15. Русский литературный язык конца XVIII — начала XIX в.

Конец XVIII— начало XIX в.— период общественных потрясений:

восстание Пугачева, известие о Французской революции,

реакционная политика Екатерины, арест Новикова, запрет «вольных

типографий», появление «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Н.

Радищева, его арест и ссылка, правление Павла I — «период муштры

и цензуры». Однако поступательное движение нового нельзя было

остановить. А. Н. Радищев писал в 1801 г.: «Нет, ты не будешь

забвенно, столетье безумно и мудро, Будешь проклято вовек, в век

удивлением всех... О незабвенно столетие! Радостным смертным

даруешь истину, вольность и свет, ясно созвездье вовек!» («Осьмнад-

цатое столетие»).

В стране растет количество школ, развиваются наука,

литература и искусство, увеличивается число писателей, растет

количество читающей публики. В 1783 г. создана Российская

Академия для занятий вопросами языка и литературы, в 1789 г.

появляется первый том первого академического толкового словаря —

«Словаря Академии Российской», начинается изучение быта,

занятий, языка жителей отдаленных мест России.

Конец века связан с журнальной деятельностью Н. И. Новикова,

И. А. Крылова, новыми журналами Н. М. Карамзина, появлением

в печати и на сцене комедии Д. И. Фонвизина «Недоросль»,

развитием сентиментализма в России.

§ 1. Формирование синтаксических норм

РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ЯЗЫКА

Во второй половине XVIII в. складываются современные

синтаксические нормы, кодификация которых относится к более позднему

времени (грамматики А. X. Востокова, Н. И. Греча, труды А. А.

Барсова, И. И. Давыдова, Е. Станевича, Ф. И. Буслаева и др.).

Поэтому читатели этого времени ориентируются на употребление языковых

единиц в текстах художественной литературы.

Так, в статье В. П. Светова «Некоторые общие примечания

о языке российском» A779) читаем: «На российском есть теперь

довольное число книг, кои образцами служить могут и к

правильному изучению языка хороши, хотя и недостаточное подают

руководство».

Автор статьи сам основывается на тех нормах, которые были

выработаны практикой художественной литературы, о чем и

сообщает в грамматике «Краткие правила ко изучению языка

российского» 1790 г.: «Принял я сперва намерение собрать из лучших

наших времен писателей правила ко правому российскому письму»1.

Следовательно, кодификация языковых норм в данном случае

связана не с появлением грамматик, а с влиянием языка

художественной литературы на процесс развития литературного языка,

сознательным вмешательством в этот процесс писателей (Д. И.

Фонвизина, И. А. Крылова, Н. И. Новикова, А. Н. Радищева, Н. М.

Карамзина).

В. И. Кодухов, изучавший типы сложноподчиненных

предложений в русском литературном языке второй половины XVIII в.,

пришел к выводу о том, что во второй половине XVIII в., когда

возникает литература нового типа (журналистика, романы, комедии) и

создается современное научное повествование, «новые синтаксические

нормы получают широкое распространение; ведущие модели

сложноподчиненных предложений (это же можно сказать и о моделях

простого и сложносочиненного предложений.— Е.К) кодифицируются,

и определяется тенденция их дальнейшего развития и

совершенствования»2.

1. Устанавливается порядок слов в простом предложении, не

отличающийся от современного, соответствующий синтаксическим

тенденциям русской разговорной речи. Так, прямым порядком слов

именуется словорасположение, которое «начинается обыкновенно

подлежащим или его определительным словом, а оканчивается

словами, дополняющими сказуемое»3.

Много интересных наблюдений над законами словорасположе-

ния (особенно в пределах именных словосочетаний) сделал И. И.

Давыдов, опубликовавший в 1816 г. работу о порядке слов в русском

языке1. Например: «слова управляющие помещаются возл?

управляемых (Великий Петр преобразовал обширную Россию)», «вначале

ставят имя в дательном или творительном падеже, после всех —

в винительном падеже (Он поехал к ним за разъяснениями на

дом)», приложения должны находиться после главных понятий

(Петр, честь своего века, прославил Россию, страну сильную и

богатую), постпозиция допускается лишь для несогласованных

определений (житель лесов, человек долга) и для именной части

сказуемого (Филалет был человек благородный по душе своей).

Н. И. Греч в «Чтениях о русском языке» перечисляет другие

случаи постпозиции определения: 1) «когда указываются

некоторые свойства кого-либо, а об остальных как бы умалчивается (Он

человек честный, умный)»', 2) «когда при имени прилагательном

находятся дополнения (Петр был государь великий и на поле битвы и

среди мира)»; 3) «когда имя прилагательное... заменяет

придаточное ограничительное предложение (Человек непросвещенный

знает только место своего жительства)»', 4) «когда прилагательное

с существительным находится в самом конце предложения и следует

обратить больше внимания на прилагательное (У меня шуба

медвежья, я люблю детей прилежных)»2.

Обратный порядок слов в текстах художественной литературы

и публицистики, по мнению писателей и филологов конца XVIII—

начала XIX в., должен быть стилистически мотивирован, чтобы

усиливать воздействие литературы на читателей и слушателей.

Именно поэтому Н. И. Греч в «Чтениях о русском языке» выделял

естественный и измененный порядок слов, который «сообразуется с

различными движениями души говорящего»3.

Это противопоставление базировалось на одном из высказываний

Н. М. Карамзина. «Мне кажется,— писал он,— что для

перестановок в русском языке есть закон: каждая дает фразе особый смысл, и

где надобно сказать: солнце плодотворит землю, там землю плодотво-

рит солнце или плодотворит солнце землю будет ошибкой» («О

русской грамматике француза Модрю»).

Инверсированный порядок слов в художественной литературе

защищал Е. Станевич в «Рассуждении о русском языке»: «Он

(прямой порядок слов во французском языке.— Е. К.) имеет тот

недостаток, что противоречит чувствам, которые требуют

постановления впереди вещи, коей всего прежде поражаются. По сей причине

французский язык может быть удобнее в разговорах, но зато он не

имеет той живости и того жару, какой потребен в описаниях сильных,

где говорят страсти, ниспровергающие упомянутый порядок»4.

А. X. Востоков также считал, что «естественный порядок слов

может изменяться, когда нужно придать какому-либо слову

большую выразительность перемещением оного»1.

Если текст произведения по своему содержанию, стилю и

назначению не требовал инверсии, то отступления от прямого порядка

слов считались нарушением языковых законов. Так, И. И. Дмитриев

в мемуарах «Взгляд на мою жизнь» фразе Елагина Неизмеримой

вечности в пучину отшедший князя Владимира дух

противопоставляет фразу, которую он составил, «держась естественного порядка

в словорасположении»: Дух князя Владимира, отшедший в пучину

вечности неизмеримой2.

Следовательно, ориентация на прямой порядок слов,

свойственный синтаксическому строю французского языка, не мешала

русским писателям и лингвистам воспринимать законы русской

разговорной речи, обусловленные ситуацией (рема может предшествовать

теме и тема предшествовать ремеK. Например: В окружности города

превысокие горы, на которых построены великолепные монастыри,

загородные дома с садами и виноградниками (Д. И. Фонвизин,

Письма из Франции), Длинный деревянный мост перегибался через

Рону, а на другой стороне реки рассеяны прекрасные летние

домики, окруженные садами (Н. М. Карамзин, Письма русского

путешественника).

2. Во второй половине XVIII — начале XIX в. изменяется состав

периода и сложного синтаксического целого, части которых

становятся менее протяженными, связь между ними более

мотивированной, что дает возможность читателю легко усваивать

содержание текста. Ср. утверждение В. С. Подшивалова в

«Сокращенном курсе российского слога»: «Промежутки от одной точки до

другой в старину бывали очень велики, так что периода одним

духом весьма часто выговаривать было не можно; но ныне

употребляются по большей части пункты коротенькие, по причине трудного

понимания длинных слов, 8, 10 и 15 в периоде, так и довольно»4.

Например, в статье Н. И. Новикова «Автор к самому себе»

пародируется стиль прозы М. М. Хераскова: Пастух на нежной

свирели воспевает свою любовь; вокруг его летают зефиры и тихим

дыханием приятное производят ему прохлаждение. Невинность в

видах поднебесных птиц совокупляет приятное свое пение с

пастушескою свирелию, и вся природа по успокоении сему приятному

внимает согласию. Сама добродетель в виде прелестной пастушки,

одетая в белом платье и увенчанная цветами, тихонько к нему

подкрадывается, вдруг перед ним показывается, пастух кидает свирель,

бросается во объятия своей любовницы и говорит: «Цари всего света,

вы завидуете нашему блаженству!»

Сложная, построенная по латино-немецкому образцу, книжная

но своему облику фраза, естественно, не могла удовлетворить

представителей нового слога, которые стремились к фразе

изящной и приятной, с ясными внутренними связями, к такой фразе,

которую можно легко произнести и воспринять на слух. Ср. в повести

Н. М. Карамзина «Остров Борнгольм»: Друзья! прошло красное

лето, златая осень побледнела, зелень увяла, дерева стоят без плодов

и без листьев, туманное небо волнуется, как мрачное море, зимний

пух сыплется на хладную землю — простимся с природою до

радостного весеннего свидания, укроемся от вьюг и метелей — укроемся

в тихом кабинете своем! Время не должно тяготить нас: мы знаем

лекарство от скуки. Друзья! Дуб и береза пылают в камине нашем —

пусть свирепствует ветер и засыпает окна белым снегом! Сядем

вокруг алого огня и будем рассказывать друг другу сказки, и повести,

и всякие были.

3. Как и в современном русском языке, в текстах конца XVIII —

начала XIX века сложносочиненные предложения различны по

характеру отношения частей (соединительные, разделительные,

противительные, сопоставительные, градационные и

присоединительные). Например: Отперли им ворота, и вошли они в горницу

двое; Я его поблагодарила, а он сказал, что должен избавить меня от

неволи (М. Д. Чулков); Они вошли в дом, и Каиб увидел почтенного

старца, Роксана рассказала ему приключение, и старик не знал,

как отблагодарить Каиба (И. А. Крылов); Сочинена она точно в

наших нравах, характеры выдержаны очень хорошо, а завязка

самая простая (Н. И. Новиков).

К приятной тишине влечется мысль моя;

Медлительней текут мгновенья бытия;

Умолкли голоса; земля покрыта тьмою;

И все ко сладкому склонилося покою.

(М. Н. Муравьев)

Они выражают одновременность совершающихся действий:

Внизу расстилаются тучные... луга, а за ними... течет светлая река;

последовательность действий: Лошади тронулись, колокольчик

зазвенел, и друг ваш осиротел; причинно-следственные отношения:

Ты ушла, и мне показалось, что красное солнце закатилось;

сопоставительно-противительные отношения: Уже беспредельное

море засинелось перед нами; уже слышали мы шум его

волнения — но вдруг переменился ветер и корабль наш... должен был

остановиться против местечка Гревзенда и т. п. ,(Н. М. Карамзин).

Средства связи также во многом не отличались от современных.

Так, в «Российской грамматике» Академии наук 1802 г. находим

союзы соединительные: и, да, не только, но и; разделительные: или,

либо, ли; противопоставительные: а, но, однако, да. Н. И. Греч в

«Начальных правилах русской грамматики» перечисляет союзы:

и, да, а, но, однако, же, между тем, также и приводит примеры:

Я хотел было ехать, да раздумал; Луна светит ночью, а солнце сияет

днем; Я писал долго, между тем нимало не устал; Ты любишь науки, я

также нахожу в них удовольствие.

«Следующие сочинительные союзы,— пишет он далее,— ни, ни,

или, или, либо, либо именуются повторительными, потому что

повторяются перед каждым из сочиняемых предложений, например:

Ни игры, ни пляски не веселят меня».

Подобные конструкции с сочинительными союзами широко

употреблялись в текстах второй половины XVIII в., хотя в

художественной литературе увеличивается количество бессоюзных

конструкций, части которых выражают различные смысловые отношения.

Ср. употребление бессоюзных предложений в повести Н. М.

Карамзина «Юлия»: Он любил прежде играть в карты: для Юлии оставил

их, любил часа по три в день проводить с английскими лошадьми

своими: для Юлии забыл их, любил спать до двух часов за полдень:

для Юлии переменил образ жизни..., в «Письмах из Франции»

Д. И. Фонвизина: Господь возлюбил, видно, здешнюю землю: никогда

небеса здесь мрачны не бывают; Один недостаток здесь

чувствителен: земля не способна к произращению дерев..., в повести

А. И. Клушина «Несчастный М-в»: С радостию пожертвовал бы он

жизнию за спокойствие ее — ему не внемлют.

4.ПВ текстах XVIII — начала XIX в. ^представлены почти все

современные виды и типы сложноподчиненных предложений: с

союзным и относительным подчинением, двучленные и одночленные^]

Например: Но мы того только называем хорошим стилистом, кто

пишет правильно и приятно (В. С. Подшивалов); Желал бы я, чтобы

Россия... меньше имела нужды в типографических товарах

(Н. И. Новиков); — Если я беспрестанно буду читать, то когда же я

буду писать? (И. А. Крылов); Я думаю, что если отец не хочет

погубить своего сына, то не должен посылать его сюда ранее 25 лет, и то

под присмотром человека, знающего все опасности Парижа

(Д. И. Фонвизин) и т. п.

Во второй половине XVIII в. выводят из употребления

архаические союзы типа зане, понеже, поелику и т. п.

Ряд союзов стал употребляться в новом значении.

В результате сближения книжного языка с живой разговорной

речью, отчасти под влиянием французского языка, в результате

развития языка художественной литературы в конце XVIII — начале

XIX в. складывается синтаксическая система

современного русского литературного языка.)

Нельзя не согласиться со словами И. И. Ковтуновой: «Состав

норм общелитературного русского языка был определен уже в

«новом слоге». Собственно языковые нормы, сложившиеся в школе

Карамзина, оказались устойчивыми и были приняты Пушкиным

безоговорочно. Они уже не подлежали пересмотру. Задачей

Пушкина была коренная стилистическая реорганизация прозы»1.

Однако можно констатировать не только сходство

синтаксических норм современных и норм конца XVIII — начала XIX в.,

но и различие их. Так, в определительном придаточном предло-

жении широко используется относительное местоимение кой.

Например: Приношу мою чувствительную благодарность за стихи,

коими ты меня удостоил (П. Ю. Львов).

Придаточное определительное могло начинаться относительным

словом кой или который, даже если оно управлялось последующим

словом. Например: Один князь, которого не упомню имени,

построил ее в благодарность за победу, одержанную над татарами

(М. Н. Муравьев).

В «Русской грамматике» А. X. Востокова 1831 г. подобное

присоединение придаточного определительного к главному

предложению с помощью относительных слов который и кой рассматривается

как нормативное: «Местоимения должны предшествовать

существительному придаточного предложения, когда существительное сие

употреблено без предлога (Человек, коего дела известны; Книга,

коей содержание любопытно). Лишь с предлогом существительное

может предшествовать относительному местоимению (Страна, в

пределах коей мы живем; Вещи, в цене которых все согласны)»1.

Только в «Чтениях о русском языке» 1840 г. Н. И. Греча

находим современный способ присоединения придаточного

определительного к главному предложению, т. е. нормативным признается

постановка относительных местоимений который, кто и что

«непосредственно за именем существительным, к которому (они) относятся»2.

В текстах конца XVIII — начала XIX в. еще употребляются такие

средства связи, как столь, сколь, колико, поелику, яко, нежели.

Например: Девушка столь была привлекательна, а печаль ее столь

трогательна, что нельзя было не принять в ней участие (П. Ю. Львов);

Настал день рожденья М-ва: Коликих попечений и коликих

радостей стоил он Софье (А. И. Клушин).

Придаточное причины присоединяется к главному союзами

от того что, для того что или союзом что при наличии в главном

предложении относительного слова -затем. Например, Красавицы наши

снисходительны и жалостливы; ни которая из них, сидя в ложе, не

бросит перчатки на гриву разъяренного льва, и не пошлет за нею

своего рыцаря, для того что рыцарь — не пойдет за ней (Н. М.

Карамзин), Не выезжая из города, пользуюся всеми удовольствиями

деревни затем, что живу в предместий (М. Н. Муравьев).

В. П. Светов в грамматике 1790 г. перечисляет союзы: буде

(противопоставляя ему старый условный союз аще), не токмо, но

и, коли, понеже (Всякой человек не токмо желать, но и делать

должен ближнему доброе; Понеже Крис богат, то много и может).

В учебнике по русскому языку для гимназий 1797 г. находим

союзы: буде, понеже, поелику (Буде же ты человек, то помни: что ты

такое; Скупой богач есть убог, поелику не он златом, но злато

им владеет).

Н. И. Греч в «Начальных правилах русской грамматики» в

составе союзов указывает: буде (условный), дабы (целевой), ибо

(причинный), нежели (сравнительный), поелику, понеже, яко,

ниже (ни), в составе относительных слов: кой, отколь, доколе, токмо;

в «Русской грамматике» А. X. Востокова употребительными названы

союзы не токмо, но и, ниже, поколику, потолику, буде, поелику,

понеже.