Шапталов Б.Н. - Деградация и деграданты. История социальной деградации и механизмы её преодоления - 2014

ральных регуляторов. Христианство выступало против разгула страстей, против гедонизма как вожделенного способа проведения земной жизни. Христианство освящало патриархальные ценности, что должно было спо­ собствовать преодолению демографического кризиса (римский народ как раз вступил в фазу депопуляции, т. е. окончательного распада этноса). Взамен, в качестве компенсации и поощрения, сулилось воздаяние в за­ гробной жизни. Причем воздаяние распространялось не только на правя­ щую элиту, как это было в египетской религии, а райское блаженство в греко-римской мифологии вообще не предусматривалось, Но на всех лю­ дей, независимо от материального положения и социального статуса, лишь бы человек выполнял религиозные, а через них социальные предпи­ сания, поддерживающее этноэнергетику. Для разнузданной римской чер­ ни, в которую выродился великий римский народ, разменявший былые принципы жизнедеятельности на «хлеба и зрелища», такой «педагогиче­ ский» подход был как нельзя кстати. Однако спасти западную часть импе­ рии не удалось даже с помощью новой религии, и римляне вскоре попали под власть других, пассионарных на тот момент народов, а затем раство­ рились среди пришельцев. Античная цивилизация погибла, была почти забыта и лишь тысячу спустя фрагмент за фрагментом восстановлена фи­ лологами, историками и археологами.

Попытки лечения римского общества показали, что по достижении некоей границы повернуть процессы деградации уже невозможно. Этнос обречен и сходит с исторической арены, а последующее существование его культуры целиком зависит от того, заинтересуются ли ею другие на­ роды.

Много раньше, чем в Риме те же процессы «сытости», переросшие в деградацию, захватили Грецию и погубили ее демократию. Слово «сиба­ рит» — греческого происхождения (образ жизни жителей города Сибарис в Италии поразил воображение суровых латинян и понятие стало нарица­ тельным). Современный нам историк так отметил этапы деградации:

«В IV в. до н. э. в Афинах так же, как и в других греческих городах, вновь начала входить в моду тяжеловесная и вычурная азиатская рос­ кошь. Строгий аттический стиль причесок, одежды, обуви, мебели и т. п. постепенно вытеснялся более прихотливыми фасонами, чужды­ ми подлинно эллинскому чувству прекрасного. Хорошим тоном... ста­ ли считаться пышные застолья, на которые приглашали всех подряд, стараясь поразить воображение гостей роскошью стола, изысканно­ стью сервировки, разнообразием подаваемых блюд и прекрасной вышколенностью прислуживающих за столом рабов. Делом чести для ка­ ждой богатой семьи было теперь обзавестись искусным поваром, кото­ рый мог поддерживать на должной высоте репутацию хлебосольного хозяина. Эти обеды расплодили в городе целое сословие так называв-

мых "параситов" — нахлебников (от греч. ovtoç — «хлеб», "пища")»

(Андреев Ю. В. Цена свободы и гармонии. Несколько штрихов к порт­ рету греческой цивилизации. СПб.: Алетейя, 1998. С. 358).

Следствием изменения общественных предпочтений стал сдвиг инте­ ресов из политической сферы в развлекаловку:

«В самый разгар борьбы Афин с Македонией за контроль над чер­ номорскими проливами Демосфену, тогдашнему руководителю афин­ ской внешней политики, лишь с огромным трудом удалось убедить своих сограждан в необходимости передачи на военные нужды и в том числе на постройку новых кораблей для военного флота хотя бы части тех денег, которые хранились в это время в так называемой "зрелищной кассе" (феориконе) — специальном фонде, созданном для оплаты при­ обретаемых гражданами театральных билетов» (Там же. С. 357).

В результате:

«Заманить народ на собрание для обсуждения самых насущных во­ просов государственного жизнеобеспечения теперь удавалось лишь с помощью так называемой "диеты" — платы за участие в заседании, ко­ торая постоянно росла...» (Там же. С. 357).

Финал понятен:

«Мысль о необходимости железной руки, способной наконец на­ вести порядок в стране и излечить греческое общество от терзавших его недугов, в то время, как говорится, носилась в воздухе и импониро­ вала людям, подчас державшимся весьма несходных политических взглядов» (Там же. С. 369).

Диктатура, как известно, присуща не только демократии в период де­ градации, но и многим другим государствам. Однако большинство дикта­ тур в Латинской Америке, Африке, Азии были «не системными», и связа­ ны исключительно с честолюбивыми и клановыми интересами групп, за­ интересованными в установление контроля за государственными дохода­ ми. «Системные» же диктатуры преследовали две глубинные цели — по­ пытаться отрегулировать энергетическое состояние нации и мобилизовать ее на решение крупных общегосударственных задач, как это сделал де Голль после переворота 1958 г., а диктаторы Южной Кореи и Тайваня использовали свою власть для создания механизмов экономической экс­ пансии, без чего процветание страны было невозможно. Но успешных авторитарных режимов мало. Многие лишь усугубляли ситуацию, иные, после решения первоначальных проблем в конечном итоге доводили его до краха (Наполеон I, Наполеон III, Муссолини, Гитлер). Исключения бы­ ли связаны с теми диктаторами, которые во главу угла ставили вопросы

развития экономики (генералы Пак Чжон Хи, Ро Дэ У в Ю. Корее, Чан Кайши на Тайване, Франко в Испании). Эти режимы по мере усиления среднего класса эволюционировали в нормальную демократию.

Современные развитые страны вступили на путь «социального пере­ едания». Только в отличие от Аргентины (1940-50-е гг.), Греции (2000-е гг.) и других государств, увлекшихся наращиванием социальных расходов в отрыве от производительности труда, они имеют возможность эксплуати­ ровать ресурсы других народов и тем отодвинуть кризис, правда, за счет его последующего углубления.

Гибель античной цивилизации не просто факт истории, а предосте­ режение современной европейской (демократической) цивилизации, вполне способной повторить ее участь.

2.2.2. «Византийская модель»

Основная причина гибели Византии — деградация правящей элиты и связанное с этим падение качества управления. Это не позволило надле­ жащим образом использовать огромные ресурсы государства, и могучая держава потерпела поражение от более слабых кочевых племен арабов и тюрок. Затем, воспользовавшись раздорами в правящей верхушке, импе­ рию добили крестоносцы. В периоды нормального состояния правящей элиты Византия успешно боролась с внешними врагами и неоднократно побеждала их. Но сохранять веками на высоком уровне потенциал правя­ щего класса дело чрезвычайно трудное, практически невозможное. Для этого необходимо регулярное обновление правящей верхушки, причем в строго определенных качественных параметрах. В условиях отсутствия демократии оно проходило традиционным для монархий способом: ис­ черпавшая себя правящая династия свергалась, и к власти приходила све­ жая, энергетически заряженная на решение проблем страны новая группа. Обычно новые монархи происходили из военачальников, доказавшие свои выдающиеся организационные таланты на полях сражений. Придя к вла­ сти, они оттирали от государственных рычагов старую знать, заполняя вакансии своими сторонниками. Чаще всего новая элита вербовалась из провинции по деловым качествам. Этот клан управленцев заменял «отра­ ботанную» столичную знать.

Этнический состав византийских императоров был чрезвычайно пе­ стрым: греки, армяне, славяне, иллирийцы... Многие из них начинали свой путь наверх из крестьян, рядовых воинов и мелких чиновников. Вли­ вание свежей крови и уничтожение деградантов — стало главным спосо­ бом энергетической встряски правящего класса. Но этот процесс не мог происходить по заказу. Случай играл слишком большую роль. Не всегда в решающей момент во главе Византии оказывались «пассионарии». И то­

52 Часть 2. Системные характеристики деградации

гда армия империи проигрывала, может, и хуже вооруженным, но спло­ ченным войскам разогретого этноса в лице арабов, а затем тюрков. Точно так же в свое время ополчение римлян побеждало своих многочисленных, но энергетически более слабых врагов.

Если поздний Рим или жители города Сибарис превратились в симво­ лы гедонизма и разложения, то Византия стала символом гипертрофиро­ ванного бюрократизма. Той бюрократии, что зависит исключительно от личности правителя и слабо связана с народом. Поэтому, когда возникали крупные проблемы, например, неудачная война, то латать бреши за счет энергии и энтузиазма народа, как это делается в сплоченном этносе, она не могла. Демократии потому и оказывались более конкурентоспособны­ ми, что здоровое гражданское общество умеет сплачиваться перед внеш­ ними угрозами. В трудное время такой социум легко концентрировал имеющиеся ресурсы, и вражеская армия встречала перед собой не отдель­ ное войско, а вооруженный народ. Именно по этой причине проиграли полчища персов демократии Греции в V в. до н. э. На такую мобилизацию была способна не только демократия в период расцвета, но и этнос, нахо­ дящийся на родо-племенной стадии организации, если во главе оказывал­ ся ярко выраженный вождь-пассионарий, наделенный полководческими талантом. Византия не имела гражданского общества и вышла за пределы родо-племенной организации. Страна представляла собой конгломерат городских социальных групп и автономных сельских общин. Пространст­ во империи сцеплялось в единое целое властью бюрократической органи­ зации во главе с монархом. Пока была сильна чиновничья-монархическая власть — сильно было и государство. Слабела верховная власть — авто­ матически слабели государственные институты, включая армию. Выход из кризиса, как уже говорилось, состоял в обновлении верховной власти. Ко­ гда слабела правящая элита, ее свергала другая группа и тем обновлялся бюрократический аппарат управления. Когда слабело государство, и в это время появлялся сильный противник, государство терпело поражение. Таким был алгоритм византийской внешнеполитической истории.

В Византии перманентно на протяжении столетий, происходила сме­ на власти путем переворотов, и поражение государства становилось им­ пульсом к обновлению правящего класса. После чего следовало контрна­ ступление и многое отвоевывалось обратно. Это действовало, пока в про­ цесс не добавился следующий фактор — разложение самого этноса. В «римском» варианте деструкция, переросшая в социальное гниение, подобно гангрене, пошла снизу из ставшего «сытым» гражданского обще­ ства в элиту и властные структуры. В «византийском» же варианте про­ цесс шел сверху, от «головы» — от власть имущих к обществу.

Когда тюркские кочевые племена в XI веке ворвались в Малую Азию, цивилизационный уровень Византии был намного выше их. Соответст­

венно, армия была вооружена технически лучше кочевников. Раньше это могло привести не только к разгрому пришельцев, но и к их ассимиляции. Византия имела большой опыт цивилизаторства. Византийскую культуру и религию восприняли многие народы Восточной Европы. Однако на этот раз у византийцев ничего не вышло. Даже когда тюркское государство в Малой Азии было разбито Тимуром в конце XIV в., то и тогда Византия не сумела воспользоваться благоприятнейшим обстоятельством и вернуть хотя бы часть прежних позиций.

Когда государство терпит поражение, после которого оно не может оправиться даже в выгодной исторической ситуации, то это свидетельст­ вует о том, что процессом деградации охвачена не только правящая элита, но и подорвана энергетика народа. Такой этнос выделяет из себя только слабую власть, а слабая власть, опирающаяся на слабый этнос, рождает слабое государство. И уже смена династий и правящих элит ничего суще­ ственного не дает, разве что латание прорех и временное тонизирование управления.

Но сам по себе данный факт еще не означает обязательную гибель эт­ носа. Можно назвать десятки народов, которые выжили, находясь под враждебным господством на протяжении многих веков. С ромеями этого не произошло, они растворились среди пришельцев, и даже высокая куль­ тура и чуждая им религия не спасла от ассимиляции. Почему? Сравнение показывает, что не выжили и растворились и другие народы, создавшие великие имперские конгломераты, — мидяне, ассирийцы, вавилоняне, македонцы, эллины, римляне. Зато творцы локальных государств (армяне, болгары, евреи, сербы...) оказались способны пережить свой государст­ венный крах Исключением в ряду создателей великих империй стали ара­ бы и монголы, они тоже выжили, как этносы, но их коренные территории не захватывались и, главное, не подвергались колонизации пришельцами. Если бы кто-то польстился на пустыни Аравии и засушливые степи Мон­ голии, то малочисленное население этих районов (в Монголии XIX в. оно сократилось до нескольких сот тысяч человек) вряд ли смогло оказать со­ противление и растворились бы, как схожие им по типу маньчжуры в со­ седнем Китае.

Отсюда можно предположить, что перенапряжение и постепенное ис­ тощение этноэнергетики народов, сотворивших великие экспансионист­ ские империи, способствовало их последующей гибели. Социальная эн­ тропия оказалась выше предела выживаемости. Захваченные куски оказа­ лось трудно переварить, а их удержание стоило захватчикам исторической перспективы. Поэтому одной из задач правящего класса активного, пас­ сионарного, социума является точное определение границ эффективной экспансии, за пределами которых расход энергии начинает превышать ее возмещение. Самый успешный византийский император Юстиниан (VI в.)

54 Часть 2. Системные характеристики деградации

вел войны в Северной Африке, Италии и Месопотамии одновременно, и создал обширную империю, но этим Византия намного превысила свои материальные и моральные возможности. И позже ее правители занима­ лись только одним — пытались удержать сокращающиеся границы импе­ рии. Безуспешно. Уже в VII веке арабы захватили большую часть владе­ ний Константинополя в Африке и Азии. Этот процесс удалось затормозить на несколько веков, но за это долгое время власти ничего не смогли при­ думать, чтобы обновить источники энергии страны. Приходилось черпать из старых. А они скудели с каждым столетием, пока процесс не завершил­ ся крахом — гибелью государства и растворение ромеев среди пришлых народов.

Среди потенциальных возможностей создания дополнительной силы была экономика. Для Византии же было характерно неумение властей соз­ давать передовую экономику. Национальное хозяйство было не хуже, но не лучше, чем у других, и когда появились другие экономические лидеры, то пришлось уступить дорогу сильным. Внешне могучая Византия отдала свои торговые позиции маленьким городам-государствам — Генуи и Ве­ неции, а на Востоке — арабским купцам. А ведь торговля, в том числе транзитная торговля между Востоком и Западом, в те времена относились к числу наиболее выгодных сфер образования капиталов. Однако деньги уходили «налево», и византийские императоры постоянно мучились про­ блемой поиска средств для содержания армии. Приходилось обращаться к налоговому прессу. Рост налогов вызывал недовольство. Дело доходило до того, что население встречало захватчиков как своих освободителей. По­ этому арабам без особого труда удалось в считанные годы захватить Пале­ стину, Сирию, Египет. А когда тюрки вторглись в Малую Азии, то ромейские города пошли на сотрудничество с пришельцами, ведь племена ко­ чевников не знали, что такое налоги.

Государства византийцев и римлян — классические примеры самоли­ квидации государства и народа. Внешние силы лишь воспользовались благоприятными возможностями, чтобы добить одряхлевших львов.

Через тысячу лет после официального упразднения Западной Рим­ ской империи в 1453 г. пал и Константинополь, а с ним и Восточная Рим­ ская империя. Через два-три столетия ромеи исчезли как этнос. Зато их соседи армяне, албанцы, болгары, греки, сербы, хотя также попали под власть османов, не только сохранили себя, свой язык и культуру, но спустя полтысячи лет сумели добиться национального освобождения и возрож­ дения своей государственности. Они сохранили свои источники жизнедея­ тельности.

Римская и Византийская модели не только разнятся между собой, но имеют общие черты. Прежде всего, это неспособность властей восстано­ вить этноэнергетику государствообразующего народа, остановить депопу­

ляцию коренного населения и заселение территории государства пришлы­ ми народами. Это модели деградации, в которых общим было то, что внешний имперский блеск сочетался с внутренним разложением.

Итак, из анализа имеющегося исторического материала можно прий­ ти к выводу, что разложение цивилизаций идет по «древнеримской» либо «византийской» моделям. Это условное название помогает сориентиро­ ваться в массе разнообразных фактов. В одной — «древнеримской» — оп­ ределяющим фактором разложения является материальная и духовно­ культурная «сытость» не только элиты, но и большей части общества. В другой — «византийской» модели — главным источником деструкции является дефицит эффективного управления при обилии ресурсов. Между этими моделями не может быть четкой границы. Социальные проблемы деградации носят сквозной характер, поэтому «перекличка» между этими моделями неизбежна, да и само моделирование служит, прежде всего, приемом наглядности. Наглядность тем более важна, что в условиях кри­ зиса этноэнергетики многие, ранее очевидные вещи общество перестает воспринимать как угрозы, предпочитая выдавать желаемое за действи­ тельность, заниматься самогипнозом и самоусыплением. А критика рас­ тущего негатива воспринимается с подачи определенных идеологических сил как «фобии» и склонность к паникерству. Поэтому, даже наглядное моделирование и исторические примеры не обязательно будут способст­ вовать тому, что правящие группы воспримут их как сигнал к жесткому противодействию тенденциям разложением. Но даже если правящая вер­ хушка проснется и обеспокоится, это не значит, что ей удастся переломить негативную ситуацию. «Перестройка» в СССР — один из наглядных при­ меров неэффективной попытки решения проблем разложения системы (причем силами деградантов!). Кроме обеспокоенности необходимо знать, что делать, чтобы деструктивный реформизм в духе «хотели как лучше, получилось, как всегда» не ухудшил положение.

2.2.3. Либеральная модель деградации

«Римская» модель деградации в наше время видоизменилась, «обога­ тилась» новым содержанием, в соответствии с тем уровнем, которого дос­ тигла демократия. Современную модель деградации можно назвать «либе­ ральной».

Но правомерно ли деградационную модель нашего времени называть «либеральной», ведь деградация демократии известна с античных времен, когда не было либерализма? Да, закономерности деградации остались те же, что в античности, но в древней Греции и Риме они происходили спон­ танно, «само собой», и не освящались идеологией. В наше время никакие социально-политические и культурные действия не происходят без ис­

56 Часть 2. Системные характеристики деградации

пользования идеологии. Уровень социального знания и социального ана­ лиза столь высок, что прикрыть, закамуфлировать процессы деградации без использования идеологических (и демагогических) приемов невоз­ можно.

Социальная жизнь является своеобразной диалектической ловушкой. Благоприятный фактор в один период времени может стать негативным в другой. Одной из задач правящего класса является отслеживание подоб­ ных превращений. Наиболее яркие тому примеры — крепостное право, общинное землевладение, абсолютная монархия, авторитарное правление. На определенном историческом этапе — эти социальные факторы были прогрессивными, или, по крайней мере, оправданными для сложившихся условий. Но пришло время, и они стали тормозом развития. Точно также и со свободами.

То, что свобода лучше, чем несвобода — понятно и детям. А вот дальше все намного сложнее. Кажущаяся очевидность противопоставле­ ния хорошего с плохим на деле может завести в тупик. Даже ученым му­ жам и политикам далеко не всегда понятно, почему гипертрофированные свободы ведут к росту негативных социальных процессов. И уж тем более трудно уловить, когда былое качество становится антикачеством.

Стремление к свободе является своеобразной индульгенцией для дея­ тельности политиков, творческой интеллигенции, журналистов и т. д. Если их деятельность способствует развалу государства и дезинтеграции обще­ ства — претензии к ним снимаются простым ответом: «Мы за свободу!» Отмазка так понравилась, что террористы, закладывая бомбу, снимают с себя ответственность за гибель людей, тем, что объявляют себя борцами за свободу.

Заявлено и усвоено, что свобода в наше время стала абсолютной цен­ ностью, к которой всем надо стремиться. И во главе этого идеологическо­ го течения встали либералы. В результате западное общество оказалось в ловушке, осмыслить которую оно пока не в состоянии, хотя и пытается, и литературы на сей счет море. В чем причины столь странного для мощ­ ной и опытной социологии состояния?

Свобода полезна и нужна, когда способствует развитию общества, и вредна, если толкает его к саморазрушению. В этом пункте начинается коренное различие между демократией и либерализмом. Но осознанию этого мешает фактическое отождествление понятий «демократия» и «ли­ берализм». Существует терминологическое и содержательное недопони­ мание того, чем именно демократ отличается от либерала, если вообще чем-то отличается. Приведем характерный пассаж из наугад взятой рабо­ ты, в которой касаются вопроса деятельности демократов и либералов. Речь идет о британской правящей элите. Английский автор пишет: «К двадцатому веку ее основная часть была названа вигами, или либе­

ральными консерваторами. В девятнадцатом веке она уступила усили­ вающемуся напору демократии...» (Д. Ливен. Российская империя и ее враги с XVIвека до наших дней. М.: Изд-во «Европа». С. 208) В данном отрывке английский историк — страны классической демократии, и пото­ му, казалось бы, должный прекрасно разбираться в политической терми­ нологии, называет демократов консервативного направления либеральны­ ми консерваторами. Автор не понимает, что демократы уступили не напо­ ру демократии, которая конституционно существовала в Англии с 1688 года, а напору либерализма.

Казалось бы, мелочь, какая разница кого как называть? В Англии во­ обще долгое время обходились именами «виг» и «тори», заменявших классические понятия «либерал» и «консервативный демократ». Однако этот терминологический разнобой имеет не только классификационное, но и идеологическое значение. Он становится причиной широко распростра­ ненного заблуждения, будто либерал и демократ это, в сущности, одно и тоже. А иногда под либералами понимаются «левые». Так, один из совет­ ских эмигрантов-экономистов И. Бирман, столкнувшись с реалиями за­ падной жизни, умозаключил: «Либеральность означает, в частности, про­ тивостояние капитализму как таковому и симпатию к социалистическим идеям» («Континент», 1983, № 35). И подобных «недоразумений» рассы­ пано на страницах книг и статей множество. В частности, «либеральны­ ми» называют экономистов демократического типа хозяйствования, ра­ тующих за увязывание роста социальных расходов с эффективностью на­ циональной экономики (ростом производительности труда и других по­ добных факторов). На деле же, между либералом и демократом, либераль­ ной и демократической практикой существует качественная разница.

Развитее западноевропейской цивилизации вызвало появления боль­ шого по численности слоя гуманитарной интеллигенции. В своем полити­ ческом развитии люди творческих профессий (литераторы, художники, юристы) шли от себя, потому требовали расширения индивидуальной свободы, столь необходимых для их интеллектуальной и практической деятельности. По мере роста значимости в жизни западного общества гу­ манитарной интеллигенции росло значение либералов. На этапе отмира­ ния феодальных институтов их позиция была закономерной и прогрессив­ ной. Но когда окончательно победила демократия, позиция либералов, чем дальше, тем больше, стала выглядеть двусмысленной, потому что, ратуя за свободы, они часто не разъясняли, о каких свободах идет речь. Свободы не могут быть свободами вообще, они всегда «в частности». Приведем пример с игрой в понятие свободы.

Один из ведущих идеологов либерализма Ф. Хайек в книге «Дорога к рабству» посчитал, что основной чертой западной цивилизации «является уважение к личности как таковой, т. е. признание абсолютного суверени­

58 Часть 2. Системные характеристики деградации

тета взглядов и наклонностей человека в сфере его жизнедеятельности, какой бы специфической она ни была...» (Хайек. Ф. Дорога к рабству. М.: Экономика, 1992. С. 8). Либерал с такой трактовкой согласится, а де­ мократ — нет. Его не устроят безапелляционные выражения «уважение к личности как таковой» и «признание абсолютного суверенитета взглядов и наклонностей человека», тем более «какой бы специфической она ни была». На практике получается, что государство уважает и заставляет уважать общество любую асоциальную личность — лентяя, алкоголика, садиста, криминального авторитета и т. д. «Абсолютный суверенитет» оборачивается пресловутой толерантностью, позволяющей чувствовать себя комфортно в западном социуме деградантам всех мастей. В соответ­ ствии с таким подходом современный кинематограф активно возвеличива­ ет преступный мир. Оно и понятно, разве профессиональный киллер не достоин уважения в сфере его жизнедеятельности, исходя из признания «абсолютного суверенитета наклонностей человека»?

Другой классик либерализма JI. Мизес в книге «Либерализм в клас­ сической традиции» охарактеризовал учение так: «В конечном счете либе­ рализм не имеет никакой иной цели, кроме как повышение материального благосостояния людей, и не касается их внутренних, духовных и метафи­ зических потребностей» {Мизес Л. Либерализм в классической тради­ ции. — М.: «Начала-Пресс», 1994. С. 9). И это редукция (упрощение) не преувеличение автора или неудачно выражение: на примере либерализо­ ванной России мы видим этот посыл в действии со всеми вытекающими из этой «простоты» последствиями в сфере культуры, морали и науки.

Либералы объясняют такой подход к обществу следующим образом: «Не от пренебрежения к духовным благам либерализм занят исключи­ тельно материальным благополучием человека, а от убеждения, что самое высокое и глубокое в человеке не может быть затронуто никакими внеш­ ним регулированием» {Там же, с. 10). А потому, если кто-то захочет тан­ цевать в храме или рубить иконы на «перфоманс», то вмешиваться не сто­ ит. Общество само разберется. Так и происходит, но пока общество мо­ рально здорово, а если нет...? Но для либерализма нет понятия «больно­ го» или «здорового» общества, ведь либералы исходят из понятия саморе­ гуляции — само заболело, само и вылечится, лишь бы свободе не мешать. Именно поэтому — из-за политики невмешательства — либерализм может стать фактическим защитником деградационных процессов, что и проис­ ходит на практике.

Один из идеологов «преодоления истории» модный философ Ж. Бодрийяр в статье «Патафизика 2000 года» написал: «Есть различные правдоподобные гипотезы о том, что касается... исчезновения истории. Выражение Канетти "человечество вдруг покинуло реальность" подразу­ мевает некую скорость, подобную тому, какая требуется телу, чтобы осво­