Тема 17. Экспериментальные исследования восприятия

Рис. 4. Эксперимент Смита с введением временной отсрочки между действием и его зрительным восприятием. Отсрочка задавалась с помощью бесконечной ленты видеомагнитофона

обещает дать весьма интересные результаты. Этот вид смещения изобра­жений достигается с помощью описанных выше телевизионной камеры и монитора, а также видеомагнитофона, снабженного бесконечной лен­той, благодаря чему возникает временная задержка между регистрацией изображения камерой и подачей его на монитор. Испытуемый таким об­разом видит свою руку (или другой предмет) в прошлом, с временным отставанием, которое регулируется расстоянием между записывающей и воспроизводящей головками видеомагнитофона (рис. 4).

Эта ситуация представляет не только теоретический интерес, она важна также и в практическом отношении, потому что и в авиации, и при управлении многими другими механизмами, работающими с отсроч­кой, необходим контроль со стороны человека, но если подобная отсроч­ка нарушает навыки оператора, это может стать серьезной проблемой. Установлено, что короткие отсрочки (порядка 0,5 с) делают движения резкими, плохо скоординированными, так что рисование становится по­чти невозможным, а письмо явно затрудняется (рис.5). Тренировка не дает улучшения, или оно невелико.

Грегори Р. Смещенные изображения

305

Puc. 5. Рисунки и письмо при временной отсрочке Слева направо: обычные рисунки и письмо; рисунки и письмо при зрительном контроле через телевизионную камеру, но без отсрочки; рисунки и письмо при зрительном контроле через те­левизионную камеру с отсрочкой. Отсрочка создает непреодоли­мые помехи, в то время как смещение зрительного изображения в пространстве может быть скомпенсировано. (Эти результаты имеют практическое значение, так как при многих задачах, свя­занных с контролем, например, при управлении самолетом, воз­никает какое-то отставание во времени результатов от действий.)

306

Тема 17. Экспериментальные исследования восприятия

Какие выводы мы можем сделать?

Мы сделали обзор экспериментов с различного рода смещениями сетчаточных изображений. Во всех случаях смещение было планомер­ным, т.е. производилось согласно определенному принципу; был иссле­дован широкий диапазон смещений: по вертикали и по горизонтали (от­дельно по каждому направлению или по обоим одновременно); искаже­ния, наблюдаемые при фиксированном взгляде или при свободном движении глаз; смещения изображения во времени.

Результаты этих опытов не так просто оценить, однако в целом, по-видимому, можно сказать, что при всех возможных смещениях изобра­жений человек проявляет известную адаптацию - исключение составля­ет только смещение изображения во времени, - в то время как у всех других животных, кроме обезьян, ее нет.

Означает ли это, что дети должны учиться видеть? Конечно, эти опыты еще не дают оснований для такого вывода, но если у взрослых людей действительно наблюдаются существенные изменения в перцептив­ной системе для компенсации упорядоченных изменений сетчаточных изображений, то предположение о важной роли обучения в восприятии кажется вполне правдоподобным. К сожалению, мы еще не знаем, на­сколько фундаментальна та реорганизация перцептивной системы, кото­рая происходит при адаптации, и в какой мере при этом над старыми перцептивными связями надстраиваются новые. Во всяком случае, оче­видно, что перцептивная система человека обладает большой гибкостью и способна адаптироваться к новым условиям. А это очень важно для приспособления к изменяющемуся миру.

Там, где имеет место адаптация — в экспериментах Стрэттона и Гиб-сона с человеком, в которых производилось переворачивание или искаже­ние сетчаточного изображения, — еще не вполне ясно, каким образом мир начинает восприниматься испытуемым как нормально ориентированный. По-видимому, странность этого мира просто перестает замечаться, а это уже совсем иной вывод, чем тот, который делается исследователями. В опытах Хелда, где пара котят воспитывалась в темноте и только активный котенок из каждой пары научался видеть, — а также в ранних, самых пер­вых аналогичных исследованиях Ризена, который воспитывал шимпанзе в полной темноте и после помещения их на свет обнаружил у них медлен­ное развитие зрения, - остается неясной та интерпретация фактов, кото­рая дается исследователями.

Животные, выросшие в темноте, как правило, пассивны и науча­ются очень немногому. В некоторых аналогичных случаях отключения зрения у человека также были отмечены существенные трудности в раз­витии; один из таких людей не мог даже на ощупь отличать шар от куба. Эти эксперименты интересны и важны, но в настоящее время мы

Грегори Р. Смещенные изображения

307

еще не можем с уверенностью оценить все значение этих наблюдений. Ясно лишь, что восприятие человека легко поддается модификации по­средством обучения (студенты-медики, впервые пользующиеся микро­скопом, знают это по опыту), однако очень трудно установить, что имен­но дано нам от рождения, а что приобретено в результате обучения.

В добавление к этим трудностям, при рассмотрении данной пробле­мы мы встречаемся еще с одной своеобразной трудностью логического по­рядка, которая связана с пониманием самого термина «восприятие», осо­бенно когда речь идет об опытах над животными. Возьмем, например, опыты Хелда с активным и пассивным котятами: представим себе, что пассивный котенок выучился видеть, понимая под этим, что структура его сетчаточных стимуляций организовалась у него в образы отдельных предметов в то время, когда активный котенок крутил его на «карусе­ли». Но как мы узнаем, что котенок научился видеть (т.е. что у него сформировались образы отдельных предметов)? Как можно ожидать от него соответствующих поведенческих реакций, если они никогда раньше не связывались с его восприятием предметов? И здесь возникает основ­ная проблема, а именно: должны ли мы понимать под восприятием то, что нам известно из нашего собственного перцептивного опыта или мы должны ограничиваться изучением поведения, которое регулируется ин­формацией, получаемой от органов чувств? С точки зрения строгого би-хевиориста, субъективный опыт не может быть предметом исследований по восприятию, однако мы вынуждены признать, что в концертном зале или в картинной галерее люди проникают во внутренний мир художни­ка, настолько важный для них, что это и побуждает их посещать такие места. Что бы ни утверждали художественные критики, не внешнее пове­дение деятелей искусства, а скорее их переживания интересуют слуша­телей и зрителей. Но можем ли мы судить о перцептивном опыте живот­ных? По-видимому, нет, и в этом-то и заключается трудность. Мы не понимаем этого воспринимаемого мира животных, так же как нам непонятен и мир, воспринимаемый младенцем; каково бы ни было пове­дение животных, оно не раскрывает нам полностью их внутренний мир. В данном случае особенно важную роль играет язык: он выходит за пре­делы непосредственной ситуации «стимул — внешняя реакция», однако как у младенца, так и у животных нет языка, хотя в данном случае он более всего необходим, — ив этом и состоит сложность изучения данной проблемы.

А.Д. Логвиненко

МОДИФИКАЦИЯ ЗРИТЕЛЬНЫХ НАПРАВЛЕНИЙ,

ЗРИТЕЛЬНОГО ПРОСТРАНСТВА

И ВИДИМОГО МИРА¹

Инвертированное зрение

Стрэттон показал, что при длительной инверсии сетчаточных изобра­жений к испытуемому постепенно возвращается способность видеть мир в правильной ориентации². Однако спустя тридцать лет, американский пси­холог Иверт, повторив эксперимент Стрэттона, не наблюдал адаптации ни у одного из своих испытуемых (одним из испытуемых был сам Иверт). И это несмотря на то, что его эксперимент длился около двух недель, т.е. в полтора раза больше, чем у Стрэттона³. Так возникла проблема адаптации к инвертированному зрению. Последующие попытки внести ясность в эту проблему не принесли ничего нового. Проведенные в американских уни­верситетах два длительных эксперимента по адаптации к инверсии укре­пили скепсис бихевиорально ориентированных психологов относительно возможности перцептивной адаптации к инверсии'¹. В то же время австрий­ский психолог Колер, имевший гештальтистскую ориентацию, работая с инвертированным зрением, полностью подтвердил выводы Стрэттона о воз­можности перцептивной адаптации⁵.

¹ Логвиненко А.Д. Зрительное восприятие пространства. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С. 74-96.

² См.: Stratton G. Some preliminary experiments in vision without inversion of the retinal image // Psychol. Rev. 1896. Vol. 3. P. 611-617; Stratton G. Vision without inversion of the retinal image // Psychol. Rev. 1897. Vol. 4. P. 341-360, 463-481.

³ См.: Ewert P.H. A study of the effect of inverted retinal stimulation upon spatially coordinated behavior // Gen. Psychol. Monogr. 1930. Vol. 7. P. 177-363.

⁴ См.: Peterson J., Peterson J. K. Does practice with inverting lenses make vision normal? // Psychol. Monograph. 1938. Vol. 50. № 225. P. 12-37; Snyder F.W., Pronko N.H. Vision with spatial inversion. Wichita: University of Wichita Press, 1952.

⁵ См.: Kohler I. The formation and transformation of the perceptual world // Psychol. Issues. 1964. Vol. 3. Translated by H. Fiss. P. 1-173.

Аогвиненко А.Д. Модификация зрительных направлений... 309

Внимательный анализ экспериментальных дневников, которые ве­лись этими авторами во время проведения хронических экспериментов, позволил нам обнаружить следующие примечательные факты¹. Во-пер­вых, ход перцептивной адаптации, как он открывался испытуемым во время хронического эксперимента, был одинаков во всех экспериментах независимо от того, какой окончательный вывод делался эксперимента­тором относительно исхода эксперимента. Во-вторых, по мере адаптации к инверсии испытуемые теряли способность оценивать ориентацию сво­их зрительных образов. Иными словами, испытуемые в ходе опыта зат­руднялись с ответом на прямой вопрос о том, как они видят мир — пра­вильным или перевернутым. Это обстоятельство выглядит по меньшей мере странным, ибо речь идет не о каких-то нюансах в зрительной кар­тине, а о ее ориентации относительно вертикали. В-третьих, даже авто­ры, по мнению которых их эксперименты завершились полной перцеп­тивной адаптацией, опускали в своих дневниках такой важный момент, как собственно наступление правильного видения. Складывается впечат­ление, что правильное видение у их испытуемых появлялось постепен­но. Однако трудно себе представить процесс, в ходе которого постепенно и незаметно для испытуемого изменяется вертикальная ориентация зри­тельной картины на противоположную. В-четвертых, почти все исследо­ватели указывали на то, что пристальное вглядывание в зрительную кар­тину, ее интроспективный анализ позволяли все-таки обнаружить пере­вернутость визуального поля даже в конце длительного адаптационного периода. В свете этого факта становится понятным, почему те авторы, которые брали за критерий адаптации исчезновение каких бы то ни было признаков перевернутости, делали вывод об отсутствии адаптации², а авторы, придерживавшиеся более широкого толкования понятия образ, считали общее впечатление «естественности», «нормальности» визуаль­ного мира достаточным основанием для утверждения о полной перцеп­тивной адаптации³.

Поскольку предыдущие исследователи инвертированного зрения ос­тавили больше вопросов, чем получили ответов, нами было предпринято собственное исследование инвертированного зрения и проведено несколь-

¹ См.: Логвиненко А.Д. Экспериментальные исследования инвертированного зрения // Зрительные образы: феноменология и эксперимент. Душанбе: Дониш, 1974, Ч. IV. С. 80-146.

² См.: Ewert Р.Н, A study of the effect of inverted retinal stimulation upon spatially coordinated behavior // Gen. Psychol. Monogr. 1930. Vol. 7. P. 177-363; Peterson J., Peter­ son J.K. Does practice with inverting lenses make vision normal? // Psychol. Monograph. 1938. Vol. 50. № 225. P. 12-37; Snyder F.W., Pronko N.H. Vision with spatial inversion. Wichita: University of Wichita Press, 1952.

⁸ См.: Stratton G. Some preliminary experiments in vision without inversion of the retinal image // Psychol. Rev. 1896. Vol. 3. P. 611-617; Kohler I. The formation and transformation of the perceptual world // Psychol. Issues. 1964. Vol. 3. Translated by H. Fiss. P. 1-173.

310