§ 2. Соотношение категории модальности и вопроса

Модальность принадлежит к числу стержневых категорий, формирующих предикативную ось предложения и устанавливающих его связь с внеязыковой действительностью. Эта комплексная категория является объектом устойчивого и длительного интереса со стороны отечественных и зарубежных лингвистов (см., например: В.В. Виноградов, Ш. Балли, В.Г. Адмони, Г.А. Золотова, Р. Мразек, В.Г. Гак, Г.В.Колшанский, В.Н. Ярцева, Л.С. Ермолаева, Ф. Палмер, А. Вежбицкая, В.З. Панфилов, П.А. Лекант, А.В. Бондарко, Т.И. Дешериева, Е.И. Беляева, А.А. Мецлер, С.Я. Гехтляр, С.С. Ваулина, Н.Ю. Павловская, О.В. Трунова, Б.В. Хрычиков, М.А. Болотина, Г.П. Немец, А.В. Зеленщиков, М.В. Ляпон, Б. Ханзен и др.¹), в исследованиях которых разработаны ключевые понятия, позволившие определить семантический объем, функционально-грамматический статус данной категории и выявить основные средства ее выражения в языке. Значительное число работ по проблемам модальности освобождает нас от необходимости рассматривать все аспекты изучения ее содержательной природы и дает возможность сфокусировать внимание на рассмотрении одного из ее аспектов – модальности вопросительного предложения.

Смысловое значение вопросительного предложения, как и любого предложения вообще, представляет собой результат диалектического взаимодействия двух содержательных планов: номинативного (то, что вслед за Ш. Балли, называют диктумом) и коммуникативного (то, что называют модусом). Данное положение соотносится с принципом выделения в семантическом объеме модальности «двух содержательно разнородных пластов – пропозиционального (онтологического) и прагматического (гносеологического)» [Ваулина 1993: 17]. Пропозициональная модальность (в иной терминологии модальность диктума) прямо и непосредственно связана с актуализацией обозначаемого (номинируемого) события. В вопросительном предложении диктумная фиксация действительности – это наличие известной адресату информации – того, что в дихотомии тема/рема называют темой, и содержание рематической, ожидаемой адресантом информации [Шатуновский 2001: 246]. Прагматическая модальность (то есть модальность модуса) связана с прагматической оценкой сообщения об обозначаемом (номинируемом) событии. В вопросительном предложении модусное преломление фактов внеязыковой действительности в сознании говорящего-слушающего – это, во-первых, субъективный аспект заинтересованности адресанта получить от адресата неизвестную информацию в виде ответа, и, во-вторых, эксплицитные средства выражения субъективной модальности.

В связи с вышесказанным представляется целесообразным рассмотрение в аспекте категории модальности классификации вопросительных предложений и вопроса о модальном статусе указанных конструкций. Обсуждение вышеназванных и связанных с ними вопросов с изложением собственных исследовательских позиций содержится в двух соответствующих подпараграфах.

2.1. К проблеме классификации вопросительных предложений в аспекте категории модальности

Многоплановость и неоднородность формальных признаков вопросительных структур, разнообразие их значений и функций объясняют существование в лингвистике большого количества классификаций вопросительных предложений, в основе которых лежат разнообразные принципы. Исследователи классифицируют вопросительные конструкции по различным основаниям, кладя в основу функциональный, семантический, формальный, модальный и т.п. признаки. На наш взгляд, бесспорную ценность представляет каждая классификация, поскольку анализ того или иного аспекта вопросительного предложения расширяет, дополняет, углубляет привычные представления об исследуемом объекте. Однако стремление ограничить или упорядочить комплекс значений, входящих в состав модальности вопросительных предложений, заставляет нас пересмотреть не только основные подходы к трактовке модальности, но и существующие классификации вопросительных предложений, в рамках которых анализируется модальная семантика этих синтаксических конструкций. Подобная необходимость обусловлена тем, что существующие в языкознании классификации вопросительных предложений не проясняют данной проблемы. Поэтому в рамках нашей работы целесообразным представляется, с одной стороны, рассмотрение и систематизация традиционных классификаций с позиции отражения в них модального качества, и, с другой, анализ модальной семантики вопросительных предложений с позиции вопросительной многоаспектности, содержащейся в существующих классификациях.

Лингвистические исследования, в которых изначально изучались языковые явления в направлении от формы к значению (от средств к функциям), позволили обозначить структурные рамки, разграничивающие различные группы вопросительных предложений с той ясностью, на которую только способна грамматика, мыслящаяся изначально как «учение о формах». И хотя в современной лингвистике «внутреннее строение систем отходит на второй план» [Марков 1981: 148], классификация вопросительных предложений «по наличию или отсутствию вопросительного слова (местоимения или наречия) в составе предложения …является наиболее распространенной» [Шабат 2000: 26]. Так, в частности, И.П. Распопов отмечает, что по характеру и назначению в речи очень выразительно противопоставляются предложения с вопросительными местоимениями и предложения, которые оформлены как вопросительные только с помощью интонации [Распопов 1958: 35]. Этот принцип находит отражение и в традиционной классификации академических грамматик русского языка, выходивших в разное время, согласно которой выделяются две группы вопросительных конструкций: «по формальному строению вопросительные предложения или совпадают с невопросительными предложениями или строятся по собственным синтаксическим образцам» [Русская грамматика 1980: 387]. С точки зрения нашего исследования учет внешних форм выражения модальности и вопроса представляет бесспорную значимость, поскольку никакое содержание невозможно без формы, тем более такое емкое содержание, каким является содержание категории модальности. Кроме того, принципиально важным для нас является положение о том, что «вся грамматика в целом, фактически со всеми ее разделами мыслится…как сложная система соответствий между смыслами, составляющими содержание речи, и внешними формами выражения этих смыслов их (смыслов) формальными показателями» [Щерба 1974: 64] и находим целесообразным исследование означенных категорий при абсолютном равновесии «весов» формы и содержания.

Произошедший в последние десятилетия в лингвистике «заметный поворот к интенсивному изучению содержательной структуры языка» [Ваулина 1993: 3] и необходимость в связи с этим выявления содержательного объема номинативной составляющей смыслового значения предложения обусловливает необходимость нашего обращения к классификациям, ориентированных на исследование вопросительных конструкций в семантическом, логическом и функциональном аспектах. На логической интерпретации вопросительного предложения и, соответственно, разработке логического содержательного плана при классификации вопросительных конструкций основан ряд исследований в рамках выделения тех или иных групп вопросов. Так, в частности, В.Е. Шевякова разграничивает неопределенно-связочные вопросы нейтрального типа, неопределенно-связочные вопросы со значением предположения и уточнения [Шевякова 1974: 108]. Изучение такого соотношения, как отмечает Р.А. Рейганд, приводит к выводу, что нейтральные вопросы сами по себе не выражают логического суждения, а содержат в скрытой форме то предыдущее суждение, из которого выходит постановка любого вопроса [Рейганд 1961: 4]. С точки зрения логики разграничивают вопросительные предложения и П.А. Беренштейн и А.Н. Шрамм, разделяющие вопросы на общие и альтернативные [Беренштейн, Шрамм 1959: 195]. И хотя классификации вопросительных предложений в аспекте логического содержания не раскрывают специфики самого вопроса, особенностей его функционирования в речи, они тем не менее заостряют внимание на том, что любой вопрос – это поиск логического предиката. Этот фактор также учитывается в ряде других классификаций. Так, в частности, в зависимости от способа получения информации и ее характера среди собственно-вопросительных предложений выделяются верификативные конструкции, которые в свою очередь могут быть простыми и осложненными, сопровождаемыми догадками и предположениями; и комплементативные, которые недвусмысленно выражают запрос информации о неизвестном вопросительными словами [Ломов 1994: 106 – 108; Адамец 1978: 101]. Данная классификация интересна для нашего исследования тем, что в ней учеными подчеркивается факт верификативности, то есть истинности и недвусмысленности одних предложений и сопровождение субъективным фактором семантики других. Использование, таким образом, логических критериев при анализе вопросительных предложений делает возможным привлечение данных сведений для последующего выделения модальных значений объективности/субъективности.

Аналогичное, берущее свой исток в логическом представлении неизвестного, разграничение вопросов в зависимости от объема и характера недостающей информации позволяет ряду исследователей (Т.В. Губарева 1995, И.Б. Шатуновский 2001, Х.Р. Мелиг 2007) выделять две основные группы вопросов: диктальные и модальные. Расширению представлений о семантике вопросительных предложений способствовало разграничение указанными учеными вопросов внутри этих групп: полные диктальные вопросы, когда адресанту неизвестно ничего; частичные диктальные вопросы, с помощью которых адресант уточняет «детали» неизвестной информации; полные модальные вопросы, когда адресант знает о событии, но выражает свое сомнение в его реальности; частичные модальные вопросы, когда адресант только предполагает нечто и хочет удостовериться в своем предположении [Губарева 1995: 228]. Таким образом, известная схема, предложенная Ш. Балли для классификации вопросов и использованная многими авторами для классификации их коммуникативной функции, является ничем иным как реализацией основного положения логики о вопросе как мысли, «в которой выражается просьба пополнить имеющуюся информацию с целью устранения познавательной неопределенности» [Макаров 2000: 331]. В таком ракурсе интерпретирует идею Ш. Балли и И.Б. Шатуновский, выделяющий с точки зрения новизны /данности компонентов вопроса в дискурсе два основных типа общих вопросов: модальные и диктально-модальные [Шатуновский 2001: 246]. В модальных вопросах, по мнению исследователя, в коммуникативном фокусе находится модус – то, что «имеет место», а диктум, то есть описание ситуации, пропозиция относится к данному, к теме. В диктально-модальных вопросах в коммуникативном фокусе (в реме) вопроса находятся и модус («имеет место», = «есть в действительности»), и диктум, пропозиция (описание ситуации) [там же].

Дальнейшее углубление понимания модальных значений в соотношении с семантикой частных и полных модальных вопросов нашло отражение в исследованиях Х.Р. Мелига, обогатившего идею верификации и степени полноты описания ситуации, разработанные в предыдущих классификациях. В своем анализе исследователь убедительно демонстрирует положение о том, что «для описания коммуникативной структуры … существенна не только коммуникативная функция отдельных элементов предикации, но и коммуникативная функция целой предикации в составе текста» [Мелиг 2000: 447], поскольку позволяет выявить условия как фактического, так и потенциального существования обозначенной ситуации. Кроме того, в рамках этих возможностей следует, как полагает Х.Р. Мелиг, различать настоящее, прошлое или будущее существование, причем «слово «существование» при этом не означает, что языковому выражению должно соответствовать некоторое положение вещей во внешнем мире. Для лингвистического описания релевантно лишь существование чего-либо в мире говорящего» [там же: 450]. Насколько существенны эти замечания для нашей работы и, в частности, для анализа категорий реальности/ирреальности, объективности/субъективности, а также для определения рамок модальных значений возможности и необходимости при их калькировании на модальность вопросительного предложения, может показать признание исследователями модальности следующего факта: «не вполне очевидным продолжает оставаться вопрос о месте и функциональном статусе ряда модальных значений в модальной иерархии предложения» [Ваулина 1993: 9]. Так, в частности, не вполне определен состав модальных значений реальности/ирреальности, и можно говорить о значительном разбросе мнений по этому поводу. Например, Т.В. Шмелева рассматривает ирреальную модальность как значение с конкретным набором составных (включая в нее значения возможности и необходимости) [Шмелева 1984: 85], В.З. Панфилов, В.Н. Бондаренко целиком ориентируются на характер отражаемых в содержании предложения объективных связей и включают значения возможности и необходимости в объективную модальность [Панфилов 1977: 39; Бондаренко 1979: 56]. Весьма существенным представляется замечание Х.Р. Мелига о соотнесении положения вещей во внешнем мире с их существованием в мире говорящего, то есть фактически – о соотнесении модальных значений объективности и субъективности. Дело в том, что разграничение этих ключевых модальных значений (особенно в рамках модальности вопросительного предложения) также является одним из не вполне очевидных: «в принципах подхода к разграничению объективной и субъективной модальности отсутствует единство… Кроме того, отсутствует единство в самом понимании категорий объективности и субъективности» [Ваулина 1993: 8 – 9; см. также: Степанов 1981; Зайнуллин 1985]. Таким образом, с позиций нашего исследования, мы фокусируем в означенной классификации внимание на глубинном семантическом подтексте вопросительных предложений и выявлении субъективного фактора экзистенциальности и экспликации в выражении адресантом объективной информации на уровне контекста. Бесспорная значимость для нас фактора адресанта и адресата становится еще более весомой, если учесть, что вопросительное предложение в сущности представляет собой «нить», связывающую двух участников речевого общения. А поскольку «в центре понимания содержания категории модальности находится говорящий с его осознанным отношением к объективной действительности» [Хрычиков 1986: 4], то взаимовлияние и взаимодополнение исследований по проблемам как категории модальности, так и вопроса предполагает прояснение и дополнение многих аспектов в их изучении.

Как очевидно из вышесказанного, фактор адресата, находящий отражение в модальной интерпретации в виде субъективного модального значения, позволяет выяснить коммуникативное содержание высказывания. Именно на этом этапе становления системы классификаций вопросительных предложений происходит качественное изменение в критериях выделения вопросительных конструкций. Речь идет о становлении нового направления в лингвистике – прагматике языка, благодаря чему становится возможным полноценный анализ модусной составляющей в содержании любого и, в частности, вопросительного предложения, а также соответственная разработка прагматической модальности вопросительной конструкции.

Интерес к прагматическим факторам использования языка в определенных ситуациях общения позволяет увидеть, что вопросительное высказывание, включенное в речевую ситуацию, то есть соотносящееся с конкретной языковой реальностью, настолько многогранно, что его точная интерпретация невозможна без комплексного анализа прагматических факторов и постоянно возникающих в зависимости от них значений. Этим объясняется наличие первичных и вторичных функций вопросительных высказываний. Анализ многих смыслов вопроса позволил Я. Хинтикке выделить стандартные вопросы и квазивопросы [Хинтикка 1994: 347], а В.Г. Гаку – информативные и неинформативные вопросы, когда любое неинформативное вопросительное предложение при соответствующей интонации и характере взаимоотношений адресанта и адресата может выражать разную оценку: удивление, удовлетворение, недовольство и т.д. [Гак 1982: 11 – 17]. Учет субъекта речевой ситуации – говорящего (адресанта) присутствует и в более ранних подобных классификациях, в частности, П.А. Рестана, который с предметной точки зрения разделяет вопросительные предложения на две группы: информативные и неиформативные. Информативные вопросы служат для того, чтобы выяснить что-либо неизвестное (с точки зрения говорящего). Неинформативные только формально выясняют неизвестное, поскольку говорящий сам прекрасно знает то, о чем спрашивает [Рестан 1966: 133]. Идентичное разделение вопросительных конструкций представлено и в классификации Л.З. Терешкиной. Среди информативных вопросительных предложений исследователь выделяет чисто информативные, презумптивно-информативные, информативно-гипотетические типы. Неинформативные составляют две группы предложений: риторические и нериторические, которые в дальнейшем делятся соответственно на собственно риторические и формально информативные, на аффективные, побудительные, презентативные вопросы [Терешкина 1970: 344]. Эти две классификации вопросительных предложений интересны тем, что их языковая форма отображает не только наличие, но и качественные характеристики информативной лакуны в знаниях говорящего. Существенный же вклад последователей данной идеи состоит в том, что они сгруппировали разрозненную информацию о субъекте речевой ситуации и выделили субъективный прагматический аспект в отдельную полноценную составляющую содержательного объема предложения.

Традиционные представления о субъективном аспекте семантики вопросительного предложения значительно дополняет ряд классификаций, в которых одним из приоритетов выбрана позиция дихотомии адресант/адресат. Так, в частности, возможности коммуникативного акта, его успешное начало и завершение, а также направленность на собеседника учитываются в классификации О.Н. Хачапуридзе, который в зависимости от места вопросительного предложения в потоке речи различает вопросы, начинающие разговор (основное их назначение заключается в получении определенной информации), вопросы, связывающие два высказывания (используются для получения дополнительной информации в функции переспросов и сигнализаторов внимания со стороны слушателя к сообщению говорящего), вопросы, заканчивающие разговор (сигнализируют о его окончании), присоединительные вопросы, побуждающие слушателя подтвердить правильность сообщения говорящего, высказаться по этому поводу (используются с целью проверки: принята информация слушателем или понята [Хачапуридзе 1968: 11 – 13]. Довольно интересной представляется систематизация вопросительных конструкций О.Г. Почепцовым. Интерпретируя теорию успешности речевого акта вопроса Дж. Серля [Серль 1986], исследователь в зависимости от того, кто выступает агентом акта конечной интенции, выделяет адресантные, адресатные и адресантно-адресатные вопросы [Почепцов 1979: 20-21].

Влияние прагматики и строгая очерченность позиции адресант/адресат очевидны и в классификации Л.А. Азнабаевой и Г.М. Агоповой, которые предложили называть видоизмененные прагматическими факторами вопросительные высказывания прагматическими вопросами, поскольку существует группа вопросов, утрачивающая свою основную коммуникативную цель – получение ответа и приобретающая другие цели [Азнабаева, Агопова 1994: 4]. В работе этих исследователей выделены следующие прагматические типы вопросов на основе их целевой установки и условий речевого общения: контактно-устанавливающие (направлены на установление контакта с собеседником или нахождение подтверждения своим мыслям), косвенные вопросы (являются средством выражения просьбы, предложения, упрека и т.д.), психологические вопросы (позволяют выиграть время, отвлечь адресата от нежелательной темы или, наоборот, привлечь его внимание, ослабить напряжение в речевом взаимодействии, прервать собеседника), эмоциональные вопросы (выражают отношение говорящего к словам и поступкам собеседника или других лиц в виде раздражения, возмущения, сомнения, удивления, осуждения и т.п.) [там же]. Аналогичную позицию занимает и В.И. Карасик, различающий среди прагматических вопросов информационные вопросы, среди которых есть вопросы к божеству, вопросы загадки, экзаменационные вопросы, заинтересованные и вежливые вопросы, а также вопросы на допросе. Кроме того, к вопросам прагматического типа он относит вежливые просьбы, приказы в виде вопросов, ритуальные вопросы-приветствия, шутливые вопросы, вопросы-вызовы и риторические вопросы [Карасик 1992: 142]. Данные исследования с позиции отражения в нем модальности вопросительного предложения предоставляют, на наш взгляд, обширные сведения для анализа оттенков субъективного модального значения.

Интерпретация синтаксических классификаций на прагматическом уровне позволяет нам уделить пристальное внимание дальнейшей разработке проблемы составных компонентов ситуативной модальности, а именно модальным значениям возможности, необходимости, желательности применительно к вопросительным предложениям. Так, в частности, классификация Г.С. Заикина, анализирующего коммуникативные разновидности вопроса, предоставляет, на наш взгляд, дополнительный потенциал для изучения названных модальных значений, поскольку акцентирует внимание на разновидностях запроса информации, которые выражаются в любом общевопросительном высказывании. Так, среди выделяемых исследователем запросов собственно информации, запросов подтверждения, разрешения, мнения, уточнения, компетентности присутствуют представляющие для нас интерес запросы желания, намерения, возможности, проанализированные с позиции их семантики и прагматических особенностей в речевом акте вопроса [Заикин 1991; 1998]. Что касается коммуникативных целей (схем – в терминологии Г.С. Заикина – Е. Р.), то они «представляют собой целый спектр различных речевых действий» [там же] и позволяют нам судить об оттенках субъективности, передающих согласие, отказ, категорический отказ, побуждение по поводу заинтересованности респондента, уточнение, разъяснение, встречное требование, оспаривание серьезности побуждения, нежелание реагировать на инициальное речевое действие, смену темы, разрыв коммуникации. По мнению О.Д. Белецкой, число таких коммуникативных схем строго ограничено, так как ставится определенный вопрос, который требует определенного ответа, о чем знают оба участника коммуникации [Белецкая 1999:3].

Конкретное разграничение категорий объективности и субъективности представлено в классификации А.Г. Поспеловой и Л.П. Чахоян, внимание которых также привлекли «вопросные» речевые акты, то есть запросы информации. Заявленная оппозиция выражена в выделении трех основных групп вопросов: объективно-верифицирующих (поисковых), объективно-идентифицирующих и субъективно-поисковых [Вахтель 2004: 116; см. также: Поспелова 1985; Чахоян 1979].

Представление нами ответа как непременного результата возникновения и существования вопроса также нуждается в дополнительном обосновании, но уже с точки зрения соотнесения категории модальности и классификации вопросительных предложений. Ряд исследователей уделяет аспекту ответа пристальное внимание. Так, учет речевых действий не только адресанта, но и адресата позволяет выделять иллокутивные вопросы, то есть требующие вербального ответа, и неиллокутивные, требующие реакции действием [Почепцов 1981: 31]. С.В. Кодзасов в своей классификации углубляет эту идею, выделяя среди канонических вопросительных предложений-высказываний различные иллокутивные разновидности: утверждение-вопрос, модальные разновидности (вопрос-удивление, недоумение с частицей неужели, сомнение с частицей разве, а также вопросы с цитацией). Кроме отмеченных, исследователь называет основные типы канонических вопросов, проанализированных благодаря повышенному интересу к изучению интеракции, типам диалога и успешности его протекания: специальный тип с вопросительными словами, общий с частицей ли (если вопрос обращен к факту, то без нее), общий с гипотезой, с десемантизированным местоимением что, дизъюнктивный вопрос с союзом или, контрастивный и сопоставительный [Кодзасов 1985: 93]. Помимо отмеченного интереса к проблеме ответа мы считаем целесообразным зафиксировать факт многопланового подхода к выделению групп вопросительных предложений, когда учитываются структурный, интонационный, функциональный и семантико-прагматический компоненты, поскольку разделяем направление всестороннего анализа языковых категорий. Аналогичную эпистемиологическую классификацию, основанную на характере путей получения нового знания, представляет исследование Т.Н. Голицыной, согласно которому выделяются идентифицирующие и дизъюнктивные вопросы, а также вопросы временной ориентации, вопрос-проверка и ли-вопросы. Все эти типы вопросов «имеют познавательное значение, так как выполняют функцию организации данных, связывают неизвестное с тем, что уже известно» [Голицына 2001: 32, 33].

Таким образом, классификации вопросительных предложений по логическому основанию позволяют проанализировать диктумный компонент этих конструкций, и, соответственно, пропозициональное модальное значение. Учет прагматических факторов, позволивший под несколько иным углом исследовать и классифицировать вопросительные конструкции, позволяет проанализировать их модусный компонент и, соответственно, расширить представления об объективном и субъективном модальных значениях. Но, несомненно, ключевым звеном в процессе выявления специфических особенностей соотнесения вопросительных предложений и категории модальности является рассмотрение классификаций вопросительных конструкций по модальному признаку.

Исходя из функционально-семантического подхода, занявшего одно из приоритетных мест в лингвистических исследованиях последних десятилетий, ряд исследователей классифицирует вопросительные предложения с учетом их модальности. Так, в частности, И.П. Распопов выделяет «три основных модальных типа вопросительных предложений, дифференцируемых соответственно по их лексико-грамматическому составу, интонационному оформлению и характеру требуемых ответов: собственно вопросительные, удостоверительно вопросительные и предположительно вопросительные предложения» [Распопов, Ломов 1984: 326 – 327].

Чешские исследователи выделяют две группы вопросительных предложений: замкнутые вопросы (когда спрашивается о модальности правдивости) и развернутые вопросы (когда спрашивается «кто», «где», «когда» и «что» происходит) [Русская грамматика 1979: 818 – 819].

Оригинальной представляется классификация М.Н. Орловой, которая предлагает дифференцировать вопросительные предложения по смысловому объему, характеру возможного ответа и модальному качеству предложения [Орлова 1965: 118 – 122]. Немаловажным, на наш взгляд, в данной работе представляется замечание о том, что некоторые вопросительные предложения, кроме основной модальности, могут иметь и вторичную (сомнение, уверенность, маловероятность [там же], на что обращает внимание на что обращают внимание и другие исследователи [см., например: Ваулина 1993: 24]. Однако, выделяя модальные типы вопросительных предложений, исследователи неоднозначно характеризуют модальную семантику обозначенных типов. Данный факт не позволяет нам ограничиваться в своем исследовании рамками классификаций только этого или любого другого направления, поскольку даже общепринятая, зафиксированная в академических грамматиках классификация вопросительных предложений не охватывает, на наш взгляд, всех необходимых нюансов соотношения вопросительного предложения и категории модальности. Так, в частности, с точки зрения формального строения выделяется, как отмечалось выше, две группы вопросительных предложений: совпадающие с невопросительными (когда изменяется интонация или (и) вводятся вопросительные частицы или невопросительные слова заменяются вопросительными местоименными словами) и построенные по собственным синтаксическим образцам (когда присутствует лексически свободный компонент или предложение представляет собой фразеологизированную структуру). Два функционально-семантических типа вопросительных предложений объединяются на основе первичных и вторичных функций этих предложений. В первичных функциях вопрос направлен на поиск информации, т.е. на получение ответа; во вторичных – на передачу информации, на непосредственное сообщение о чем-либо. Внутри первичных функций выделяют, в свою очередь, общевопроситеные/частновопросительные предложения; собственно-вопросительные/неопределенно-вопросительные/констатирующе-вопросительные; а также предложения, требующие ответа – подтверждения/отрицания либо информации о том, что спрашивается. Во вторичных функциях в вопросе заключается либо уверенное экспрессивно окрашенное утверждение/отрицание (риторический вопрос), либо это – вопрос-уяснение/побуждение к чему-либо, либо это вопрос, выражающий эмоциональную реакцию говорящего, либо имеющий целью активизировать внимание) [Русская грамматика 1980: 387 – 396].

Принимая во внимание все достоинства и недостатки приведенных выше классификаций, следует согласиться с лингвистами в том, что для глубокого и всестороннего анализа природы вопросительных предложений важны и формально-грамматическое строение, и логическое содержание, и функционально-семантическое значение. На наш взгляд, основными признаками при классификации вопросительных конструкций в их соотнесении с категорией модальности должны выступать, с одной стороны, функционально-семантические особенности и, с другой стороны, формально-синтаксическая организация данных конструкций. Учитывая это, вопросительные предложения в аспекте категории модальности правомерно, на наш взгляд, дифференцировать по следующим признакам:

1. функционально-семантическая специфика: собственно вопросительные и несобственно вопросительные предложения, соответствующие первичной и вторичной функциям соответственно;

2. формально-синтаксическая организация, которая позволяет выделять структуры с формально выраженными компонентами.

Таким образом, суммируя вышесказанное, считаем важным проанализировать весь комплекс значений, входящих в состав модальности вопросительных предложений именно в рамках двух данных групп вопросительных предложений.