями современных держав. Словом, si vis pacem, para bellum – если хочешь мира, готовься к войне. Конечно, этот спорный тезис – лишь одно из возможных толкований рассмотренной «формулы».

200