§ 2. Модальные значения предложений без вопросительного компонента

Как известно, вопросительная семантика предложений без вопросительных компонентов создается порядком слов, вопросительными частицами и интонацией, причем роль интонационных средств в выражении модальности этого типа предложений значительна: есть группа вопросительных предложений, в которых смысловой центр зависит не от порядка слов, а только от интонации. Кроме того, даже те вопросительные предложения, в которых смысловой центр определяется словом, выделенным логическим ударением или стоящим в препозиции, без вопросительной интонации не обходятся [см. подробнее: Осоловская 1959: 111]. Поэтому именно с помощью интонации можно определить коммуникативный центр вопросительного предложения. На необходимость учета роли интонации при анализе модальности вопросительных предложений указывает и Л. В. Федорова, подчеркивающая необходимость рассмотрения «взаимодействия основных средств выражения инвариантного модального значения – форм наклонения и интонации в вопросительных предложениях» [Федорова 1996: 10]. Однако сама по себе интонация модальности не образует, и, следовательно, ее рассмотрение является следующим этапом при определении модальности вопросительных предложений без вопросительного компонента. Словопорядок выступает дополнительным средством выражения вопроса. В вопросительном предложении на первое место преимущественно ставится слово, в котором содержится идея запроса. Тем не менее, по мнению ряда исследователей (И. Святогор, Л. Писарек и др.), словопорядок не входит в число специальных вопросительных средств, поскольку, с одной стороны, характерное для вопросительного предложения вынесение на начало предложения слова, которое логически выделяется, обусловлено не столько выражением целеустремленности предложения, сколько его актуальным членением. С другой стороны, вопросительные предложения имеют те же средства словоразличения, что и невопросительные, и только средствами словопорядка разграничить указанные предложение невозможно [см. подробнее: Святогор 1974: 65].

В связи с вышесказанным вполне логичным представляется обращение к анализу семантики вопросительных предложений без вопросительных компонентов, который поможет определить значение отношения сообщаемого к действительности, а именно: значение реальности или ирреальности заключено в интересующих нас конструкциях. Рассмотренное выше толкование реальности/ирреальности, представленное Г.А. Волохиной и З.Д. Поповой, а также предположение Л.В. Федоровой о том, что «вопросительность сама по себе является одним из частных модальных значений ирреальности» [Федорова 1996: 10], в свое время указали на проблему сложности определения реальности/ирреальности и на необходимость глубокого и всестороннего изучения семантики вопросительных конструкций, так как выше мы выяснили, что, например, вопросительные конструкции с вопросительным компонентом выражают значение реальности. Что касается предложений без вопросительного компонента, то они, по мнению ряда исследователей, в частности, С.Т. Шабат, содержат вопрос, направленный на выяснение того, что абсолютно неизвестно говорящему, т.е. для того, кто спрашивает, два ответа репрезентируют равнозначную альтернативу. Кроме того, данная группа вопросительных предложений характеризуется наличием особого лексического наполнения: элементами вопроса должны выступать слова, способные выражать противопоставление. Средством выражения такой корреляции выступают антонимы [Шабат 2000: 73]. Например: «Китайцам отдадут наш лес?» (АиФ, 20-26 сентября 2006 г.); «Ты не перегреешься?» (Улицк., с. 380); «Ты уверен, Вадим? – заныла я» (Роб., с. 311). Ставя такие вопросы, говорящий имеет в виду альтернативу – противопоставление: отдадут – не отдадут; перегреешься – не перегреешься; уверен – не уверен и т.п. На специфичность подобных, так называемых альтернативных вопросительных предложений и на необходимость выделения их в отдельный коммуникативно-функциональный тип указывает С.Т. Шабат, которая подчеркивает «тесную связь рассмотрения альтернативного вопроса (вопроса выбора, выборочного вопроса) с его логической интерпретацией» [Шабат 2000: 83]. Именно этим, на ее взгляд, «можно объяснить тот факт, что при исследовании вопросительных предложений возникает проблема связи логических и грамматических категорий как одного из проявлений соотношения языка и мышления» [там же]. Детальные классификации альтернативных вопросительных предложений, их структурно-логический анализ представлены в работах М. Петера 1955, Ю.О. Дубовского 1966, А.А. Метлюка 1968, К. Шангриладзе 1973, выполненных на материале романских и германских языков. Более подробное изучение интонации и коммуникативной направленности альтернативных вопросительных предложений было предпринято в работах Г.П. Олейник [Олейник 1971, 1974, 1977], автор которых в зависимости от коммуникативного направления, обусловленного соответствующей ситуацией и модальностью, выделяет три варианта структур вопроса выбора:

1. вопрос выбора со структурой противопоставления (с большей или меньшей степенью заинтересованности говорящего в получении желательного ответа);

2. вопрос выбора со структурой перечня (с большей или меньшей степенью заинтересованности говорящего в получении желательного ответа);

3. вопрос выбора со структурой уточнения (со структурным компонентом или что).

Коммуникативная сущность вопроса выбора, по мнению Г.П. Олейник, проявляется в вопросе не об одной, а о двух и больше информациях, предложенных собеседнику на выбор, одна из которых должна быть в ответе [там же]. Преимуществом такой классификации для своего времени стал учет степени заинтересованности говорящего в получении ответа. Благодаря подобным исследованиям в настоящее время мы можем говорить об априорной субъективности вопросительных конструкций. Однако анализ фактического материала ставит под сомнение некоторые выводы исследователя. Например, в ответе не всегда содержится одна из информаций, предложенных на выбор адресату. Ср.: «Со временем Вы утратили интерес к современной отечественной литературе или она Вас не интересует в силу своей необъективности? – Я интересуюсь работами своих коллег, но…» (ВЛ, 2006 г., № 5). Подобные парадоксы в исследованиях семидесятых годов и достижения современных структурно-семантических исследований позволили С.Т. Шабат выделить две группы альтернативных вопросительных предложений:

1. вопросительные предложения с буквальной альтернативой;

2. вопросительные предложения с небуквальной альтернативой.

Вопросительные предложения с буквальной альтернативой характеризуются единством формальной и семантической структуры и выражают собственно-вопросительное значение. Из конструкций этого типа исследователем выделяются все три (предложенные еще Г.П. Олейник) варианта структур вопроса выбора:

- альтернативный вопрос с сопоставительно-противопоставленным значением, характеризующийся тем, что говорящий не знает, какой ответ выберет собеседник;

- альтернативный вопрос со значением уточнения, в первой части которого имплицитно присутствует информация, которая может быть использована в ответе, а во второй – спрашивается о возможности другого ответа;

- альтернативный вопрос со значением перечня. Семантическая структура такого вопроса состоит в побуждении собеседника выбрать для своего ответа одну из нескольких имплицитно заложенных информаций [Шабат 2000: 84 – 87].

Вопросительные предложения с небуквальной альтернативой «характеризуется тем, что коммуникативная установка [вопросительных предложений] не отвечает языковому значению формальной структуры, т. е. необходимости выбора между двумя или больше возможностями уже нет. Такие конструкции выражают экспрессивное утверждение или возражение, ряд коннотационных значений и т.п.» [Шабат 2000: 87]. Примеры, которые исследователь демонстрирует в качестве фактического материала, репрезентируют вторичную функцию вопросительных конструкций, являясь в большинстве своем риторическими, например: «Разве я гнала ее в затылок к Киеву, или что?»; «Или ты в лесе потерялся, или главу потерял?» [Шабат 2000: 87]. На наш взгляд, смешение конструкций первичных и вторичных функций в одной подгруппе альтернативных предложений представляется нецелесообразным, так как ни в плане семантики, ни в плане функционирования, ни в плане определения значений реальной/ирреальной модальности у данных конструкций нет ничего общего. Однако достоинством и этой, и вышерассмотренных работ является сделанный акцент на главной особенности вопросительных конструкций без вопросительного компонента – наличии значения альтернативы.

Обращение к толкованию значения альтернативы дает возможность выявить ключевую особенность данного понятия – «необходимость выбора одной из двух или нескольких взаимоисключающих возможностей» [СЭС 1987: 46]. С позиции отношения сообщаемого к действительности, то есть в аспекте толкования модальности, проблема необходимости выбора в вопросительных предложениях будет отсутствовать как таковая. Ведь этот выбор всегда будет за адресатом, то есть конечная «точка над i» будет за ответной конструкцией – а не за вопросительной. Только ответ выберет какую-либо возможность, исключив остальное. Например: «Ты кого-нибудь из наших видишь? – спросила после паузы Нелли. [ - Да нет…]» (Пелев., с. 98) – говорящий предполагает альтернативу: видит – не видит, но ее составляющие, как и выбор одного из возможных вариантов – за отвечающим на вопрос; «[Одна из женщин спросила:] Вы жена Сахарова?» [Да…]» (Пелев., с. 317) – то, что предполагается определить как альтернативно возможное: жена Сахарова или не жена – неизвестно, оно реально еще не существует. Идея о выяснении родства возникла (но только в мыслях), она не приобрела фактическую наличность ни во времени – как факт реальности, ни в пространстве – как недооформленная до конца идея. И этой идее никогда не приобрести фактическую форму наличия – из-за неясности, размытости, недооформленности сущности ее самой: альтернатива ответа исключает факт наличия определенности до тех пор, пока не будет ясен ответ на вопрос: или – или; «Распустит он старую партию? Соберет вокруг себя приверженцев и создаст новое движение? Или изобретет какой-нибудь страшный заговор?» (ВФ, 2005 г., № 10) – фиксируемые вопросы вообще не предполагают реальности – все возможное в будущем времени может вполне оказаться невозможным, и размышления о дальнейших планах главного лица – лишь отсутствие возможности говорящего определить эти планы; «В доме ваших родителей была большая библиотека?» (ВЛ, 2006 г., № 5) – возможность существования большой библиотеки – нереальна, так как может оказаться, что ни большой, ни маленькой библиотеки не было просто потому, что библиотеки не было вообще. Предположение говорящего гипотетически предполагает наличие возможности. Однако на момент совершения речевого акта факт реального или возможного наличия большой библиотеки нереален из-за нереальности самой альтернативы «большая/маленькая»: вдруг ее вообще не было; «Кавказ русских не ждет?» (АиФ, 20-26 сентября 2006 г.) – одно слово вопроса: ждет/не ждет – ключевое определение реальности/ирреальности значения. Возможность одного ответа исключает второй – т.е. обе возможности – взаимоисключающие: «альтернативный – противопоставленный другому и его исключающий» [Сл. Ожегова 2006: 23]. В связи с вышеизложенным говорить о реальном существовании взаимоисключающего мы считаем необоснованным. Таким образом, существует в реальности или не существует то, о чем спрашивает адресант, он так никогда и не узнает – до тех пор, пока не получит ответ. А ответ – уже вне сферы наших интересов. Эта-то фатальная невозможность даже гипотетически повлиять на реализацию возможности, необходимости или желательности в реальность и дает нам основание предположить, что вопросительные предложения без вопросительных компонентов выражают значение ирреальности. Кроме того, зафиксированные примеры свидетельствуют о наличии не просто двух или нескольких возможностей, а, пользуясь крылатым выражением, о наличии отсутствия самого знания возможности. Иными словами, и сам говорящий, и его сообщение в форме вопроса подчеркивают не только незнание спрашиваемого факта, но и отсутствие представления о самом факте как таковом, например: «Только это? Больше никаких условий? [Я пожала плечами]» (Роб., с. 311). Попытаемся гипотетически представить возможные ответы, вопрос, «прописавшиеся» в голове адресанта: еще нужны деньги, или чтобы не было посторонних, или нужен сопровождающий, или никуда вообще героиня не едет – она передумала и т.д. и т.п. Сама бесконечность перечня всех возможностей ставит под сомнение реальность возникновения и существования этих возможностей в одной человеческой голове в течение 2 – 3 секунд.

Вторично воспользуемся сравнением толкований значений реальности и ирреальности, проделанным нами в первом параграфе для предложений с вопросительными компонентами. Возможность возникновения или само возникновение и существование как неотъемлемые признаки реальности отсутствуют в рассмотренных примерах. Во всех конструкциях зафиксировано значение отсутствия возможности возникновения и отсутствия возникновения во времени. А это и есть вывод, к которому мы пришли при осмыслении фактического материала примеров: в вопросительных предложениях без вопросительного компонента выражается модальное значение ирреальности.

Следует, однако, заметить, что в попытках охарактеризовать различные проявления ирреальной модальности среди лингвистов наблюдаются серьезные разногласия — так, даже сами границы ирреальной модальности представляются достаточно расплывчатыми. До сих пор не выработано единой системы критериев, регламентирующих участие тех или иных языковых средств в формировании ирреальных модальных языковых значений. Так, например, С.Я. Гехтляр отмечает четыре «важнейших признака семантики ирреальности: 1) наличие указания на зависимость реализации данной потенции от какого-то другого действия, указание на возможность препятствия к реализации; 2) возможность отнесенности к любому из трех темпоральных планов; 3) наличие зависимости совершения действия от воли горящего, обязательность направленности действия на адресата; 4) зависимость адресата от воли говорящего» [Гехтляр 1986: 55]. По мнению Е.В. Левичевой, «ирреальная модальность включает два типа ситуаций – оптативные и повелительные» [Левичева 2004: 99]. Н.С. Валгина так определяя сущность категории ирреальности: «…сообщаемое в предложении представляется как возможное, желаемое, должное или требуемое, т.е. реально не существующее. Такие предложения несут в себе значение временной неопределенности и называются предложениями ирреальной модальности, поскольку факты, о которых идет речь, в действительности не имеют места. В этих предложениях используются формы сослагательного, условного, желательного и побудительного наклонений» [Валгина 1978: 326]. Аналогичное понимание ирреальности находим и в «Русской грамматике – 80»: значения отношения сообщаемого к действительности, которые заключены в замкнутой системе абстрактных синтаксических категорий, – это значения … ирреальности (синтаксические ирреальные наклонения: сослагательное, условное, желательное, побудительное и долженствовательное) [Русская грамматика 1980: 214]. Как видим, традиционно при определении реальности/ирреальности основной упор делается на сущность наклонения глагола: изъявительное наклонение – речь идет о реальности, сослагательное, условное, желательное, побудительное – об ирреальности. Однако специфичность вопросительных конструкций состоит в том, что наклонение глагола оказывается далеко не единственным критерием определения реальности/ирреальности конструкции. Рассмотрим несколько примеров вопросительных конструкций с глаголами изъявительного наклонения: «Вы не боитесь оставлять близких на произвол судьбы? [Боюсь]» (АиФ, 5-11 декабря 2007 г.); «Знаешь что-нибудь о той бумаге? – спросил он Афонцева. [Нет]» (Мак., с. 43); «Но видел ее? [Мало]» (Мак., с. 43); «Пилоты перестанут быть крайними?» (АиФ, 5-11 декабря 2007 г.). Конструкции выражают значение ирреальности благодаря тому, что факт, о котором спрашивает каждый из адресантов, в действительности еще не совершился, не состоялся: альтернативный выбор не может быть сделан адресантом – и неразрешенность «повисает в воздухе» до момента ответа адресата. Поэтому можно предположить, что при определении модального значения реальности/ирреальности в вопросительных конструкциях без вопросительного компонента следует учитывать не столько наклонение глагола, сколько семантику альтернативы. Проведенный анализ фактического материала позволяет нам сделать вывод о том, что семантика гипотетичности, свойственная ирреальной модальности, находит свое выражение в двух формальных вариантах:

1. конструкции с компонентом или, явственно обозначающие альтернативу из двух вариантов, например: «Прямо сейчас или позже?» (КП Калининград 6 мая 2006 г.); «Никогда не иметь детей или иметь, никогда не узнав, что ребенок не твой?» (Роб., с. 285); «Охотники или жертвы?» (КП, 20 декабря 2005 г.),

2. конструкции без компонента или, передающие вероятностный характер и скрытую альтернативу, состоящую из двух и более вариантов, например: «Можно представить себе развитие науки как последовательное накопление знаний?» (ВФ, 2005 г., № 7); «Они знали, что вы стихи пишете?» (ВЛ, 2006 г., № 5); «А лечиться можно? – спросила я, когда Лена отошла» (Роб., с. 285); «Радикальной реформы не будет?» (КП, 15 декабря 2005 г.).