Картина 3. Тюремная камера, по которой рассеяны арестанты. Побитые Пила и Сысойко стонут, лежа на полу.

ПИЛА. Сысойко, больно тебе?

СЫСОЙКО. Больно, Пила. За что эти солдаты нас так избили?

ПИЛА. Сысойко, где мы?

СЫСОЙКО. Может, это и есть бурлачество?

ПИЛА. Надеюсь, что нет. (Шепчет Сысойко) Ты посмотри, какие рожи вокруг.

Пила и Сысойко разглядывают соседей по камере: везде сидят или лежат побитые люди в грязных одеждах.

СЫСОЙКО. Пила, это поди бурлаки и есть.

ПИЛА. Сысойко, может, у нас с тобой «галлю̀ники», а?

СЫСОЙКО. Знаешь, Пила, нет у меня к тебе былого почета. Все про тебя говорят: «колдун», а лошадь у нас увели, да Апроьска померла, - ты не уберег.

ПИЛА. Ты что, мохнорылый пес, за Матреной решил заповторять? Ты, видать, забыл, что из-за тебя пришлось корову дьячку отдать. Забыл уже, как твои брат с сестрой умерли, и мне, мне пришлось их гроб дьячку показывать, да он решил, что это я их погубил? Забыл, Сысойко? Ты-то их в город не повез, - болел. Мне за тебя отдуваться пришлось. Дьячок, цуцѐло, все заладил: «Это ты детей маленьких убил, Пила!». (Пауза). А это ты, Сысойко, их голодом заморил.

СЫСОЙКО. Нет, не я, а злой дух, который над «Подлипной» кружит и всех забирает, как нашу Апроську.

ПИЛА. Молчи, Сысойко. Лежи спокойно. Завыл, как худая баба!

СЫСОЙКО. Болит все, Пила. Сильно нас эти ватара̀кши побили. За что? Вдруг это и есть бурлачество, а?

ПИЛА. Про «бурлачество» бают, что это ба̀ско, а тут ша̀баш какой-то. (Пила поворачивается к сидящему рядом арестанту с длинной бородой и в рваных белых одеждах) Эй, почтенный, скажи на милость, где это мы?

СТРАННИК. Вы в темнице, братья, где наши души не смогут воспарить ввысь, а останутся закованными в тяжелые кандалы социального гнета.

ПИЛА. Почтенный, ты какие травы для своих отваров пользуешь?

СТРАННИК. Пути наши неисповедимы, загадочны, и нужно научиться плыть по волнам любви.

ПИЛА. Видать, отменные у тебя травы. Вот я свои отвары и снадобья собираю из разных цветочков и кореньев в «Подлипной», а ты где свои берешь? Раскрой свое ба̀ское место.

СТРАННИК. Братья мои, вы в тюряге.

ПИЛА. Почтенный, за что в тюрягу попадают?

СТРАННИК. Может, вы совершили преступление или ваши лица не понравились солдатам.

СЫСОЙКО (обращается к Пиле). Что не так с нашими лицами, а? (трогает лицо) Или виноваты мы в чем – то, Пила?

Пила думает.

ПИЛА. Мы вели себя пригоже, и лица у нас ба̀ские. Мое, по крайней мере. Мне так Матрена говорила.

СЫСОЙКО. А мое лицо не «ба̀ское»? (Сысойко трогает лицо и смотрит на Пилу)

ПИЛА. С медовухой потянет. (Обращается к старцу) Почтенный, а когда нас отсюда выпустят?

СТРАННИК. Когда планета Марс войдет в девятый дом Венеры, и стрелец метнет копье в слабое брюхо девы.

СЫСОЙКО. Пила, куда мы попали? Это ша̀баш какой-то.

ПИЛА. Не вопи, Сысойко. (Обращается к страннику). Друг мой, старец, а ты за что тут сидишь?

СТРАННИК. Так сложились обстоятельства и велели звезды.

ПИЛА. Мудрѐно ты говоришь, почтенный. А другие, почему сидят?

СТРАННИК. Каждый за свое. Вот, ту арестантку (показывает на женщину, лежащую в углу) за распутство посадили; хотя, можно ли считать свободную любовь распутством? (Пауза) Кого – то за поджог или воровство…

ПИЛА. Мы не поджигали, не воровали и никакой свободной любовью не промышляли! (Встает и начинает кричать). Эй, вы! Выпустите меня и Сысойко! Мы идем бурлачить! Я колдун, и девять медведей зарубил!

Никто не реагирует.

ПИЛА. Нам бурлачить надо! Чтобы бога̀чество получить!

АРЕСТАНТКА. Да, заткнись ты!

ПИЛА. Я тебе покажу, шельма! (Пила хватает таз, замахивается на арестантку, но обливает себя вонючей жидкостью. Все в камере смеются).

СТРАННИК. Присядь, брат мой, не кричи… Расслабься; поддайся бурному потоку жизни…

СЫСОЙКО. Пила, рядом со мной не садись. Ужасти, как от тебя помоями несет…

ПИЛА. Молчи, Сысойко…(Утирается рукавом. Садится). Почему мы здесь, почтенный? За что?

СТРАННИК (сидит напротив Пилы). Пойми, брат, это не самое страшное в жизни – оказаться здесь. Такова судьба. Расскажи, что ты помнишь?

ПИЛА. Лошадь мою украли, я продал лошадь Сысойко, ну мы и гуляли с мужиками на деньги от продажи. Пили. А что дальше и не помню…

СТРАННИК. Алкоголь туманит разум и творит дурные дела с человеком. Все образуется, не печалься, брат.

ПИЛА. Уж не знаю, образуется ли. Тем более, все мои лекарственные отвары остались в деревне.

СТРАННИК. Что же, - много вас? Семья у тебя?

ПИЛА. Сысойко, как сын мне; еще жена Матрена и сын Иван. Они в городе остались. Ходят, наверное, - побираются.

СТРАННИК. Не горюй, брат, все наладится.

ПИЛА. А ты кто такой будешь?

СТРАННИК. Я странник.

ПИЛА. Это что такое? Кем робишь?

СТРАННИК. Не знаю я, что значит слово «робишь».

ПИЛА. Чем зарабатываешь на хлеб?

СТРАННИК. Прошу подаяния. Добрые люди всегда найдутся, и деньги приходят к человеку сами тогда, когда они очень нужны.

ПИЛА. Мне вот очень нужны, да и давно, а не приходят ко мне.

СТРАННИК. Вы бурлачить хотите? Зачем оно вам?

ПИЛА. Как же? Говорят, там деньги дают, можно города поглядеть, да на людей. Все лучше, чем в «Подлипной» сидеть.

СТРАННИК. А я был бурлаком.

ПИЛА. Странник, расскажи, как оно? Ба̀ско, как все говорят, али нет?

СТРАННИК. Нет, брат мой, не ба̀ско совсем. Тяжелая, трудная работа, да смерть тебя на каждом шагу ждет. Не ходи бурлачить, айда со мной по миру ходить, да деньги у добрых людей просить. Петь будем; на гармошке играть.

ПИЛА. А ты ведь выглядишь, как почтенный человек, странник, но такую ахинею предлагаешь.

АРЕСТАНТКА (встает на ноги, но шатается, потому что хмельная). Эх, рѐбя, затекли мои ноженьки, да душенька моя истосковалась по мужскому теплу! Кто меня обнимет, да приголубит? Кто утешит и слезы мои осушит? Может, ты храбрый бурлачок? (проворно садится на колени к Пиле).

ПИЛА. Ты что творишь, шальная? А ну-ка уйди от меня подальше! Меня Матрена ждет!

АРЕСТАНТКА. Твоя Матрена уже давно пустилась во все тяжкие, да отдается всем направо и налево за жалкие гроши! И ты от нее не отставай!

ПИЛА. Ах, ты гадина!

Пила сбрасывает арестантку на пол, вскакивает, хватает таз, начинает колотить им по стенам, долбить дверь камеры.

ПИЛА. Эй, вы, лешие! Собаки плешивые, пустите меня! Пустите, сволочи! Я вам не дамся! Я Пила! Я девять медведей зарубил! Пустите меня!

СТРАННИК. Тише, брат. Присядь. Зачем так шуметь? Расслабься....

Сысойко тоже бежит к двери и колотит вместе с Пилой.

СЫСОЙКО. Пустите нас! Пила колдун! Он на вас проклятье нашлет! Пустите.

Пила и Сысойко кричат. Дверь открывается; в камеру врываются солдаты. Бьют Сысойко и Пилу.

АРЕСТАНТКА. Так их, голубчики! Бей их!

СТРАННИК. Братья, оставьте их, бедных! Зачем увеличивать страдания в этом грешном мире?

Картина 4.

Кабинет следователя, которого окружают советники и юристы, - молчаливые и ни на что не обращающие внимание люди в серых костюмах, ежесекундно перебирающие какие-то бумаги; записывают что-то; очень тихо переговариваются. Несколько надзирателей вводят в помещение окровавленного Пилу, закованного в кандалы. Пила падает на колени перед столом следователя.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Как тебя зовут, арестант?

ПИЛА. Я Пила, батюшка, а ты кто?

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Я следователь; Павел Иванович.

ПИЛА. Батюшка, не обижай меня, а.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Зачем я буду тебя обижать?

ПИЛА. Все меня обижают все время, и вам, видно, охота меня обидеть.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Ты крестьянин?

ПИЛА. Чердынский.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Сможешь встать?

Пила с трудом встает. Следователь рассматривает его.

ПАВЕЛ ИВАНОВЧИ. Из какой ты деревни?

ПИЛА. Моя деревня «Подлипная». Будь она проклята.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Чем ты занимаешься?

ПИЛА. Я колдун.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Занятно. Как ты здесь оказался? Наколдовал?

ПИЛА. Надоело колдовать. Бурлачить хочу.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Зачем?

ПИЛА. Хочу «бога̀чество».

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. С чего ты взял, что тебя ждет богатство?

ПИЛА. Дьячок и становой пристав в Чердыни сказали. Батюшка, они мою корову увели.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Почему они это сделали?

ПИЛА (говорит шепотом, как будто рассказывает какой-то секрет). Померли маленькие брат и сестра Сысойки. Я отвез их к дьячку, чтобы хоронить, а он меня обвинил. Говорит: «Ты детей убил! В острог пойдешь», а я к ним пальцем не притронулся. Мальчик от голода умер, а девчонка в печь забралась, и ее там камнем прибило. Дьячок стал меня стращать и сказал, что отправит меня в острог, если я ему корову не отдам, а корова у нас одна… (Пила плачет). И Апроьска с голоду умерла… (Плачет).

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Кто она тебе?

ПИЛА. Дочька.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Как тебя зовут, - повтори?

ПИЛА. Пила зовут.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. У тебя есть отчество, фамилия?

ПИЛА. Не знаю, батюшка. Всю жизнь меня Пилой зовут и все тут.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. У тебя есть паспорт?

ПИЛА. Что такое «па̀чпорт», батюшка?

Все советники следователя перестают перебирать бумаги и ненадолго застывают в недоумении. Переглядываются и быстро возвращаются к работе: опять что-то пишут.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Тебе в волостном управлении выдавали когда-нибудь паспорт?

ПИЛА. Никогда мне никакой «пачпорт» не давали, батюшка.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Подойти и посмотри, как этот документ выглядит, чтобы точно ответить, давали тебе такой или нет.

Пила подходит к столу следователя и смотрит на паспорт, который Павел Иванович держит в руках.

ПИЛА. Дивная птичка на шершавой бумажке. Я никогда такую не видел.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Хорошо, встань обратно.

Пила возвращается в центр комнаты.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Ты когда – нибудь платил подати?

ПИЛА. Придет дьячок к нам в деревню, - увидит, что образа не стоят или живут молодые невенчанные и заберет хлеб, скотину. Такие подати и платили…

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Почему в твоей деревне не ставят образа и не венчаются?

ПИЛА. Стали венчаться и детей крестить, когда к нам пристав пришел и сказал, что мы живем, как звери и надо в церкву ходить, детей крестить и тому подобное. Только мы забыли, а не хо̀тим подати давать за все эти размежу̀йства.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. На какие деньги ты пьянствовал?

ПИЛА. Батюшка, помилуй! На постоялом дворе украли мою лошадь, осталась у нас еще одна лошадь Сысойки. Так, мы ее продать решили, раз бурлачить идем, но деньги пропили на радостях. (Пауза) Мы сильно страдали, батюшка. Хотели забыть. Дочку жалко…(Снова Пила плачет).

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. В нашем городе разыскивают беглого каторжника, который обворовал булочную и избил продавца. Квартальный говорит, что нашел тебя и твоего друга лежащими в канаве. Вы были очень пьяны и дрались с офицерами при задержании. В камере устроили дебош. Как ты объяснишь свое агрессивное поведение? Может, ты этот беглый каторжник?

ПИЛА. Батюшка, помилуй, родной! Я из «Подлипной»; Матрена – моя жена, у меня сын Ванька молодой совсем, Сысойко еще. Они все скажут, что я Пила из «Подлипной», и мы идем бурлачить. (Пауза). Почтенный, неправду квартальный ба̀ет. Они первые бить стали, а я девять медведей убил. Со мной тоже шутки плохи. Пусти! Бурлачить надо! Там ба̀ско.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Сколько тебе лет?

Молчание.

ПИЛА. Двадцать пять поди.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Тебе на вид лет 40.

ПИЛА. Значит 40, раз ты так решил, батюшка.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Неужели ты не знаешь, сколько тебе лет?

ПИЛА. Замучил ты меня, почтенный. Пусти меня бурлачить, умоляю! Отпусти к Матрене и сыну, - они без меня пропадут. Дочь не уберег, - теперь и они погибнут. Они ничего делать не умеют. Сысойко тюфяк. (Пауза). Я умереть хотел, почтенный, да не знаю, как лучше это сделать. Думаю, что лучше поживу немного.

Пила опускает голову. Павел Иванович долго молчит.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Я часто встречаю таких крестьян, как ты. Я тебя отпущу.

ПИЛА. И Сысойко тоже, батюшка, отпусти. Без него никуда!

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Хорошо, твоего друга отпустим. (Пауза. Говорит строже). Только смотри у меня: если еще будешь дебоширить и драться на улице, я тебя в острог отправлю!

ПИЛА. Слушаюсь, почтенный. Клянусь, что не буду драться. (Пауза) Спасибо, батюшка!

Заходят надзиратели; берут Пилу под руки и уводят из кабинета. К следователю подходит юрист.

ЮРИСТ. Павел Иванович, к вам купец Григорий Витальевич Карпов с дочерью. Впустить их?

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Они пришли прямо сюда?

ЮРИСТ. Пренепременно хотят вас видеть. Торопятся ехать куда-то. Настаивают на встрече.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Будут еще сегодня арестанты?

ЮРИСТ. Нет, это был последний.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Тогда пусть зайдут.

Все юристы и советники скрываются из кабинета. Заходят Григорий Витальевич Карпов, - полный и богато одетый купец, а также его дочь Мила Григорьевна Карпова.

ГРИГОРИЙ КАРПОВ. Павлуша, миленький, здравствуй, мальчик мой.

Григорий Карпов целует и обнимает Павла Ивановича. Мила стоит рядом.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Григорий Витальевич, зачем вы Милу привели сюда? Ко мне водят арестантов. Для молодой дамы много ненужных впечатлений.

Григорий Карпов бесцеремонно хватает Павла Ивановича и крепко сжимает в объятиях.

ГРИГОРИЙ КАРПОВ. Павлик, что ты?! Она так хотела тебя (выделяет это слово, - «тебя»: говорит пафосно, будто выступает на арене) видеть, - всю дорогу я только и слышал: «Папенька, когда мы Павлушу увидим?». Я ей все говорил, что скоро-скоро, дитя моя, и вижу, что она совершенно горит от нетерпения.

МИЛА КАРПОВА. Папенька, зачем же все преувеличивать? Это премѝленько, конечно, и я соскучилась, но гореть – не горела. Румянец у меня естественный, - так и папеньке все кажется, что я всегда как-то неуместно смущена или даже, что у меня, может быть, жар, хотя, это мое натуральное состояние.

ГРИГОРИЙ КАРПОВ. Мила, обними же нашего Павлушу скорее, а то это все абсолютно не по - родственному!

Мила застенчиво обнимает Павла Ивановича.

ГРИГОРИЙ КАРПОВ. Павлуша, мальчик, как ты изменился, - возмужал. Абсолютный красавец! (Обращается к дочери, берет ее за руку и трясет) Да, Милочка? Скажи же, что наш Павлик стал совершенным мужиком.

МИЛА КАРПОВА. Премиленько, конечно, папенька, но я таких вещей говорить не буду.

ГРИГОРИЙ КАРПОВ (Павлу Ивановичу). Она стесняется ужасно. Все время только тебя и вспоминает. Павлуша, когда же ты приедешь ко мне, мальчик?

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Григорий Витальевич, я бы с удовольствием, но у меня работы по горло. Нынче сбежал заключенный, - наделал много шума в городе. Теперь каждого арестанта проверяем (Пауза), а иногда идут совершенно невинные люди. Например, сейчас был у меня один крестьянин. Потерянный человек родом из какой-то Богом забытой деревни. Его обобрали, дочь умерла, денег ни гроша; у него нет ровным счетом ничего, и видно, что этот человек мухи не обидит. Идет бурлачить всей семьей. Пришлось его допрашивать, а он даже не помнит собственного имени! Как это возможно?

ГРИГОРИЙ КАРПОВ. Павлуша, мы отстроили наш дом в Перми полностью. Теперь там есть библиотека и бальный зал! Помнишь наш домик? Раньше и речи о балах совершенно не было. Теперь можно гулять на полную. Милочка очень ждет. Скоро первый бал. Тебя, конечно, особенно ждем, мой мальчик.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ (Говорит быстро; увлеченно). Сюда попадают эти заброшенные крестьяне, у которых нет ничего, и они ходят по свету, попадают в беды, и тюрьмы переполнены крестьянскими людьми. Они пришли в город, законов не ведают, и все время с ними происходят нелепые случайности.

ГРИГОРИЙ КАРПОВ. Павлик, мой мальчик, я обещал твоему отцу, что буду приглядывать за тобой и наставлять. Мы не виделись три долгих года. Я прошу тебя, - поехали с нами. Посмотрим наши варницы в Усолье, потом в Пермь. Там праздник. Поживешь! С Милочкой вы… пообщаетесь. С тех пор, как ты на этой, так сказать, службе, она абсолютно лишилась приличного общества.

МИЛА КАРПОВА. Папенька, это премиленько, конечно, но зачем вы все утрируете? У меня есть мои подружки, - Лизет и Мария. У меня прекрасное общество.

ГРИГОРИЙ КАРПОВ (обращается к дочери). Не мети метелкой, любимая моя (смачно целует дочь и снова обращается к следователю) Павлуша, ты мне, как сын. Я обещал родителям, царствие им небесное, что буду приглядывать за их мальчиком. Ты такой бледный, худой. Поехали, - мы тебя откормим, побалуем! Ну?

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Я действительно не могу уехать. Квартальный – свирепый человек. Для него любой крестьянин сразу вор, убийца и прощелыга. Он готов отправить в острог любого. Многим нужно просто показать себя, статистику, и они не вникают в суть дел, и в тюрьмах оказываются невинные. Особенно достается крестьянам, которые не знают жизни, у них нет документов, и они идут куда-то за счастьем. Например, бурлачить.

ГРИГОРИЙ КАРПОВ (шепотом). Мой мальчик, не говори про товарищей в этих стенах. У стен есть ушки. (прикладывает ко рту палец и говорит: «Тсссс»). Ты чересчур впечатлительный. Всегда был таким. Как же я тебя ценю, мой мальчик (целует следователя). Как же я хотел бы, чтобы у меня был такой зять (снова целует следователя).

МИЛА КАРПОВА. Папенька, вы невыносимы! Мы не виделись с Павликом 3 года, и вы произносите такие провокационные речи! Это неостроумно. Прекратите сейчас же.

ГРИГОРИЙ КАРПОВ. Милочка, расчувствовался, - не видел парня давно и потерял себя. Павлик, я тебя очень жду в гостях. Я стал старый, немощный, может даже, больной. Я хочу покоя. Мне нравится, когда ты рядом с нами, и вы с Милочкой разговариваете на какие-нибудь умные темы. Пожалуйста, вырвись отсюда и приезжай в Пермь. Обещаешь?

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Я не знаю. Работы очень много.

ГРИГОРИЙ КАРПОВ. Ты абсолютный трудяга – это похвально, но нужно отдыхать. Я тебя жду через месяц.

ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ. Может, через три. Я не могу пока точно сказать.

ГРИГОРИЙ КАРПОВ. Через три месяца я тебя жду. И не позже, иначе я за тобой пришлю конвой! Тебя силой отсюда вытащат рабочие моей варницы. Милочка, едем в Усолье. Не будем нашего Павлика отвлекать.

МИЛА КАРПОВА. Павлик, я все еще храню наш альбом. Когда тебе было 11 лет, ты мне написал: «Я на тебе женюсь, если ты мне сваришь облепиховое варенье». Премиленько, да?

ГРИГОРИЙ КАРПОВ (смеется). Теперь ты нашего Павлика смущаешь! Пока, дорогой наш!

Карповы посылают Павлу Ивановичу воздушные поцелуи и уходят.