Реакция на потопление «Лузитании». Окончание европейской миссии 1915 г.

7 мая 1915 г. в Кельтском море в южном бассейне Атлантического океана в 14:10 по Гринвичу в крупнейший лайнер компании «Кунард Лайн» немецкой подлодкой U-20 была выпущена торпеда. Пассажирский корабль затонул в течение 18 минут, погребя около 1200 человек, примерно 800 пострадали. Известно, что вслед за первым взрывом, от торпеды, на борту «Лузитании» произошел и второй, более разрушительный. Командир U-20 Вальтер Швигер утверждал, что пустил в «Лузитанию» только одну торпеду. Этот факт стал основой для множество домыслов. По меньшей мере, предположений о том, что в трюмах корабля нелегально перевозились боеприпасы. По большей, о том, что уничтожение судна – провокация, спланированная американцами. По мнению сторонников этой гипотезы, на нее указывает смена «Лузитанией» курса, направление его прямиком в зону расположения немецких подлодок (эта версия подробно рассматривается в исследовании Томас Бэйли и Поля Райана)⁷⁶. Проводится аналогия между гибелью «Лузитании» и подрывом в бухте Гаваны 15 февраля 1898 г. американского броненосного корабля «Мэн», ставшего одним из поводов начало испано-американской войны. Было бы глупо отрицать, что как таковые провокации такого рода возможны и при ощутимых политических выгодах едва ли кто-то смотрел бы на невинных людей, которых можно пустить в качестве расходного материала – были бы бенефиции. Но какая выгода могла быть в мае 1915 г. от срыва переговоров по «свободе морей» и поиску мирного урегулирования. Можно предположить, что агрессивный настрой Германии показывал, что дело заходит в тупик, и между английским и американским истеблишментом в лице Хауза и Грэя созрела идея таким кровавым образом подействовать на ситуацию – либо выбивая из Германии уступки, либо создавая повод для ввязывания американцев в войну (второе на тот момент американцам не казалось выгодным и целесообразным, но могло быть на руку американцам: так, в 1920е гг. офицер Королевского флота Джозеф Кэверти пытался обвинить с намеренной провокацией с «Лузитанией» Черчилля и др. английских политиков, видя именно британский след). По ходу работы я нередко «хвалил» Хауза, отмечая его, как замечательного дипломата, но, между тем, и в дневниках, и в описаниях биографов он отнюдь не предстает агнцом и, наверно, мог бы решиться на отчаянный шаг. Но имеющиеся в распоряжении в «Архиве» документы об этом не могут сказать напрямую, так что, выделив саму возможность такой линии, развивать ее не буду и продолжу развивать тему в свете переговорного процесса, с момента затопления «Лузитании» - его серьезного сбоя…

Утром 7 мая, незадолго до катастрофы, Хауз и Грэй отправились в Кью. «Мы говорили о возможности потопления океанского парохода, — записывает Хауз, — и я сказал ему, что если это произойдет, то по всей Америке пронесется волна возмущения, которая сама по себе, вероятно, втянет нас в войну». Через час Хауз был у короля Георга в Букингемском дворце. «Странно сказать, — записывает в этот вечер Хауз, — мы заговорили о том, что немцы могут потопить какой-нибудь океанский пароход... Король заметил: «А вдруг они потопят «Лузитанию» с американскими пассажирами на борту...»⁷⁷. Вечером во время позднего обеда в американском посольстве Хауз получил трагическое известие. Поразительное совпадение, способное испортить даже самый крепкий аппетит. И закольцовывающее поездку Хауза, ведь прибыл в Европу он на «Лузитании», как оказалось, в ходе одного из последних ее рейсов. После трагедии оставаться в Европе Хауз будет всего около трех недель, хотя планировал пробыть гораздо дольше и достичь более весомых результатов, чем простое (пусть и ощутимое) укрепление дип.связей с британцами и (чуть менее ощутимое) с французами.

Так или иначе, гибель «Лузитании» не растерзала стремление Хауза достичь мир. Правда, после нее он заговорил о том, что возможным стало вступление США в войну, но «если последует война, то это будет не новая война, а попытка поскорее закончить старую», - писал он Вильсону 9 мая 1915 г.⁷⁸. Хауз в переписке с Вильсоном, призывая к жесткой ноте, требующей официального извинения за гибель мирных жителей и обещания не допускать дальнейшие атаки, упирал на то, что, если немцы то не сделают то, видимо, они полагают, что чаша терпения американцев (либо нежелание участвовать в конфликте) так глубока, что США стерпят и дальнейшие провокации, не вступая в войну, или находят Америку такой слабой, что ее вступление не окажется для Германии опасным. Победы над Россией раздуют самоуверенность Германии до болезненного состояния; про Америку, как печально шутил Эдвард Мандел, германское правительство стало думать, что воспоминания о «Лузитании» затушит ближайший бейсбольный сезон или скандал в свете⁷⁹. Когда принцип laissez-faire утратит силу и война станет неизбежной, Хауз будет призывать проявить невиданные усилия для демонстрации победоносной мощи (и к тому моменту Хауз будет думать уже не только о мире, но и той роли, которую он сможет оказать на последующее переустройство мира). На момент мая 1915 года Хауз все-таки не прекращал цепляться за соломинку мирного исхода. И не прекращает вести речь даже о принципе «свободы морей». Но после «Лузитании» это был уже совсем иной договор. Хауз не мог не понимать, что, как минимум, эта миссия, медленно, но верно, шедшая по пути экспансии его идей, попалась в капкан обострившихся обстоятельств и клонится к закату. Посол США в Великобритании Пэйдж уже заговорил о потребности скорейшего вступления в войну; Хауз, в противоположность ему, разделял мнение Вильсона, что война не оправдана, пока не опробованы все способы достижения мира⁸⁰. Комментируя из Лондона решительную, но не ультимативную, вильсоновскую ноту Германии 13 мая спецпосланник говорит президенту, что, если бы нами (США) было бы предпринято меньшее, то это было бы сопоставимо с тем, если бы Англия не выступила на защиту нейтралитета Бельгии⁸¹… Уезжать из Великобритании сразу после происшествия, в столь острый момент, Хаузу нельзя было и чтобы не создалось ощущение выпадения США из семьи союзников, а сам Хауз мог влиять на англичан, умеряя их пыл, когда это необходимо. Идея же «свободы морей» обретала новую окраску – при устранении препятствий для прохождения по океану торговых судов, британцы могли бы не тратить время и силы, обращая внимание на данное затруднение, и сосредоточиться для разгрома Германии на других направлениях, Германия была бы, признавая неправоту предшествующей бесчеловечной подводной войны, поставлена в положении виноватой, но также получала бы некоторые уступки, и все это вкупе разрешало бы германо-американские противоречия, позволяя не вступать с Германией в открытую конфронтацию и будучи уверенным, что у воющих союзников по Антанте хватит сил для слома федеральной армии (Bundesheer) … Грэй соглашался с доводами Хауза, но оставалась трудность – сумеет ли он убедить в них весь кабинет. Однако это затруднение потеряло смысл, когда Германия в очередной раз проявила косность, винить в которой никого, кроме нее, не приходится – немецкое правительство отказалось обсуждать предложения Грэя (содержащие и идеи Хауза) и положило конец всякой возможности компромисса на том этапе. Как выяснится, до завершения войны, так как он не был по разным причинам достигнут и позже. «Кого боги хотят наказать…», - риторически вопрошал Хауз после оборванной Германией благоприятной возможности компромисса в столь неблагоприятной обстановке.

После отказа в Германии распорядиться предоставленной ей возможностью Хауз убедился для себя, что дальнейшее пребывание в Европе будет сродни бесполезному околачиванию. «Я пришел к заключению, что война с Германией неминуема, - записывает он 30 мая – и сегодня я решил уехать в субботу на пароходе «Сент-Пол». Президента я известил об этом телеграммой»⁸². Возможность мирных переговоров растаяла в тумане, утонула следом за «Лузитанией», «свобода морей» не претворилась в жизнь вплоть до установления Версальско-Вашингтонского порядка после 1919-1921 гг. Но все-таки у Хауза многое получилось, его предложения влияли на происходившее на авансцене мировой политики и, несомненно, усилили международные позиции США. Не интересовавшийся поначалу внешней политикой начальник Хауза, Вильсон, оказался в ее центре.