- •И. П. Карпов Триединство русской словесности (к методологии системного изучения словесности русского народа)
- •§ 1. Трёхсоставность русского языка
- •§ 2. Три ветви русской словесности
- •§ 3. Триединство русской словесности
- •Глава 3. История литературы русского народа История литературы русского народа
- •§ 1. История русской литерату́ры
- •§ 2. История ру́сской литературы
- •§ 3. Исто́рия русской литературы
§ 2. История ру́сской литературы
2.1. История русской литературы как история литературы русского народа
2.1.1. История русской литературы как нам понять это указание на национальную принадлежность литературы? Будем ли мы адекватны содержанию этого словосочетания, если поймём его как литературу русского народа (русской народности, русского субэтноса, включённого в российский суперэтнос)?
По Л. Н. Гумилёву, начало русского этноса датируется пассионарным толчком XIII века, за которым последовала стадия подъёма, далее стадия высшего напряжения пассионарности (акматическая), далее снижение пассионарности, надлом.
«Надлом шёл весь XIX век, и всё ниже и ниже, и 30-е годы XX века с этой мясорубкой это низшая точка надлома» (Гумилёв 2007: 159).
Мы должны выбраться из кризиса и войти в период «золотой осени», что, однако, может принять какие-то неведомые доселе формы, учитывая информационно-технологический прогресс и всему миру навязываемую Западом глобализацию.
2.1.2. Киевская Русь эпоха общеславянская, конец жизни этноса, который зародился незадолго до начала нашей эры. Русский этнос оформляется в XIVXV веках: древние киевские славяне, точнее их остатки сливаются с крещеными татарами и литовцами и к XVI веку образуют централизованное государство Московскую Русь.
Если так, то русская литература это литература от XIIIXIV веков до современности. А связь наша со славянами, которые дожили положенный им срок этногенеза в Киевской Руси и сами собой распались в междоусобицах, только подтолкнутые татаро-монголами, не этническая, а культурная. Такой взгляд всё более широко распространяется в современной медиевистике (см.: Демин 2000).
2.1.3. Связующим звеном старого и нового этносов стала традиция православная вера. Мусульманский мир разрушил Византию без сохранения традиций, поэтому «Бедуин забыл наезды / Для цветных шатров / И поёт, считая звезды, / Про дела отцов» (М. Ю. Лермонтов, «Спор»), т. е. поёт песни, а не совершает героических деяний, как его предки.
Если русская литература это литература русского народа, то это есть литература русского народа и тех инородцев, которые приняли главное, чем определяется принадлежность человека к тому или иному этносу религиозную традицию и поведенческий стереотип, как принял русский патриотизм, по словам Л. Н. Гумилёва, «мулат» А. С. Пушкин.
Это следствие относительно начала русской литературы, а теперь посмотрим с точки зрения этногенеза на нашу литературу последнего времени.
2.2. Сопротивление западной экспансии. Отрицательная комплиментарность
Только в политической истории существуют периоды мира и войны, а в этнической истории взаимодействие не прекращается: жизнь суперэтноса складывается из взаимодействия этносов, находящихся в разных фазах этногенеза, суперэтническая система держится на равновесии сил. Но как только один этнос ослабевает, он тут же различными путями поглощается другим этносом вплоть до полного уничтожения в результате завоевания или образования этнической химеры.
Русские на протяжении всей своей истории испытывали давление то польско-католическое, то немецко-протестантское, то иудейско-еврейское.
2.2.1. Русская литература как литература русского этноса это постоянная борьба со скрытой и явной экспансией литература побед и поражений, это поиск и отстаивание своего национального своеобразия.
Проблема чистоты русского языка, связь литературного языка и общенародного дело не только литературы и литераторов, всегда эта проблема имела острополитическое значение, потому что отражала сопротивление народа и писателей очередному натиску чужой культуры. Отсюда языковая рефлексия в форме борьбы за национальную самобытность сопутствующая «светской» русской литературе с самого её зарождения (В. К. Тредиаковский, М. В. Ломоносов, М. Д. Чулков, А. С. Шишков, А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, славянофилы).
2.2.2. В зависимости от того, как мы поймём начало XX века, революцию 1917 года как торжество эксплуатируемых классов и, следовательно, финал освободительной борьбы народов против царской России, или как международный заговор, направленный на разрушение России (см.: Платонов 2006), или как фазу такого падения пассионарности русского этноса, когда оказалось возможным завоевание инородцами основного политического и культурного пространства страны (аналог из истории: трагедия Хазарии), в зависимости от этого мы и посмотрим на сложившуюся в литературе ситуацию.
Если принять идею пассионарного спада и надлома, а тем более идею «зигзага истории», в российском обществе в XX веке произошло наложение друг на друга двух поведенческих стереотипов, естественно, как давление на русский православный народ чуждой ему идеологии коммунизма и атеизма.
2.2.3. Если так, то, имея в виду взаимодействия этносов, необходимо будет выделить в литературе России XX века в особую ветвь русскоязычную еврейскую литературу как литературу, являющуюся русской по языку, но не по воплощённому в ней стереотипу поведения, основанному на традиционных для русских идеалах и верованиях.
После 1917 года евреи, занявшие места в литературе и в управлении литературой погибших в гражданскую войну или изгнанных русских, привнесли в литературу свои «комплексы», характеризуемые прежде всего ощущением органической связи со своей религиозной традицией и положением своего народа в царской России. Самые яркие примеры поэма «Февраль» Э. Г. Багрицкого и роман «Конармия» И. Э. Бабеля.
Многие русские писатели в XX веке, охваченные идеей интернационализма и построения бесклассового общества и победой коммунизма во всём мире, чаще всего забывали и свои русские корни, и свою религию, тогда как еврейские русскоязычные писатели, какое бы положение они ни занимали между русскими и евреями, между христианством и иудаизмом, чаще всего сохраняли ощущение своей этнической и религиозной принадлежности.
Например, О. Э. Мандельштам, Б. Л. Пастернак, И. А. Бродский. Это уже были не завоеватели, мстящие старой России, но писатели, вобравшие в себя всю сложность бытия творческой личности в условиях советского строя, хотя их внутреннее состояние во многом определялось опять же собственной национальной принадлежностью и религиозными истоками, о чём есть сегодня интересные исследования (Бетеа 1993; Коган 2000).
Евреи сами вполне определённо пишут о национальной и культурной принадлежности своих писателей, широко используя словосочетание «русскоязычная еврейская литература»: «Блестящим завершением ветви русскоязычной еврейской литературы в Одессе было творчество Исаака Бабеля» (Н. Толкачева).
* * *
Характерное явление русской литературы обнаружилось во второй половине 1980-х годов, когда из массы противоречий советского периода в художественную литературу и публицистику выплеснулось именно противостояние русских и евреев. Сегодняшний уровень решения этой проблемы, хотя не на этнонологическом, а на историческом уровне, довольно основательно, на мой взгляд, представлен в концептуально различных работах А. И. Солженицына (Солженицын 1996) и В. В. Кожинова (Кожинов 2002), а история противостояния русской и еврейской этнической традиций с точки зрения русских патриотов-государственников в книгах Ст. Ю. Куняева (Куняев 2006) и С. Н. Семанова (Семанов 2006).
2.3. Положительная комплиментарность
Русская литература в XX веке развивалась во взаимодействии с литературами всех народов нашей страны, литературами народов СССР.
2.3.1. Произведения национальных авторов были частью чтения русского человека и воспринимались как свои: и «Завещание» Т. Г. Шевченко («Как умру похороните / На Украйне милой…»), и входившие в школьные хрестоматии вплоть до 1960-х годов стихи лезгина Сулеймана Стальского, и далее по времени произведения киргиза Чингиза Айтматова, белоруса Василя Быкова и др. Писатель, достигающий в своем творчестве национальной самобытности и высокого художественного уровня, входил в общую литературу российского суперэтноса.
2.3.2. Примечательно, что в последнее время интерес к проблеме взаимосвязи литератур в русском литературоведении снизился, а например, в татарском диалог русской и татарской культур продолжает эффективно разрабатываться (Мухаметшина 2006, Кадыров 2005, Русская и сопоставительная филология 2005, Русская литература 2006). Такое явление говорит не в пользу пассионарности русских и их самосознания, которое строится не только на естественной положительной или отрицательной комплиментарности, но и на осознании этой комплиментарности.
2.3.3. Не то русская душевная открытость миру (кстати, заповеданная и религией: нет ни эллина, ни еврея…), не то десятилетия советского атеизма и сама структура советского государства привели к некоей размытости понятия «русский», следовательно, и понятия «русская литература», что запечатлено в биографических и библиографических словарях.
В словарь «Русские писатели 20 века», главный редактор П. А. Николаев (М., 2000), включены русские и еврейские русскоязычные писатели. В словаре «Русские писатели» под редакцией Н. Н. Скатова (М., 1998) представлены и русские, и евреи, и писатели, пишущие на русском и на своём родном языке, те же Айтматов и Быков.
И в том и в другом случае понятия «русская литература», «русский писатель» размываются. Неопределённость и субъективизм при отборе имён порождены неразработанностью проблемы русской литературы как литературы русского народа, вполне определённого субэтноса в его взаимоотношениях с другими субэтносами России.
