Контрольные вопросы

• Какие гипотезы о природе и происхождении души, рассмотренные христиан­ством в исторической перспективе. Вы можете назвать?

• Какие концепции в итоге возобладали в православно-догматическом учении, какие были отвергнуты Церковью, и почему?

Глава 1.3. Понятия психика душа, индивид - личность в психологии и христианской теологии

В современных вариантах определения психики последняя интерпретиру­ется как функция мозга или же «высокоорганизованной материи» [5, с.9-19] [21. с.45], психофизического существа человека, сущность которой состоит в актив­ном отражении действительности [9] [6] [2| [19J. Кроме того, в научных публи­кациях, как правило, прослеживается тенденция к уравниванию смыслового со­держания понятий «психика» и psyche («душа»). Так, «психику представляют как совокупность определенных процессов, как продукт и условие определенно­го взаимодействия, как свойство материи, как функцию мозга, а не как опреде­ленную субстанцию (собственно субстанцию). Иными словами, психика в этих определениях является не субстанцией, а свойством субстанции — нервной сис­темы. При этом отмечается, что психические процессы не сводятся к нервным (физиологическим) процессам..., однако не объясняется, к чему же конкретно они сводятся» [7, с. 16], если души, отличной от психики, не существует.

Следует подчеркнуть, согласно замечанию Т. Букановской, что в совре­менной психологии и психиатрии, даже, казалось бы, нерелигиозной, a priori признается уникальность человека и его обособленность от мира животных. И у животных есть своя «психика», как показывают исследования И. Павлова в об­ласти рефлексологии: память, внимание, воля. Но имея дело, например, с пси­хически больным человеком, «мы чаще всего думаем, что это прежде всего че­ловек, а не животное». Ведь «если говорить о болезнях тела, то наше сходство с животными настолько велико, что опыты над последними позволяют познать важные соматические функции человека. Но понятие», например, «душевной болезни человека относится к совершенно другому измерению. Причиной ду- шевиота заболевания могут стать такие переживания личности, как утрата смысла жизни, чувство несвободы, личностное несовершенство.

Человек, в отличие от животных, проявляет сознательную и бессозна­тельную психическую активность, кроме того, человеку присуще самосознание

• осознание личностью собственного Я.

Человек, в отличие от животных, владеет языком, речью. В. Гумбольт, один из основоположников философии языка, полагал, что не люди овладевают языком, а язык овладевает людьми, что в самой структуре языка воплощено оп­ределенное воззрение на мир, т.е. различие языков по их структуре связаны с национальными различиями в миросозерцании, и познание мира людьми детер­минируется их родным языком.

Надо отдать справедливость и отметить, что в последнее время в иерар­хии причин, обуславливающих развитие психических нарушений, на первое ме­сто все-таки выдвигаются социальные и психологические», а не только биоло­гические факторы [3, с.7-8].

Но. занимаясь специфически человеческой областью - психикой - не вторгается ли психология в сферу религиозной реальности: «души», «духа» че­ловека, или его личности? Отметим, что если бы это было так, если бы душу можно было бы действительно увидеть и исследовать психологическими и экс- периментпльнмми методами, то следовало бы признать полную «сиюприрод- пость» духовной природы человека, ее всецелую биологичность, а значит - отождествить понятия «душа» и «дух» с деятельностью центральной нервной системы (ЦНС), мозгом, темпераментом - индивидуапьностью человека. В та­ком случае душа вновь стала бы «философским» понятием, как это было в атеи­стической антропологической концепции, - и не понятна была бы принципи­альная разница психологического восприятия человека от просто животного.

Но данная позиция, как мы видели, не выдерживает критики с точки зре­ния психологии личности. На базовые определения материализма: «Душа - это сложный комплекс эмоциональных реакций на окружающий мир», «мысль - это всегда отражение материального мира» и «материальным носителем души» и мышления «является мозг»; «Как только перестает функционировать мозг..., так называемая душа исчезает», подобно тому, «как только компьютер выклю­чили, вся его интеллектуальная деятельность исчезла» [13, с.112-113], - бытовая человеческая психология упорно твердит, что cogito ergo sum (я мыслю - следо­вательно, я существую).

«Ну не равен я тем клавишам, на которые сейчас нажимаю в моем компь­ютере... Если перегорел компьютер, из этого не следует, что исчез я, его хозяин. Просто я стал недоступен для Интернет общения. Вот и в случае поломки мозга исчезаю не я, а моя способность общаться с другими людьми с помощью тела, контролируемого этим мозгом...

И вообще не хочу я быть «совокупностью общественных отношений» и «отражением материального мира»! Я могу творить эти «отражения» и менять материальный мир. А материализм, растворяя меня в мире природного детер­минизма, не может объяснить мне, отчего же я столь творчески не похож на слепой и бездумный мир, порождением и частью которого якобы являюсь.

На удивленный вопрос людей: «Что же еще нам может быть дано знать,

кроме всей совокупности объектов нашего знания?» - есть простой и совершен но самоочевидный ответ: за пределами мира объектов знания остается, по край­ней мере, сам умственный взор, па него направленный. «Я не могу встретим, мое я (как объект познания) по той простой причине, что оно есть тог, кт встречает все остальное. Э го похоже на то, как иногда человек ищет в комма и- очки, сквозь которые смотрит; он их не видит, потому что видит сквозь ни\ Самое большое открытие, которое может сделать человек - это открытие своей собственной души» - справедливо пишет Семен Франк. Впрочем, тем самым Франк лишь напоминает ту критику сенсуализма, которая проходит золотой ни тыо сквозь всю историю философии - от Платона до Канга. Так, например. Лейбниц, обсуждая догму сенсуализма: «Пет ничего в уме, чего бы не было прежде в ощущении» - добавлял: «Кроме самого ума»» [ 13, с.172-174].

По логике материализма непонятно, «что (же) такое душа, которая дол* на бредить при лихорадке, которую веселит стакан вина, а два стакана одуряю i, которую усыпляют и лишают сознания несколько центиграммов опиума или гашиша, которую ведет часто к превратным суждениям малейшее расстройство в организме? Что же такое эти столь прославляемые свобода, произвольность, самосознание, высокая способность мыслить? Не есть ли скорее эта душа толь ко мозг с его свойствами?» [7, с.28].

Материалистический подход к психике основан на достаточно очевидной связи, взаимозависимости физиологии человека с происходящими в ней психи чсскими процессами и состояниями. «Так. например, обыкновенный порез пальца может вызвать не только неприятное чувство — боль, но и изменить на­строение человека, то есть его психическое состояние. Определенное сотрясе­ние вещественного мозга может привест и к частичной или полной потере неве­щественного сознания. В одном из видов спорта — боксе эти состояния, в зави­симости от их длительности, даже получили специальные названия: нокдаун и нокаут...

Область нашего физического самочувствия или жизнечувсгвия есть как бы тот реальный фундамент, на котором строится вся наша душевная жизнь и от которого, как иногда кажется, а часто и непосредственно обнаруживается, всецело зависит и высшая сторона нашей душевной жизни — паши mi,юли и нравственные отношения к людям, паши взгляды на мир и жизнь, паша сила н сфере умственного и духовного творчества. 11о именно этот фундамент всецело определен внешними, телесными условиями, как бы опирается на независимую от человеческой воли, предопределенную почву нашего телесного устройства и состояния и окружающей нас внешней среды. Отсюда — то рабство человека, которое с такой мучительной остротой сознают и сознавали все, стремящиеся к свободной духовной жизни, и которое материализм и натурализм провозглаша­ет естественным состоянием человека и смакует в изречениях вроде того, что «человек есть то, что он ест» или что «без фосфора нет мысли»»...

С другой стороны, известны и духовные (невещественные) воздействия па физическое состояние человека. Святитель Лука (Войно-Ясенецкий - Н.Л.) при­водит следующий пример такого воздействия: «Общеизвестно могущественное влияние психики больного на течение болезни. Состояние духа больного, его доверие или недоверие врачу, глубина его веры и надежды на исцеление или, наоборот, психическая депрессия, вызванная неосторожными разговорами вра­чей в присутс твии больного о серьезности его болезни, глубоко определяют ис­ход болезни. Психотерапия, состоящая в словесном, вернее, духовном воздейст­вии врача на больного - общепризнанный, часто дающий прекрасные резуль­таты метод лечения многих болезней»... Так неприятное известие... может сильно повлиять не только на душевное, но и на физическое состояние челове­ка, вплоть до его обморока и потери (временной или постоянной) способности к разумной деятельности. Человек может даже умереть от постигнувшего его сильного эмоционального воздействия, например, сильного горя. Также извест­ны многочисленные случаи волевого воздействия человека, например, на часто­ту сокращения сердечной мышцы (частоту пульса), температуру тела и другие физиологические явления в теле.

Однако из связи физического состояния мозга и психического состояния человека вовсе не следует, что мозг и является собственно производителем (ор­ганом) наших мыслей, чувств и вообще нашего сознания, или что наше созна­ние является функцией или продуктом мозга» [7, с. 19-21].

Действительно, «из связи двух событий (их функциональной зависимо­сти)» вовсе не обязательно «следует, что одно из них является причиной друго­го». Например, «из того, что изменение сопротивления электрической цепи приводит к изменению силы тока в ней, очевидно, не следует, что это сопро­тивление и является причиной появления тока. Причиной тока является напря­жение, или разность электрических потенциалов двух точек, между которыми и протекает ток. Проводник же, обладающий определенным сопротивлением, вы­полняет здесь роль инструмента для появления (проявления) тока. Также и призма, через которую проходит световой луч, не является причиной появления цветового спектра вообще. Она... является лишь инструментом для разделения снегового .туча на различные цвета или причиной появления цветового спектра из светового луча. Также и музыкальный инструмент не является причиной по­явления музыки, хотя между его качеством и настройкой, с одной стороны, и качеством музыки, с другой, имеется определенная зависимость» [7, с.22-23].

Точно так же и «состояния тела» могут отражаться «па душевной деятель­ности. могут ослаблять и даже извращать ее, например, при болезни, старости или опьянении. Рассматривая эти явления, отцы Церкви часто пользуются срав­нением тела с орудием, находящимся в управлении. Различная степень проявле­ния души в теле» может свидетельствовать «лишь о превратности орудия —те­ла. Неблагоприятные для проявления души состояния тела можно сравнить с внезапной бурей па море, которая мешает кормчему проявить свое искусство, но не доказывает его отсутствия; примером может также служить расстроенная лира, из которой и самый искусный музыкант не извлечет стройных звуков (Лактапций); так и плохие кони не дают возможности наезднику показать свое умение (блаженный Феодорит)»...

Во время опьянения, обморока, умопомешательства и т.п. душа - рассуж­дает Исидор Пелусиот..., — уподобляется... кормчему, застигнутому морским волнением, или утопающему, который уносится туда, куда гонит его волна. Но это показывает не то, что» нет души или «душа не бессмертна, а только то, что имеются препятствия для ее деятельности. Ибо и наилучший музыкант не в со­стоянии сыграть стройной иссни, если будет расстроена лира или если бы он упал в море»...» [7, с.ЗЗ].

Единственное, чего точно не хватает материалистической позиции в ее схеме «мозг есть производитель психики» или «мысль есть функция мозга» - это «еще одной части, а именно той, аналогами которой являются в предыдущих примерах световой луч, электрический ток, музыкант, то есть —души» [7, с.35- 36].

11о этому поводу известный русский религиозный философ и психолог С. Франк еще в 1916 г. писал: «Будущий историк нашей современной духовной культуры, вероятно, с удивлением отмстит, как один из характернейших ее при­знаков. отсутствие в ней какого-либо определенного и признанного учения о сущности человеческой души и о месте человека и его духовной жизни в общей системе сущего...

Человечество, по-видимому, способно терять научный интерес к себе са­мому и жить, не понимая смысла и существа своей жизни. Так, по крайней мере, обстоит дело с нашей эпохой, начиная с момента, когда единственным офици­ально признанным философским учением о человеческой жизни стала так назы­ваемая эмпирическая психология, которая сама объявила себя «психологией без души»...

По дело тут вообще не в относительной ценности двух разных методов одной науки, а в простом вытеснении одной науки совсем другою, хотя и сохра­няющей слабые следы родства с первой, но имеющей по существу совсем иной предмет. Мы не стоим перед фактом смены одних учений о душе другими (по содержанию и характеру), а перед фактом совершенного устранения учений о душе и замены их учениями о закономерностях так называемых «душевных яв­лений», оторванных от их внутренней почвы и рассматриваемых как явления внешнего предметного мира. Нынешняя психология сама себя признает естест­вознанием. Если мы избавимся от гипноза ходячего, искаженного значения слов и вернемся к их истинному, внутреннему смыслу, то мы легко поймем, что это значит: это значит, что современная так называемая психология есть вообще не психология, а физиология. Она есть не учение о душе как сфере некой внутрен­ней реальности, которая — как бы ее ни понимать — непосредственно, в самом опытном своем содержании, отделяется от чувственно-предметного мира при­роды и противостоит ему, а именно учение о природе, о внешних, чувственно­предметных условиях и закономерностях сосуществования и смены душевных явлений.

Прекрасное обозначение «психология» - учение о душе — было просто незаконно похищено и использовано, как титул для совсем иной научной облас­ти; оно похищено так основательно, что. когда теперь размышляешь о природе души, о мире внутренней реальности человеческой жизни как таковой, то зани­маешься делом, которому суждено оставаться безымянным или для которого надо придумать какое-нибудь повое обозначение. И даже если примириться с новейшим, искаженным смыслом этого слова, нужно признать, что, по крайней мере, три четверти так называемой эмпирической психологии и еще большая част!» так называемой '’экспериментальной" психологии есть не чистая психоло­гия, а либо психофизика и психофизиология, либо же — что точнее уяснится ниже — исследование явлений хотя и не физических, но вместе с тем и не пси­хических» [23].

««Бедная, бедная психология, — восклицал уже в 60-х гг. (XX века -

8. J1.) автор статьи о психологии в Британской энциклопедии. — сперва она по­теряла душу, затем психику, затем сознание, а теперь испытывает тревогу по поводу поведения»... Б. Братусь так комментирует это высказывание: «Дейст­вительно. история научной психологии - это история утрат, первой и главной из которой была утрата души. Психология единственная, наверное, наука, само рождение, весь арсенал и достижения которой связаны с доказательством, что то, ради чего она замышлялась - псюхе, душа человеческая, - не существует во­все»» [7, с.13].

«Нетрудно увидеть, - замечает Б. Братусь, - что в истории психологии свершается как бы некий круг, и мы возвращаемся (на новом уже, конечно, уровне - измененные и обогащенные опытом, пусть во многом и горьким) к месту, откуда когда-то вышли. Психология начала разрывом с философией, эти­кой, теологией, с потери понятия души, с постулата естественнонаучного под­хода к человеку как к объекту, вещи среди вещей, с деградации, редукции духа к материи, сугубой объектности, телесности. Душа и дух надолго исчезли из по­ля внимания, вернее, стати рассматриваться производными, вторичными от ма­териального (телесного, вещественного) мира. «Производные» при этом обри­совывались столь непохожими на свои прежние обличил, что, разумеется, были и поименованы по-другому: потребности, мотивы, комплексы и др. Сейчас идет постепенно обозначающийся поворот - если не к душе в ее полном понимании, то. по крайней мере, к душевности, к душевным проявлениям человека, и опо­рой. адекватным зеркалом становится гуманитарный подход. Мир человеческих чувств, переживаний все более перемещается в центр интереса психологов. Из­менились и слова науки. В психологию ныне впущены такие долго ею игнори­ровавшиеся понятия, как милосердие, сострадание, любовь, надежда и т.п. Сле­дующий предполагаемый шаг - это соотношение с предельными вопросами о сущности человека, о смысле и назначении его жизни. Психология, спустя бо­лее чем столетие, вновь встречается, соотносится с философией, с этикой и при определенных условиях этой встречи может стать нравственно ориентирован­ной. Рассмотрение оснований нравственности ведет, в свою очередь, к вопросам веры, к необходимости возвращения к понятию души в ее полном (а значит, и религиозном) понимании» [Цит. по: 7, с.13-15].

Согласно религиозному Откровению Ветхого Завета, «душа» как объек­тивная реальность мыслится присущей не только человеку, существу разумному и словесному, но также и животным. Эта «душа» (евр. nefesh) (Быт.2,7), в отли­чие от идеалистического подхода античной религиозной философии, заключа­ется «в их крови» и умирает с их физическим угасанием. В некоторых случаях библейское богословие понятием «душа живая» обозначает и просто «живое существо», во всей его целостности, духовной и (или) материальной. Так, во время потопа умирает «все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше...», т.е. «всякое существо, которое было на поверхности земли; от челове­ка до скота, и гадов, и птиц небесных, — все истребилось с земли» (Быт.7,22-23)

Несколько иная ситуация - с человеком, которому Богом была вдохнов­лена «дупла живая» (евр. nishmat ha-im, «дыхание жизней») — дух, аналогичный личности, чувствующий свое «бессмертие» [25, C.44-45J. Он не может смирить­ся с «небытием», что показывает искание человеком смысла его жизни и смер­ти.

По мысли В. Несмслова, «одно уже то обстоятельство, что человек... мо­жет не удовлетвориться своим действительным положением в мире и отвергает это положение, - одно уже это обстоятельство само по себе доказывает, что че­ловек — не случайное порождение земли и не прирожденный раб природы. Ведь простое животное никогда не создает относительно себя никаких иллюзий и поэтому никогда не отрицает существующей для него действительности». Позже эту же мысль повторил Макс Шелер (1874-1928), один из основополож­ников западноевропейской «философской антропологии». У Шелера человек как существо противостоит миру, окружающей среде. Только человек может относиться принципиально аскетически к своей жизни. «По сравнению с жи­вотным, которое всегда говорит «да» действительному бытию, даже если пуга­ется и бежит, человек — это «тот, кто может сказать нет», «аскет жизни», веч­ный протестант против всякой только действительности»» [12. с.309] [18, с.З]

124. с.65].

«С одной стороны, человек — дитя природы, «простая вещь» физическо- н) мира, подвластная жестким законам биологии, физиологии. Человек даже пять минут не может прожить без кислорода. Эти законы равнодушны к тому, что человек, существующий как личность, разрушается подобно всему осталь­ному. С другой стороны, человек, обладающий разумом, свободой и нравствен­ностью, ясно сознает свою безусловную ценность, выходящую за пределы мира вещей. Несоответствие идеальной природы личности человека реальным ус­ловиям приковывающего его мира делает его существо двусмысленным, испол­ненным внутреннего конфликта... Можно привести пример: так, физиологиче­ская жизнь организма осуществляется сложнейшими и очень жесткими меха­низмами регуляции. Повышение или понижение температуры тела на пять гра­дусов - это катастрофа. Может ли такая физиология породить в человеке чувст­во свободы?». И, тем не менее, «в человеке есть безусловное, надприродное на­чало: разум, самосознание, свобода и нравственность. Значит, безусловное на­чало ест ь и вне человека — в противовес теории Фейербаха о происхождении религиозного чувства у человека» из сущности самого человека [ 12, с.З 14-315].

Получается, что вопрос о сущности жизни и смерти - тот вопрос «духов­ных исканий», который касается экзистенциальной потребности в структуре психофизической природы человека, непременно сопутствуя понятию «бытий­ной тревожности» - это вопрос надприродный, i.e. религиозный, вопрос веры. Противоречивость индивида, убежден Р. Мэй, представитель экзистенциальной психологии, «доказывает факт присутствия божественного в человеческой при­роде». Существование внутреннего конфликта - «это следствие постоянного Божественного посягательства на скоротечную человеческую жизнь»... Можно сделать вывод о том, что здоровый человек должен быть креативно адаптирован к Богу, а устойчивое религиозное чувство является неотъемлемым условием здоровья личности» [17, с.73-74].

Согласно мысли святителя Игнатия (Брянчанинова), как жизнь тела зави­сит от присутствия в нем psyche - души, оживляющей человека, так и «жизнь души - от присутствия в ней Святого Духа» Божья [10, с.48].

«Духовным является тот человек, - пишет современный греческий бого­слов ми трополит Исрофей (Влахос). - который имеет к себе Святого Духа, тогда как душевным человеком является тот, у кого есть душа и тело, но кто не стя­жал Святого Духа, дающего жизнь душе» [11, с.9].

Получается, что «душа» и «духовность» - это вещи не совсем тождест­венные. и религиозная реальность (душа как «дух», «личность», в отличие от «души животной») раскрывается только в религиозном общении с Богом. Чело­век становится «духовным», «душой живой» - только в Боге.

В то же время, по мысли ап. Павла, само по себе «психическое» человека («животная душа»), как тесно связанное с его физической природой, Царства Божья не наследует: «Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении; сеется в уничижении, восстает во славе; сеется в немощи, восстает в силе; сеется зело душевное (soma psvehikon). восстает тело духовное (soma pneumatikon). Есть тело душевное, есть тело и духовное. Гак и написано: пер­вый человек Адам стал душою живущею (psyclicn /.osan); а последний Адам есть дух животворящий (рпешпа zoopoioun). Но не духовное прежде, а душев­ное (psvehikon), потом духовное. Первый человек - из земли, перстный; второй человек - Господь с неба. Каков перстный. таковы и перстиыс; и каков небес­ный, таковы и небесные. И как мы носили образ перстного, будем носить и об­раз небесног о. Но то скажу вам, братия, что плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божья, и тление не наследует нетления. Говорю вам тайну: не всс мы умрем, но все изменимся вдруг, в мгновение ока, при последней трубе; ибо вос­трубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие» (1 Кор. 15.42-53). ”

«Человек душевный - эго еще не человек духовный», но мысли ап. Павла, т.е. не преображенный Божественной Благодатью. «Пользуясь метафорой пре­подобного Симеона Нового Богослова, можно сказать, что дух человека — эго «как бы душа души». Думается, что это лучшее определение того, что такое дух в ог лнчие от души» 115, с. 1821.

С одной стороны, «в библейской антропологии душа человека часто име­нуется «духом»», и «это понятно, если помнить, что душа «стала» собою от Ду­ха, от «дуновения»», и «по своему предельному категориальному определению душа есть дух.

Именно в этом ключе следует понимать, по-видимому, святителя Иоанна Златоуста: «В людях же ист никакого различия между духом и душой: по эти два названия обозначают одно и то же. как тело и плоть»» [ 15, с. 186-187].

Причем эта синонимичность распространяется как на сущность души, так и на се состояния, как состояния психические. Так, например, уныние «имену­ется «духом уныния»: «стесненная душа и унылый дух взывает к Тебе» (Вар.3,1). Так же следует понимать и «дух разумения», «дух лжи», «дух ревно­сти» и т.п. Таким образом, сходство понятий «душа» и «дух» можно понимать как природное сходство, а также как метафорическую синонимию.

С другой стороны, сам факт того, что в религиозном контексте нынешнее состояние человека мыслится как состояние падшее, не имеющее части в жизни будущего века (зона), влечет за собой и определенный вывод в отношении фи­лософии и практики исповедуемой некоторыми психологическими школами «индивидуации», т.е. приведения невротичного больного в соответствие с при­родной целесообразностью. При всей стройности посылок о возможности пси­хологическими средствами добиться высокой культуры и духовности жизни, при всей эффективности психологических методик результаты «индивидуации» не могут рассматриваться ни в коем случае как некое реальное «духовное» со­стояние религиозного человека, соединяющее его с Богом. Впрочем, здесь не исключается возможность «альтернативной духовности», общения с «космиче­скими» падшими духами, называемого в Библии не «кадош» (святость), а «хе- рем» (заклятое) [25] [14, с.З и т.д.].

Различия между понятиями «душевности» и «духовности» «разнообразны и основаны, во-первых, на различии свойств, их действования, во-вторых, на владении душой и не владении духом и, в-третьих, на следствиях их действий. «Иное есть дыхание жизни, делающее человека психическим, и иное есгь дух животворящий, делающий человека духовным» (Сщмч. Ириней Лионский. Цит. но: Д. Позов. Сын человеческий, с.З 1).

Когда совершенный человек, подвижник и молитвенник, сподобляется духовных созерцаний, тогда обычные психические движения останавливаются, тогда действует дух: «Человек видит тогда... духом, а не умом и не телом, ка­ким-то еверхприродным знанием - единением — духовным чувством, умным чувством» (Свт. Григорий Палама. Триады в защиту священнобезмолвст- вующих, с.82).

Иерархия, в которой дух есть дар высших способностей в человеке, а ду­ша по отношению к духу — это животные и чувственные способности, устанав­ливается не только как нравственная категория, но и как бытийный порядок. Душа — это ум. сердце, совесть, сознание, а дух - созерцание, ведение, любовь. Как бы ни распределялись свойства или силы души, т.е. то, что в психологии называется функциями психики, по уровням совершенства, все равно богатство и благодатность духовной жизни нельзя свести к душе и ее проявлениям. Дух свидетельствует о себе. Причем духовное в человеке всегда свыше, «не свое», благодатное. Об это\. свидетельствует святитель Ириней Лионский: «Душа же и дух могут быть частью человека... совершенный человек есть соединение и со­юз души, получающей Духа Отца, с плотью, которая создана по образу Божию».

Дух может рассматриваться как часть человека, но только в бытии. Чело­век «получает» дух свой от «Духа Отца». Это главная мысль святоотеческого богословия» [15, с. 186-187].

Получается, строго говоря, что в научной психологии, в отличие от бого­словия, речь не идет о «душе-духе-личности» как таковой, поскольку «духовно­личностное» измерение человек получает лишь в религиозном общении с Бо­гом, когда таинственно перестает быть «индивидом», т.е. человеком исключи­тельно природным, «психическим», «ветхим» (Рим.6,6; Эфес.4,22; Кол.3,9; Евр.8,13).

По мысли Отцов, эта «ветхость» продолжает давать себя знать даже и на высотах «обожения», но она уже подчинена преображающему действию чело­веческой личностности («одухотворенности») [8. Состояние принявших дейст­венность Духа, с.224-260] и, значит, объективно изучать психологию человека без учета возможности преображающих факторов самой личности (духа), толь­ко по психике, т.е. по «душевным проявлениям» (динамизмам) индивида в кон­тексте их детерминированности природой и неврологией, некорректно.

Научная же психология, в полном соответствии с нерелигиозной направ­ленностью мировоззрения исследователей, видит своим предметом только че­ловеческую психику («животную душу»), понимаемую как уникальное челове­ческое свойство «активно отражать объективную реальность (окружающий мир) для регуляции поведения и деятельности» [20, с.4].

Но это не значит, по мысли К. Юнга, что в реальности порой не происхо- ziht уклонения некоторых психологов, опять же в соответствии с их мировоз­зрением, в определенную «духовность»:

«...В области религии. - пишет он. - психологическое рассмотрение воз­можно... лишь в отношении эмоциональных и символических феноменов рели­гии, однако сущность религии им не затрагивается и не может быть затронута. Бели бы последнее было возможно, то не только религия, но и искусство могли бы рассматриваться как подраздел психологии. Этим, конечно, не отрицается тот факт, что подобное нарушение границ фактически имеет место. Однако тот, кто это совершает, очевидно, забывает, что то же самое может случиться и с са­мою психологией. При желании ее также можно рассматривать просто как дея­тельность мозга, представляющую, наряду с деятельностью других желез лишь подраздел физиологии, и тем самым полностью обесценить ее специфическую ценность и истинную сущность. И это, как известно, случалось» [26, с.107].

Иными словами, в область исследования психологии попадают многие явления субъективного характера, т.е. имеющие реальное бытие во внутреннем мире человека и важные для него, с помощью которых он либо познает объек­тивный мир (т. наз. «познавательные процессы»: ощущения и восприятие, вни­мание и память, воображение, мышление и речь), либо регулирует свое общение е людьми и окружающим миром, поскольку ими непосредственно определяются или даже нередко управляются его действия и поступки. Это эмоциональные и волевые процессы, психические свойства и состояния личности, включающие в себя потребности, мотивы, цели, интересы, склонности и способности, знания и сознание. Психология изучает и сами по себе человеческие общение и поведе­ние, в их зависимости от психических явлений, и, в свою очередь, зависимость формирования и развития психических явлений от них.

«Предметом психологии, - отмечает общепринятое определение, - явля­ются закономерные связи субъекта с природным и социокультурным миром, за­печатленные в системе чувственных и умственных образов этого мира, мотивов, побуждающих действовать, а также в самих действиях, переживаниях своих от­ношений к другим людям и самому себе, в свойствах личности как ядра этой системы» [22, с.6].

Однако, при всей сложности психических процессов в жизни животных и человека, нельзя сказать, что «жизнь» - это всего-напросто деятельность ЦНС. Психика - это только инструмент личности, природная данность, которой обла­

дает и распоряжается человек. Его поведение обусловлено и темпераментом, и уникальными особенностями двигательно-тормозной системы его ЦНС. Все мы

• индивидуальности, а значит - обладаем разными свойствами единой челове­ческой природы. По при этом человек «свободен» в своей духовной направлен­ности: служить греху или нет. соглашаться с требованиями природы, общества или в меру необходимости противопоставлять им собственную индивидуаль­ность и личностность.

Д. Мелехов в книге «Психиатрия и проблема духовной жизни» приводит в качестве примера болезнь Ф. Достоевского:

«Гениальный писатель страдал с 15 лег эпилепсией. Это была относи­тельно благоприятная по течению форма смешанной эпилепсии с редкими при­падками и эквивалентами, благодаря чему он до конца жизни сохранил творче­ские способности, хотя и страдал значительными дефектами памяти. Заболева­ние дало обострение в студенческие годы, а затем в период суда, смертельног о приговора, лет каторги и солдатской службы.

Грубой ошибкой являются наивные попытки объяснить болезнью, выво­дить из болезни мировоззрение и творчество писателей или общественных дея­телей. Ф.М. Достоевский был гениальным писателем «не благодаря, а вопреки» болезни. Будучи писателем автобиографическим, он в своем т ворчестве показал, в частности, и все многообразие и противоречивость проявлений и переживаний неуравновешенных типов человеческой личности.

В то же время, как верующий человек, вера которого прошла «сквозь псе горнила сомнений», он в ряде своих героев отразил и свои попытки осмыслить свою болезнь и опыт борьбы с болезнью... Князь Мышкин и Рогожин в «Идио­те»; ясность, смирение и вера старца Зосимы и бунт Ивана Карамазова; ясность и чистота Алеши Карамазова и глубокое моральное уродство («инферналь- ность») Федора Карамазова и Смердякова; безудержная власть влечений и аф­фектов у Димитрия, сменяющаяся глубоким покаянием, жаждой избавления пу­тем страданий и т.д. ... Он сознавал себя пленником своей судьбы и болезни и вел с ней борьбу. Двойственность, двойничество — судьба не только его героев, многие из которых гибнут в борьбе со своими двойниками. Двойничество он сознавал и в себе и к концу жизни подводил итоги своего опыта борьбы с ним...

По Достоевский до конца своих дней сохранил творческие силы, критиче­ское отношение к болезни, к своему характеру и живое сочувствие к людям. Двойничество было трагедией больного гения и его героев. Но он сохранил, как писал о нем Страхов, «глубокий душевный центр, определяющий все содержа­ние ума и творчества», из которого исходила энергия, оживляющая и преобра­зующая всю деятельность...» [16, с.91-92, 102-103].

В «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви», при­нятых на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года, в частности, сказано: «Церковь рассматривает психические заболевания как одно из проявлений об­щей греховной поврежденности человеческой природы. Выделяя в личностной структуре духовный, душевный и телесный уровни ее организации, святые отцы различали болезни, развившиеся «от естества», и недуги, вызванные бесовским воздействием либо ставшие следствием поработивших человека страстей».

«Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал, утешая в скорби по поводу умопомешательства: «О случившемся искушении Вам не должно скорбеть, но отдаваться на волю Божию, которая спасает всех спасаемых многоразличными скорбями. Попущенное умопомешательство Д. попущено ей на пользу, да дух ее спасется. Предоставьте ее Богу. Относительно всего, что она ни говорила и ни делала в своем припадке, Вам не обращать никакого внимания, и не должно принимать к сердцу никаких ее слов и дел, потому что все производилось и де­лалось ею вне рассудка...

Бог да утешит Вас в постигшей скорби. Влас главы нашей не падает без воли Его! Иначе взирает мир на приключения с человеками, и иначе Бог. Ви­дим, что святой Нифонт Епископ четыре года страдал умоисступлением, святой Исаакий и святой Никита (который был впоследствии святителем Новгорода) долго страдали умоповреждением. Некоторый святой пустынножитель — упо­минает об этом событии Сульпиций, писатель IV века, в рассказе Пустоминиа- па, путешествовавшего по монастырям Востока, - творивший множество зна­мений и заметивший от этого возникшую в себе гордость, молил Бога, чтоб для уничтожения славы человеческой попущено было ему умоповреждение и явное беснование, которые и попустил Господь смиренномудрому рабу Своему. Веру­ем, что без воли Божией не может к нам приблизиться никакая скорбь; всякую скорбь, как приходящую от руки Божией. приемлем с благоговейною покорно­стью воле Божией. с благодарением, славословием всеблагого Бога, непостижи­мого в путях Его, дивного во всех делах Его».

Традиционно принято считать, - замечает Д. Авдеев, - что большинство психотической патологии малоизлечимо. Особенно это относится к тяжелым психозам, дегенеративно-дистрофическим заболеваниям коры головного мозга, врожденным формам умственной неполноценности и т.д. Но милость Божья по вере людей являет нам чудеса, и законы естества отступают. Приведу лишь один пример.

Воспользуюсь очень ярким примером, который описан в небольшой кни­жечке с названием «Когда болеют дети». Ее автор — врач и священник отец Алексий (Грачев). «Два с половиной года назад ко мне на исповедь пришла больная девочка лет двенадцати из детского дома. Она не могла связать двух слов, крутилась, как волчок, ее ненормальный взгляд, постоянные гримасы, весь вид ее говорил о «неполноценности». И вот она стала исповедоваться и прича­щаться каждое воскресенье.

Через год у нее появилась потребность откровения помыслов (кто молит­ся и часто исповедуется, тот знает, что это такое). Девочка стала вести такую внимательную духовную жизнь, о которой не подозревают даже те люди, кото­рые считают себя глубоко верующими и церковными. Она стала молиться Ии­сусовой молитвой («Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, греш­ную»), бороться с прилогами, прощать обиды, терпеть все. В течение несколь­ких месяцев она научилась читать и писать, прошли все признаки дебильности, на лице изобразилась печать духовности. Во всем, что она говорила и делала, было чувство и рассуждение...». Подобные примеры не единичны, их множест­во» [1, с.52-54].

Для богословского сознания проблему можно проиллюстрировать в ка­кой-то степени образом взаимоотношения личности, которая непознаваема, и ее личностных энергий, через которые и познается личность, сс направленность.

Вспомним знаменитое место из Б. Паскаля: «Тот, кто любит кого-то за красоту, любит ли его? Нет, ибо оспа, которая уиичтожит красоту, не уничто­жив человека, заставит его разлюбить этого человека. И если меня любят за мои суждения, за мою память, любят ли меня? Нет, ибо я могу потерять эти качест­ва, не потеряв самого себя. Так где же это я, если оно не в теле и не в душе?» [Цит. по: 4, C.184J. Итак, я - это сам субъект, свободно распоряжающийся своей природой, а значит, ею не обусловленный.

Действительно: разве сводится восприятие человека к компьютерному анализу его внешних ощущений? Не выражается ли, напротив, в слове мое не­кая трансцендентность «я» по отношению ко всему содержанию психики?

В отличие от традиционного философского, психологического подхода к личности как к инструменту человеческого самосознания, то есть все-таки части человеческой природы («индивидууму»), христианское богословие со времен знаменитых Каппадокийцев види т в ней сам источник мышления, реагирования и активности человека.

Можно ли узнать всею человека по тестам, психологическим экспери­ментам, шкалированиям и измерениям? Останавливаясь на «существе», природ­ности, не рискуем ли мы остаться с набором качеств, энергий - и но ним судии,

о личности, которая порой выше всех этих своих проявлений?

Практическое значение различного понимания таких явлений, как «инди­видуальность» и «личность» в психологии и богословии выявляется, например, в таких важнейших методологических вопросах, как стратегии, техники и цели лечения психологических заболеваний, неврозов. Действительно: как лечи ть - через восстановление единой целостной личности, или посредством «союза раз­личных субличностей»в человеке?

В человеке, как его понимает христианская богословско-аскетическая психология, просто не может 6ыте. несколько «личностей» как источников (а не инструментов) самосознания. Даже когда подобное встречается, речь идет пре­жде всего о психической болезни, расколотости сознания индивида (шизофре­нии), сопровождающейся, быть может, инвазией (одержимостью), по никогда - унич тожением самого субъекта (личности) самосознания.

Контрольные вопросы

• Каковы основные аргументы критики материалистического подхода к психи­ке и к психологии как науке?

• Что Вы можете сказать об учении о душе с точки зрения библейского бого­словия?

• Каково взаимоотношение понятий душа-психика и личность- индивидуальность в психологии и богословии?