Тема 17. Экспериментальные исследования восприятия

Трудности возникали также и вследствие того, что при предъявле­нии в псевдоскоп трехмерного объекта оба изображения не сразу слива­лись в одно. Если же объект воспринимался одним глазом, то действи­тельная его форма легко осознавалась, а затем, когда возникало слияние обоих изображений, представления прямых глубинных отношений были достаточно сильными, чтобы противодействовать восприятию новой фор­мы. Поэтому во время эксперимента рекомендуется предварительно зак­рывать предъявляемый объект и постепенно открывать его лишь после того, как осуществится слияние открытых частей обоих изображений. «Знание», что объект должен восприниматься в «псевдоглубинных» от­ношениях, никому из испытуемых помочь не могло. Испытуемые смот­рели на объект, например, на руку со жгутами, и «видели» то, что им дано в представлении: сознание, что перед ними человеческая рука, по­давляло ощущение глубины. Мы советовали в этом случае не обращать внимание на воспринимаемое, «забыть» о том, что они видят, думать о постороннем и относиться к воспринимаемому как к неизвестному и без­различному. При этом мы накладывали дополнительно на руку папирос­ную бумагу и постепенно ее отодвигали. Если процесса «узнавания» постепенно открывающейся руки не возникало, то рука воспринималась в псевдоглубинных отношениях и осознавалась уже в новой своей фор­ме. Восприятие новой формы было обусловлено глубокими центральны­ми процессами больших полушарий коры головного мозга. Сознание уча­ствовало в процессе восприятия лишь в качестве «зрителя». Иногда про­ходило довольно много времени, пока автор настоящей работы внезапно начинал «видеть» рассматриваемый им объект в псевдоглубинных отно­шениях. Что будет воспринято, испытуемому неизвестно, и предвидеть это весьма трудно. Новая форма созидается вне контроля нашего созна­ния; сознается только то, что создано более глубокими процессами при одном, конечно, условии, что новая форма не находится в противоречии с нашими представлениями. Но в этом «согласовании» сознание не уча­ствует. Почему рука и лицо не изменяются без наложенных на них жгу­тов? Потому, что жгуты имеют случайную форму, и привычные «пред­ставления» не подавляют псевдоглубинных «ощущений» при восприятии жгутов в псевдоскоп. Эти отдельные участки, воспринимаемые в обрат­ных глубинных отношениях, являются как бы очагами, распространяю­щими свое влияние на окружающие участки кожи руки или лица, кото­рые при этом «поднимаются», если удается вытеснить «представления» этих участков, кожи рук или лица.

Из данного эксперимента видно, какие трудности возникают в тот момент, когда ощущения находятся в противоречии с привычными пред­ставлениями, и какие условия необходимы, чтобы увидеть то, что мы ощущаем.

Данный эксперимент интересен не только тем, что испытуемые видят в псевдоскоп новую, неизвестную им форму. Наибольший интерес

Компанейский Б.Н. Псевдоскопические эффекты 325

представляет та часть экспериментов, в которой обнаруживается, что испытуемые видят в псевдоскоп неизменное человеческое лицо в прямых глубинных отношениях, как только с этого лица сняты жгуты. Суще­ственно подчеркнуть, что трансформация формы возникает легче в том случае, когда при помощи жгутов удается: 1) создать очаги, через кото­рые в восприятие проникают глубинные ощущения, и 2) замаскировать форму лица.

Но чем более «мешает» прошлый опыт формированию нового обра­за в искусственных условиях, тем более он «помогает» правильному ото­бражению формы в реальной действительности.

В. В. Столин

ПРОСТРАНСТВЕННАЯ ФОРМА И ПРЕДМЕТНОСТЬ ОБРАЗА¹

Многочисленные замечания о связи значения и формы можно найти в литературе, в частности в описаниях зрительных эффектов при ношении оптических устройств. Так, Эймс, описывая свои впечатления от ношения анисейконических очков, вызывающих видимый наклон плоскостей, заме­тил, в частности, что озеро вместо того, чтобы выглядеть наклоненным своей наиболее удаленной стороной, выглядело обычным, но дальше рас­положенным². Как мы уже замечали, для трансакционалистов подобные наблюдения подразумевали проблему того, какая из возможных эквива­лентных конфигураций будет воспринята. Основной механизм выбора ка­кой-то конкретной конфигурации — это предположения. Мы уже крити­ковали, в общем, последний тезис трансакционалистов. Обратимся теперь вновь к псевдоскопическим трансформациям с тем, чтобы на эмпиричес­ком уровне по крайней мере наметить существенные черты того процесса, который, как мы предполагаем, состоит в придании значения некоторому фузированному фрагменту видимого поля и одновременной его простран­ственной локализации.

Перед испытуемым ставилась на полу обычная фарфоровая миска, не доверху наполненная подкрашенной жидкостью. Когда происходила трансформация воспринимаемой формы миски, жидкость оказывалась поверх вывернутой поверхности. Однако теперь это уже не было жидко­стью: одни испытуемые видели желе, другие — пластмассу, третьи — «студень», иногда металл. В любом случае жидкость превращалась во что-то такое, что могло бы удержаться на выпуклой поверхности. Вмес­те с тем изменялись все переживаемые (как зрительно, так и незритель-

¹ Восприятие и деятельность / Под ред. А.Н.Леонтьева. М.: йзд-во Моск. ун-та, 1976. С. 186-192.

² См.: Ittelson W. Visual Space Perception. N. Y., 1962.

Столин В.В. Пространственная форма и предметность образа 327

но) качества того, что до трансформации было жидкостью. Так, в пря­мом рельефе наблюдатель мог воспринимать два цвета, соответствующие двум предметам, — цвет самой миски и цвет жидкости, которая налита в миску. Однако эти два цвета передаются единым цветом одного фраг­мента зрительного поля. Когда этот фрагмент служит исходным матери­алом для образа другого предмета — металла, пластмассы, то меняется и цвет. Вместо двух воспринимается один, соответствующий новому предмету. Возник вопрос, подчиняется ли это переозначение единому се­мантическому целому или для восприятия такая целостность семанти­ческих свойств не является необходимой, т.е. на некоторые воспринима­емые противоречия можно «закрыть глаза»¹. С этой целью каждый из вариантов видения был оценен с помощью специально составленных се­мантических шкал, которые представляли из себя набор пар антонимов. Примерами таких пар могут служить оппозиции типа твердый — мяг­кий, густой — жидкий, гладкий — шероховатый и т.д.; наличие каж­дого свойства оценивалось по четырехбалльной системе².

Всего было выделено три типа видений: желеобразные тела (кисель, мед, студень), твердые полупрозрачные тела (стекло, янтарь, пластмас­са), твердые непрозрачные тела (металлы). По каждому из типов виде­ний только те оценки обладали низкими дисперсиями, которые относи­лись к свойствам, могущим быть связанными в единое видение.

Можно возразить, что это лишь осознаваемое, но не воспринимае­мое единство. Мы не отрицаем, что оно осознаваемо, тем не менее пред­полагаем, что это и перцептивное семантическое единство. В этом убеж­дает сам характер ответов испытуемых: так, если в процессе восприятия происходила смена видения у одного и того же испытуемого, например, он видел то лед, то студень, он так сообщал свои впечатления: «Вижу то лед — твердый и прозрачный, то студень; когда вижу лед, то по нему плавают блики, а когда холодец, то блики неподвижны, а трясется он сам». В любом случае эти опыты показывают, что семантическая струк­тура образа обладает иерархией. Однако это исследование, конечно, не отвечает на вопрос, как соотносятся элементы зрительного поля с семан­тической системой, образуя собственно перцептивные единицы. Этот вопрос затрагивался в другом опыте, проведенном Петренко. В этих опы­тах исходным было допущение, что участки поверхности, ограниченные какими-либо контурами, в том числе и ограниченные теневыми конту­рами, могут быть приравнены к элементам зрительного поля. Опыты ве­лись в редуцированных условиях, но без применения оптических иска-

¹ См.: Столин В.В., Петренко В.Ф. О семантике визуального мышления /,/' Материалы Всесоюзного симпозиума «Мышление и общение». Алма-Ата, 1973.

² См.: Петренко В.Ф. О методике категориальной классификации семантических образований в мышлении и восприятии: Дипломная работа. Факультет психологии МГУ, 1973.

328