Битва с гельветами

27. В связи с отсутствием провизии гельветы были вынуждены послать к Цезарю своих гонцов для переговоров о капитуляции. Гонцы застали его в походе и решили, бросившись к его ногам, вымолить у него мир. Цезарь через гонцов велел гельветам подождать его в том месте, где они остановились. Гельветы подчинились. По прибытии Цезарь потребовал от гельветов заложников и сдачи оружия, а также рабов, которые к ним переметнулись. Пока искали и собирали залог, наступила ночь. Около шести тысяч жителей кантона (пата) Вербигене покинули в полночь лагерь гельветов и направились к Рейну, к границам германцев. Вероятно, они опасались, что в случае сдачи оружия будут казнены, или, надеясь ускользнуть, полагали, что при таком большом количестве пленных их побег останется незамеченным.

28. Как только Цезарь узнал об этом, он приказал вождям племен, через земли которых прошли беглецы, отыскать их и вернуть обратно, если они не хотят, чтобы он посчитал их сообщниками. Когда беглецов вернули, он принял их как врагов, все же остальные после передачи ими заложников, оружия и дезертиров были признаны солдатами, сдавшимися в плен. Цезарь велел гельветам, тулингам и латобригам вернуться в места своих прежних поселений, откуда они выступили в поход. Так как они утратили всю свою провизию и не располагали запасами для борьбы с голодом, Цезарь попросил аллоброгов поставить им некоторое количество зерна. Он также приказал воинам сдавшихся племен восстановить собственными руками города и деревни, которые они сожгли. Главный мотив таких действий Цезаря состоял в том, что район, покинутый гельветами, не следовало оставлять незаселенным. Иначе эти плодородные земли могли побудить германцев, живших за Рейном, совершить вторжение на земли гельветов и стать опасными соседями для галльской провинции (Нарбонской Галлии) и аллоброгов. Цезарь удовлетворил петицию эдуев с просьбой поселить на своих границах бойев, известных своей отвагой. Эдуи наделили бойев пахотными землями и уравняли их с собой в отношении свобод и привилегий.

29. В лагере гельветов были обнаружены и доставлены Цезарю записи, сделанные греческими буквами¹. В них приводилось количество людей, вышедших из мест прежнего поселения, которые могли носить оружие, а также отдельной строкой дети, старики и женщины. Согласно всем этим подсчетам, гельветов было 263 тысячи, тулингов – 36 тысяч, латобригов – 14 тысяч, рауриков – 23 тысячи и бойев – 32 тысячи. 92 тысячи человек из общего списка были способны носить оружие. Общее число представителей племен составляло 368 тысяч человек. По повелению Цезаря были составлены списки людей, вернувшихся на родину. Их число равнялось 110 тысячам (то есть потери галлов – 248 тысяч. – Ред.)

30. По окончании кампании против гельветов в лагере Цезаря собрались посланцы почти со всей Галлии, вожди разных племен, чтобы поздравить его с победой. Они считают, говорили они, что, хотя Цезарь благодаря этой кампании взял реванш за прошлые поражения от гельветов, понесенные римлянами, итог кампании оказался для Галлии столь же благоприятным, как и для Рима. Ибо гельветы оставили свои дома в период наибольшего процветания с явной целью ввергнуть в войну всю Галлию и добиться власти над страной. Они стремились выбрать на ее обширной территории место для поселения, которое должно было быть, по их мнению, наиболее удобным и плодородным во всей Галлии, а другие племена сделать своими данниками. Посланцы спрашивали, будет ли им позволено – с согласия Цезаря – объявить в какой‑то из дней на всю Галлию, что они располагают петициями, которые после всеобщего согласования хотели бы ему вручить. Разрешение было дано, и они назначили день для съезда, клятвенно заверяя, что никто из его участников ни вымолвит публично ни слова о его решениях, кроме людей, уполномоченных на это с общего согласия.

31. Съезд был созван и затем распущен. Те же предводители племен вернулись к Цезарю с просьбой обсудить с ними в приватном порядке вопрос об их личном и общем благополучии. Прошение было удовлетворено, и они бросились в слезах к ногам Цезаря со словами, что они столь же заинтересованы в том, чтобы их желания не предавались огласке, сколько в том, чтобы эти желания осуществились. Ибо они сознают, что огласка этого чревата для них опасностью жестокой мести. От имени всех вождей выступил эдуй Дивициак. «Во всей Галлии, – говорил он, – имеются две партии. В одной из них верховодят эдуи, в другой – арверны. В течение многих лет между ними велась ожесточенная борьба за преобладание. Затем случилось так, что арверны и секваны призвали на помощь германцев за определенную плату. Сначала через Рейн переправились около пятнадцати тысяч германцев. Затем, когда эти свирепые варвары приобрели вкус к пахотным землям, цивилизации и богатству галлов, их появилось еще больше. В настоящее же время их насчитывается в Галлии около ста двадцати тысяч.

Эдуи и зависимые от них племена постоянно воевали с германцами и секванами. Поражение эдуев повлекло за собой большое несчастье, уничтожение их знати, сената и сословия всадников. Именно эти войны и несчастья подорвали влияние людей, которые прежде верховодили в Галлии благодаря собственной доблести, а также дружбе с Римом. Их заставили передать секванам в заложники самых знатных людей племени и связать все племя клятвой не требовать возвращения заложников, не оказывать поддержки Риму, не противиться вечному подчинению власти секванов. Я – единственный человек из всего племени эдуев, которого нельзя было заставить дать такую клятву или передать в заложники своих детей. Вот почему я бежал из племени и отправился в сенат Рима за помощью, ибо я был единственным человеком, не связанным клятвой или заложниками. Но судьба победоносных секванов оказалась хуже, чем судьба побежденных эдуев. Ариовист, вождь германцев, поселился на их территории и захватил треть их земель, лучших земель во всей Галлии. Теперь же он велит им уйти с еще одной трети их земель, потому что несколько месяцев назад к нему присоединились 24 тысячи гарудов, которым он должен обеспечить условия для жизни. Через несколько лет из Галлии будут выдворены все ее коренные жители, а все германцы переправятся через Рейн, потому что нет никакого сравнения между Галлией и землями германцев, между нашим и их уровнем жизни. Одолев галлов в битве у Магетобриги, Ариовист установил высокомерную и жестокую тиранию. Он требует в заложники детей самых знатных лиц и подвергает их самым жестоким пыткам, если что‑нибудь делается вопреки его повелениям или желаниям. Он необузданный и отважный варвар, мы больше не можем сносить его тиранию. Если не будет получена поддержка со стороны Цезаря и римлян, все галлы совершат то, что сделали гельветы, – уйдут искать новые места обитания вдали от германцев, несмотря на риск встретить большие невзгоды. Если о моих словах сообщат Ариовисту, то не сомневаюсь, что он подвергнет жестоким наказаниям заложников, находящихся в его распоряжении. Ты, Цезарь, благодаря своему влиянию и военной силе, благодаря недавней победе и во имя народа Рима можешь предотвратить переправу через Рейн еще большего количества германцев, а также защитить Галлию от разорения Ариовистом».

32. Когда Дивициак закончил свою речь, все присутствовавшие вожди стали громко стенать, моля Цезаря о помощи. Он заметил, однако, что из всего собрания одни секваны вели себя не так, как остальные, но, опустив голову, тупо смотрели в землю. Цезарь спросил в удивлении, в чем причина этого. Секваны не ответили, но продолжали пребывать в том же немом молчании. Повторные вопросы не извлекли из них ни слова. За них отвечал эдуй Дивициак. «Большинство секванов, – сказал он, – находятся в еще более жалком и бедственном состоянии, чем остальные. Ведь они одни даже не смеют тайком жаловаться или просить о помощи, опасаясь жестокости Ариовиста в его отсутствие, как и в его присутствии. Представители других племен, при всех своих страданиях, хотя бы имеют возможность скрыться, секваны же, принявшие Ариовиста в свои пределы, чьи поселения попали под его власть, вынуждены выносить всяческие мучения».

33. Услышав это, Цезарь успокоил галлов, пообещав, что займется этим вопросом. Он сказал, что очень надеется побудить Ариовиста прекратить свои бесчинства посредством дипломатии и авторитета римской власти. С этими словами он распустил собрание. И сразу же многие соображения привели его к выводу, что ему следует хорошо обдумать и решить этот вопрос конкретными действиями. В первую очередь Цезарь принял во внимание, что эдуи, часто превозносимые в римском сенате как союзники и братья, были поставлены в рабскую зависимость и подчинение к германцам. Он также знал о заложниках, переданных Ариовисту и секванам. Это обстоятельство, учитывая величие Римской державы, он счел крайне унизительным для себя и для государства. Далее, он учитывал, что германцы постепенно привыкли переправляться через Рейн, а появление их в массовом количестве в Галлии чревато большой опасностью для народа Рима. Не сбрасывал Цезарь со счета и то, что столь свирепые варвары не остановятся перед захватом одной Галлии, но, подобно кимврам и тевтонам, действовавшим до них, прорвутся в Провинцию (Нарбонскую Галлию), а оттуда в Италию, особенно в связи с тем, что секванов отделяла от Провинции одна лишь Рона. Все это, по его мнению, требовало немедленного реагирования. Что касается самого Ариовиста, то он повел себя так высокомерно, что стал невыносимым.

34. Цезарь решил поэтому направить посольство к Ариовисту с предложением выбрать какой‑либо промежуточный пункт для переговоров, поскольку он желает обсудить с ним вопросы чрезвычайной важности – для Рима и обеих сторон. Ариовист ответил посланцам, что если бы он нуждался во встрече с Цезарем, то прибыл бы к нему, если же Цезарь нуждается во встрече с ним, то ему следует прибыть к нему. Более того, он не отважился бы прибыть на ту территорию Галлии, которую занимает Цезарь, без войск, а собрать эти войска он не может без большого напряжения ввиду необходимости обеспечить их снабжение. Его также удивляло, какое дело Цезарю и народу Рима до той части Галлии, которую он завоевал силой.

35. Когда Цезарю доставили ответ Ариовиста, он послал к нему новых гонцов с нижеследующим посланием: «Поскольку в ответ на чрезвычайную обходительность самого Цезаря и римлян (ведь это был год консульства Цезаря¹, когда ему оказывали почести, как консулу и другу сената) Ариовист ответил вместо благодарности отказом на приглашение провести переговоры и узнать что‑либо, затрагивающее интересы сторон, Цезарь выставляет следующие требования. Во‑первых, Ариовист больше не должен осуществлять массовые переправы‑переселения людей через Рейн в Галлию. Во‑вторых, он должен вернуть заложников, взятых у эдуев, и предоставить секванам свободу действий в возвращении заложников, которыми они владеют. Далее, он не должен наносить ущерб эдуям или вести войны против них и их союзников. Если он удовлетворит эти требования Цезаря и римлян, то обеспечит себе их прочную дружбу и добрые отношения. Если же требования Цезаря не будут удовлетворены, то тогда, так же как во время консульства Марка Месаллы и Марка Пизона¹, когда римский сенат решил, что наместник провинции Нарбонская Галлия должен защитить, насколько это позволяют возможности государства, эдуев и других друзей римского народа, Цезарь не оставит без внимания беды, причиненные эдуям».

36. На это Ариовист дал такой ответ: «По закону войны победители диктуют что хотят побежденным. Римляне тоже имеют привычку диктовать тем, кого покорили, не по повелению третьей стороны, а по собственному выбору. Если он, со своей стороны, не предписывал, как римляне должны осуществлять свое право, то и римляне не должны мешать ему пользоваться его собственным правом. Эдуи, сознавая превратности войны и потерпев поражение в вооруженном конфликте, сделались его данниками. Цезарь наносит Ариовисту большой вред, поскольку экспансия римлян ограничивает его доходы. Он не вернет заложников эдуям и не станет воевать с ними и их союзниками без причины, если они будут выполнять свои обязательства и платить ежегодную дань. Если же они нарушат обязательства, то им не поможет даже звание «друзей римского народа». Что касается заявления Цезаря о том, что он не оставит без внимания беды, причиненные эдуям, то никто в битве с Ариовистом не достигал большего, чем собственной гибели. Цезарь сможет убедиться в этом, когда захочет. Он узнает, на что способны благодаря своей доблести непобедимые германцы, весьма искусные в пользовании оружием и в течение четырнадцати лет воевавшие за пределами своей родины».

37. В тот же час, когда это послание было доставлено Цезарю, прибыли гонцы от эдуев и треверов. Эдуи пришли жаловаться на гарудов, которые, переправившись недавно в Галлию, разоряли их земли, и на то, что не смогли купить мир у Ариовиста даже ценой заложников. Треверы сообщили, что сотня кантонов свевов, населявших берега Рейна, пытается переправиться через реку под командованием двоих братьев, Назуа и Кимберия. Эти вести чрезвычайно обеспокоили Цезаря и привели к заключению, что ему следует действовать очень быстро. Он опасался того, что если новые силы свевов присоединятся к прежним войскам Ариовиста, то противостоять им будет очень трудно. Поэтому, обеспечив себя, возможно быстрее, продовольствием, он форсированным маршем двинулся навстречу Ариовисту.

38. Через три дня похода Цезарю сообщили, что Ариовист со всеми своими силами движется на захват Везонтиона (Безансона), крупнейшего города секванов, и уже проделал три дня пути от своих границ. Цезарь понял, что от него потребуются огромные усилия, чтобы предотвратить захват германцами города. Ведь в Везонтионе хранились большие запасы продовольствия и амуниции, необходимые для войны. Сама природа позаботилась об укреплении города, что позволяло выдерживать длительную осаду. Река Дубис (Ду) окружает город почти по окружности, проведенной с помощью циркуля. Небольшой участок протяженностью около пятисот метров, куда не доходит река, прикрывается большой возвышенностью. Она расположена так, что соприкасается подножием с рекой с двух сторон. Эту возвышенность венчает вал, образующий городскую крепость. К этому месту и двигался Цезарь день и ночь ускоренным маршем. Заняв город, он поставил в нем гарнизон.

39. Во время привала, сделанного близ Везонтиона для пополнения запасов зерна и других поставок, в наших войсках явился страх из‑за расспросов солдат и ответов галлов и торговцев, которые утверждали, что германцы выглядели воинами мощного сложения, обладали невероятной отвагой и искусно владели оружием. Сами рассказчики, по их уверениям, при встречах с германцами не могли выдерживать их пронзительных взглядов. Страх был так велик и внезапен, что охватил всю армию, затронул в серьезной степени воинов всех рангов. Он начался с военных трибунов, командного состава легионов (военные трибуны, tribuni militari – высший командный состав легиона. На каждый легион полагалось сначала 4, затем 6 и, наконец, 10 военных трибунов – по числу когорт в легионе. – Ред.), а также с тех, кто последовал за Цезарем из Рима, чтобы найти его расположение, без серьезного военного опыта. Выдвигая различные предлоги, которые, по их заявлениям, вынуждали их покинуть войска, некоторые из них просили на это разрешение, другие оставались, потому что стыдились того, что их заподозрят в трусости. Они не могли скрыть свою тревогу, временами даже плакали. Они прятались в своих палатках, жалуясь на личную горькую судьбу или переживая вместе с близкими друзьями угрозу возможного поражения. Повсюду в лагере писали завещания. Пораженческие настроения постепенно захватывали даже опытных бойцов, солдат, центурионов, командиров кавалерийских отрядов. Те из них, которые не хотели казаться робкими, заявляли, что не боятся врага, но опасаются узких проходов и обширных лесов, которые отделяли их от Ариовиста, или того, что не найдется достаточного количества повозок для снабжения войск зерном. Некоторые же заходили так далеко, что предупреждали Цезаря о возможности неподчинения из‑за страха солдат его приказам двигаться дальше с поднятыми штандартами. (Это прежде всего значки легионов – серебряные орлы, укрепленные на древках. Командующий всем войском имел красное знамя. Особые значки были и в низших подразделениях, например, каждая манипула имела свой значок – древо с серебряными украшениями, иногда с кусочком материи. – Ред.)

40. Видя это, Цезарь собрал военный совет и вызвал на него центурионов всех рангов. Он сделал им резкий выговор в первую очередь за то, что они сомневались в том, куда и зачем их ведут. «Ариовист, – говорил Цезарь, – в мое консульство искал дружбы с римлянами весьма настойчиво. Зачем делать вывод, что он откажется от этого при всех условиях? Что касается меня, то я убежден, что, когда мои требования будут рассмотрены и понята справедливость моих условий, Ариовист не отвергнет мою и римлян добрую волю. Даже если он в припадке ярости или безумия начнет войну, то с какой стати вам бояться? Почему вы сомневаетесь в собственной отваге и моей компетенции? Мы испытывали этого врага еще во время своих отцов, в обстоятельствах, когда в победах Гая Мария над кимврами¹ и тевтонами² армия заслужила не меньшей славы, чем сам главнокомандующий. Мы продолжили это испытание недавно в Италии во время восстания рабов³, а ведь рабы восприняли от нас опыт и военную подготовку, которые им в определенной степени помогли. Из этого вы можете судить о пользе настоящей отваги, потому что тех самых людей, которых долгое время без причины боялись, когда у них не было оружия, теперь вы покорили, хотя они взялись за оружие, и одержали победы. Наконец, германцы – те самые люди, с которыми часто сражались гельветы. И гельветы часто побеждали их не только на своей территории, но и на территории Германии. Тем не менее гельветы не идут ни в какое сравнение с нашей армией. Если бы нашлись люди, внимательно рассмотревшие причины поражения и бегства галлов, они бы обнаружили, что, когда галлы были уже измучены продолжительной военной кампанией, Ариовист, укрывавшийся много месяцев в своем лагере среди болот и уклонявшийся от боя, неожиданно напал на них, когда те рассредоточились, потеряв надежду на битву. Он одолел их ловкостью и хитростью, а не отвагой. Даже сам Ариовист не ожидает, что сможет одолеть нашу армию своей тактикой, которая имела успех только против необученных варваров. Те, кто прикрывают свою трусость нарочитой тревогой по поводу поставок зерна или трудных проходов на пути дальнейшего наступления войска, заставляют предположить, что они либо не верят в способность главнокомандующего выполнить свой долг, либо подталкивают его к этому. Эти вопросы – в моей личной компетенции. Зерно поставляется секванами, леуками и лингонами. Урожай на их полях уже созрел. Об особенностях нашего дальнейшего маршрута вы сможете судить в ближайшее время. Что касается опасений о неподчинении солдат и их отказе двигаться дальше, то меня это не беспокоит ни в малейшей степени. Армия не подчиняется своему полководцу либо в случае, когда его оставила военная удача из‑за ряда серьезных просчетов, либо в том случае, когда раскрылось серьезное преступление и его обвиняют в корысти. Мое бескорыстие на протяжении всей жизни очевидно всем, военную удачу продемонстрировала война с гельветами. Вот почему я намерен выполнить немедленно то, что мог отложить на более поздний срок, и выступить из лагеря в последнюю четверть ночи с желанием узнать то, что руководит вами: честь и долг или трусость. Даже если за мной никто не последует, я пойду вперед с одним‑единственным X легионом, в преданности которого не сомневаюсь. Он станет эскортом главнокомандующего». Цезарь особенно благоволил этому легиону и возлагал на него особые надежды ввиду его храбрости.

41. После этой речи боевой дух легионов изменился замечательным образом. Возродились энергия и жажда боя. X легион первым выразил через своих трибунов благодарность Цезарю за высокую оценку и подтвердил свою полную готовность к боевым действиям. Затем и другие легионы прислали своих трибунов и центурионов высокого ранга для разъяснения Цезарю, что они не ощущают ни сомнений, ни страха и что они считают осуществление плана военной кампании прерогативой полководца, а не их собственной. Их разъяснение было принято. При помощи Дивициака (к которому Цезарь питал абсолютное доверие) был намечен маршрут движения армии по открытой местности с окружным путем более чем на 75 километров. Поход начался, как уже сказал Цезарь, в последнюю четверть ночи. На седьмой день марша разведчики доложили, что силы Ариовиста расположились на расстоянии от 6 до 30 километров от наших войск.

42. Узнав о подходе войск Цезаря, Ариовист послал к нему гонцов, чтобы сообщить о своей готовности выполнить прежние требования Цезаря, касающиеся переговоров, поскольку римский полководец приблизился и Ариовист находил свое положение менее рискованным. Цезарь не стал пренебрегать предложением Ариовиста. Он был склонен думать, что германский вождь наконец одумался, поскольку по собственной инициативе предлагал то, что ранее с порога отвергал. Более того, Цезарь надеялся на то, что Ариовист, поняв очевидные выгоды, которые сулили ему Цезарь и римский народ, перестанет упрямиться, когда узнает о требованиях Цезаря. Переговоры были назначены на пятый день. Между тем стороны общались друг с другом посредством гонцов. Ариовист потребовал, чтобы Цезарь не брал с собой на переговоры пехотинцев, поскольку опасался внезапного нападения. Пусть каждая сторона прибудет в сопровождении всадников, иначе он не явится вовсе. Цезарь не хотел, чтобы переговоры были сорваны под таким предлогом. В то же время он не отважился доверить свою безопасность одной лишь галльской коннице. Цезарь пришел поэтому к выводу, что самым лучшим решением было бы воспользоваться лошадьми галльских всадников и посадить на них солдат X легиона, которым полностью доверял. Таким образом, в случае возникновения необходимости боя он имел бы при себе самых надежных друзей, каких только можно было найти. Когда поступил соответствующий приказ, один солдат X легиона остроумно заметил, что Цезарь поступает лучше, чем обещает, поскольку он обещал относиться к X легиону как к эскорту главнокомандующего и теперь зачисляет его во всадники¹.

43. На широкой равнине возвышался земляной курган значительного размера. Это место находилось на равном расстоянии от лагерей Цезаря и Ариовиста. Туда, как было условлено, они прибыли для переговоров. Цезарь расположил свой легион, пересаженный на коней, в двухстах шагах от кургана. На таком же расстоянии от него остановились всадники Ариовиста. Последний потребовал, чтобы переговоры велись верхом на лошадях и каждый из участников имел при себе по десять всадников. Когда стороны оказались в месте переговоров, Цезарь начал свою речь с перечисления привилегий, дарованных Ариовисту им самим и римским сенатом. Со стороны сената Ариовисту было дано звание короля и друга (римского народа), ему были присланы щедрые подарки. Такие привилегии, указал Цезарь, выпадают немногим и обычно даруются в знак больших личных заслуг. Хотя Ариовист и не пользовался правом присутствия в сенате, и даже не имел реального предлога претендовать на это, тем не менее он получил эту привилегию по милости и великодушию Цезаря и сената. Цезарь продолжил свою речь разъяснением того, какими давними и справедливыми были причины близких отношений между Римом и эдуями. Он рассказал об особенностях многих декретов римского сената в отношении эдуев, о том, что эдуи имели преобладающее влияние во всей Галлии еще до установления дружеских отношений с Римом. По традиции римляне сохраняют заинтересованность в том, чтобы их союзники и друзья не только не теряли своих приобретений, но пользовались растущим влиянием, достоинством и известностью. С другой стороны, как можно примириться с тем, спрашивал Цезарь, что они лишены того, чем заслужили дружбу римского народа? Затем он изложил те же требования, что выдвигали по его поручению римские гонцы. То есть Ариовист не должен затевать войны с эдуями или их союзниками, он должен вернуть им заложников. Если же он не в состоянии отослать домой часть германцев, то, во всяком случае, не должен позволять переправляться через Рейн в Галлию новым своим соплеменникам.

44. На требования Цезаря Ариовист дал краткий ответ, но он произнес пространную речь о своих достойных качествах. По его словам, он переправился через Рейн не по своей воле, но по просьбе и призыву галлов. Он оставил свой дом и родных не ради больших наград. Поселения, которые он занимает, предоставлены ему коренными жителями, заложники предоставлены ему с их согласия. Дань он получает по праву войны, обычно она налагается победителями на побежденных. Не он воевал с галлами, но они с ним. Все племена Галлии собрались для нападения на него и стали лагерем против него. Их силы были разбиты и побеждены им в одном‑единственном бою. Если они пожелают вновь помериться с ним силами, он готов воевать снова. Если они желают мира, то было бы несправедливо отказываться от дани, выплачиваемой ими по собственному согласию. Дружба с римлянами должна означать для него почет и безопасность, но не быть помехой. Он стремится к ней с такой надеждой. Если бы усилиями римлян выплата дани была прекращена, а сданные заложники возвращены, то он бы отверг дружбу с римлянами с не меньшей страстью, чем искал ее. Что же касается масс германцев, которые он переправляет в Галлию, то цель этого заключается в обеспечении его безопасности, а не в нападении на Галлию. Доказательством же этого является то, что он пришел сюда по просьбе коренных жителей, что он вел оборонительные, а не наступательные войны. Он пришел в Галлию раньше римлян. Никогда раньше армия римлян не пересекала границы галльской провинции (Нарбонской Галлии). Каковы замыслы Цезаря? Почему он вторгся в область, занятую германцами? Это его галльская провинция, в то время как другая территория является галльской провинцией римлян. Так же как у римлян не было бы оснований уступать ему, если бы он напал на римскую территорию, так и у римлян нет оснований препятствовать его юрисдикции на своей территории. Что касается заявления Цезаря о том, что эдуи его «братья», то Ариовист не настолько варвар, не настолько невежда, чтобы не понимать того, что эдуи не оказывали бы помощь римлянам и в последней кампании против аллоброгов, и в спорах с ним самим и секванами, если бы не пользовались поддержкой римлян. Он вынужден подозревать, что Цезарь, несмотря на провозглашаемую на словах дружбу, привел в Галлию армию с целью его разгрома. До тех пор, следовательно, пока Цезарь не повернет обратно и не выведет свою армию из данной местности, он будет считать его не другом, но врагом. И если бы он предал Цезаря смерти, то оказал бы услугу многим знатным особам и лидерам римлян – об этом он точно знает от них самих благодаря посланцам всех тех, чье расположение и дружбу он мог бы купить ценой гибели Цезаря. Если бы, однако, Цезарь повернул обратно и оставил в покое занятую им территорию Галлии, то он отплатил бы ему большим вознаграждением и осуществил бы, без всякого напряжения и опасений, любую военную кампанию, которую пожелал бы вести римский полководец.

45. Цезарь произнес длинную речь, чтобы разъяснить, почему не может отступиться от своей цели. Его собственная миссия, говорил он, и миссия римлян не позволяют ему ни бросить союзников, сослуживших добрую службу, ни признать, что галлы принадлежат скорее Ариовисту, чем римлянам. Арверны и рутены были покорены в ходе кампании Квинта Фабия Максима¹. Римляне простили их и не стали ни формировать провинцию на территории их расселения, ни налагать на них дань. Если критерием должен служить приоритет во времени, то суверенные права римлян на Галлию полностью обоснованны. Если соблюдать решение сената, то Галлия должна быть свободной, ибо после покорения страны римский сенат пожелал, чтобы она управлялась по собственным законам.

46. В ходе ведения переговоров Цезарю сообщили, что всадники Ариовиста приблизились к кургану, подъехав к нашим войскам, бросали камни и дротики. Цезарь, прервав переговоры и возвратившись к своим воинам, приказал им не отвечать ни единым броском копья в сторону противника. Ибо, хотя он понимал, что бой со всадниками германцев не представляет опасности для отборного легиона, тем не менее не считал правильным, чтобы из‑за стычки с противником распространились сообщения, что, несмотря на обещания Цезаря, германцы были окружены его войсками во время переговоров. Как только простые солдаты узнали, с какой наглостью Ариовист отказывал римлянам в правах на Галлию, как его всадники совершили нападение на наши войска и как их нападение сорвало переговоры, армия прониклась боевым духом и стремлением сразиться с врагом.

47. Через два дня Ариовист прислал к Цезарю гонцов. По его словам, он хотел обсудить с Цезарем вопросы, которые были подняты на переговорах, но не решены. Пусть Цезарь поэтому назначит новый день переговоров, а если не хочет, пусть пошлет к нему одного из своих соратников. Цезарь полагал, что смысла в переговорах больше нет, тем более что предыдущим днем германцы не удержались от нападения на наших воинов. Он считал, что было бы опасным послать к Ариовисту одного из своих приближенных и подвергнуть его опасности в стане свирепых германцев. Самым лучшим показалось послать к Ариовисту Гая Валерия Процилла, сына Гая Валерия Кабура. Это был молодой человек исключительной храбрости и такта. Его отцу Гай Валерий Флакк предоставил римское гражданство. Цезарь остановил на нем свой выбор из‑за его преданности и знания галльского языка (на котором Ариовист благодаря своей долгой практике мог говорить свободно), а также из‑за того, что у германцев не было оснований гневаться на него. Кроме Гая Валерия Процилла Цезарь выбрал Марка Меттия, который пользовался расположением Ариовиста. Им было поручено выяснить настроения Ариовиста и доложить о них Цезарю. Когда же Ариовист увидел их рядом в своем лагере, то громко спросил в присутствии своих воинов: «Зачем вы пришли ко мне? Шпионить?» Не дав им объясниться, он заковал их в цепи.

48. В тот же день Ариовист продвинулся вперед и разбил свой лагерь на склоне холма в 10 километрах от лагеря Цезаря. На следующий день он прошел с войсками мимо лагеря Цезаря и стал лагерем в трех с половиной километрах позади с целью отрезать Цезаря от поставок зерна, которые доставлялись из страны секванов и эдуев. Пять дней подряд Цезарь выстраивал свои войска перед лагерем и держал их в боевом строю с тем, чтобы не лишать Ариовиста шанса сразиться. Все эти дни Ариовист держал войска в лагере, совершая ежедневные вылазки кавалерией. Этот вид боя, в котором германцы имеют большой опыт, состоял в следующем. У них было 6 тысяч всадников и такое же количество пехотинцев, столь же быстрых, как и храбрых. Пехотинцы отбирались из состава всех сил по одному на каждого всадника для его защиты. Они вместе совершали вылазки. К ним всадники отступали, а пехотинцы быстро сосредотачивались в случае осложнения обстановки. Они окружали тяжело раненного воина, упавшего с лошади, и в случае необходимости двигались вперед в каком‑либо направлении или отступали с необычайной быстротой. Тренировка придавала германским пехотинцам такую быстроту, что они могли бежать вровень с лошадьми, ухватившись за их гривы.

49. Видя, что Ариовист стремится пресечь поставки зерна римлянам, Цезарь выбрал удобное место для своего лагеря за лагерем германцев на дистанции около шестисот шагов. Туда он совершил переход в боевом порядке в три линии. Первой и второй линии Цезарь велел отражать, если надо, врага, третьей же линии укреплять лагерь. Как было сказано, место для лагеря находилось примерно в шестистах шагах от врага. Сюда Ариовист послал около шестнадцати тысяч легковооруженных воинов со всей кавалерией в качестве сил, призванных завязать бой с нашими войсками и помешать фортификационным работам. Тем не менее Цезарь держался своего прежнего решения, приказав двум линиям отбросить противника, а третьей – завершить работы. Когда лагерь был оборудован, он оставил в нем два легиона и часть вспомогательных сил. Остальные четыре легиона Цезарь отвел к большому лагерю.

50. На следующий день в соответствии с выбранной тактикой Цезарь вывел свои войска из обоих лагерей и, продвинувшись немного вперед от большего лагеря, сформировал боевой строй, чтобы предоставить противнику шанс сразиться. Поняв, что германцы даже еще не выступили, он отвел свои войска около полудня назад к лагерю. Наконец Ариовист послал часть своих сил атаковать меньший лагерь, и стороны с воодушевлением сошлись в бою, сражаясь до вечера. На закате дня, после больших потерь с обеих сторон, Ариовист отвел свои войска в лагерь. Допросив захваченных пленных с целью узнать, почему Ариовист уклоняется от решающего сражения, Цезарь выяснил причину. Среди германцев существовал обычай, что их замужние женщины должны объявить после жеребьевки¹ и ворожбы, имеет ли смысл давать бой или нет. Женщины объявили, что небесные силы не дадут германцам победы, если те обеспечат решительное сражение до новолуния.

51. На следующий день Цезарь оставил в каждом лагере по достаточному, как он полагал, гарнизону. Перед меньшим лагерем он выстроил на виду у противника все союзные (вспомогательные) войска с целью произвести демонстрацию силы. Потому что общая численность его легионов была невелика по сравнению с многочисленными войсками противника. Сам он, построив римское войско в три линии, двинулся прямо на вражеский лагерь. Наконец германцы были вынуждены вывести свои войска из лагеря и выстроить воинов племен с равными промежутками. В строю находились гаруды, маркоманы, трибоки, вангионы, неметы, седусии и свевы. Они поставили позади своей линии фургоны и телеги, чтобы лишить себя надежды бегства. В телеги и фургоны были посажены женщины, которые, раскинув руки, со слезами умоляли мужчин, идущих в бой, не предавать их на рабство у римлян.

52. Цезарь поручил легатам и квестору² командовать легионами, чтобы каждый солдат видел в них свидетелей своей доблести. Сам он занял место на правом фланге, заметив, что неприятельский строй здесь слабее других, затем подключился к битве. По сигналу наши войска повели атаку на противника столь яростно, а неприятель ринулся вперед столь резко и быстро, что применить против него копья не было возможности. Поэтому противники отбросили копья в сторону и принялись рубиться в рукопашном бою. Но германцы по обычаю быстро построились в фалангу и встретили атакующих римлян. Многие наши солдаты оказались достаточно отважными, чтобы налетать на фалангу врагов, выбивать из их рук щиты и наносить разящие удары сверху. Левый фланг противника был разбит и обращен в бегство, однако его правый фланг теснил линию римлян явным превосходством в численности. Молодой Публий Красе, командовавший нашей кавалерией, заметил это и, так как имел большую свободу для передвижения по сравнению с командирами боевой линии, двинул третью линию на помощь нашим сражающимся войскам.

53. Таким образом соотношение сил было восстановлено, и противник всеми силами развернулся и побежал. Он не прекратил своего бегства, пока не достиг реки Рен (Рейн) в 8 километрах³ от этого места. Там лишь очень немногие германцы, полагаясь на свою силу, бросались в воду, чтобы переплыть реку, или спасались на лодках. Среди них был Ариовист, который нашел лодку, пришвартованную к берегу, и на ней спасся бегством. Всех остальных настигла наша конница и изрубила. У Ариовиста было две жены, одна происходила из свевов, которую он взял с собой из дома. Другая жена происходила из Норика (область между Дунаем и Альпами). Она была сестрой царя Воккиона, который послал ее в Галлию, выдав замуж за Ариовиста. Обе жены погибли в ходе отступления германцев. Из двух дочерей Ариовиста одна погибла, другая была взята в плен. Гая Валерия Процилла, скованного тройной цепью, стражники во время беспорядочного бегства тащили за собой, когда ему посчастливилось встретить самого Цезаря, преследующего врага с кавалерией. Возможность вырвать из рук врага весьма почтенного в Провинции человека, своего близкого гостеприимного друга, воистину доставила Цезарю не меньше удовлетворения, чем сама победа. Он почувствовал удовлетворение и признательность судьбе за то, что она была не менее благосклонна к его другу, когда тот оказался в беде. Процилл рассказывал, что в его присутствии трижды бросали жребий, чтобы выяснить, следует ли его сжечь на костре немедленно или приберечь для другого раза. Он обязан сохранением жизни удачному жребию. Марка Меттия также обнаружили и привели к Цезарю.

54. Когда вести об исходе битвы проникли за Рейн, свевы, прибывшие на его левый берег, стали возвращаться на родину. Племена же галлов, такие как убии, почувствовали страх свевов и принялись преследовать их и истреблять в большом количестве. Таким образом, в один летний сезон были проведены две крупные военные кампании. Поэтому Цезарь отвел свои войска зимовать в землях секванов несколько раньше обычного срока, оставив командовать ими Лабиена. Сам же он отправился в Ближнюю Галлию провести судебные разбирательства¹.