§ 10. Абстрактный характер языка можно ясно показать также на его отдельных элементах. Возьмем, например, следующий текст, начало известного стихотворения Пушкина:

Ворон к ворону летит. Ворон ворону кричит...

Сколько слов в этом отрывке? Можно ответить, что семь. Отвечая так, мы говорим о «речевых словах» или отдельных «словоупотреблениях», о конкретных э к з е м и л я р а х слов в тексте. Можно ответить, что пять (ворон, к, ворону, летит, кричит). В этом случае мы уже перешли от речи к языку, так как считаем два экземпляра формы ворон за одно слово и два экземпляра формы ворону также за одно слово. Таким образом, мы уже отвлекаемся от конкретных экземпляров и считаем некие абстрактные единицы — с л о в о ф о р - м ы. Словоформа представляет собой абстракцию «первой степени». Но мы можем пойти дальше, к абстракции «второй степени» и сказать, что здесь всего четыре слова: в этом случае мы уже считаем две словоформы ворон и ворону за одну единицу, т. е. говорим о слове ворон, отвлекаясь от его грамматических видоизменений — отдельных словоформ. Слово, понимаемое в этом смысле, называют «лексемой». Лексема, таким образом, есть слово как абстрактная единица в системе данного языка. Ниже мы увидим, что аналогичное различение конкретного речевого «экземпляра», более абстрактного языкового «варианта» и еще более абстрактной языковой единицы, так называемого «инварианта», проводится и по отношению к другим элементам языка.

§ 11. К середине XX в. и в СССР, и за рубежом рядом с языковедением, издавна изучающим речевую деятельность и текст с целью понять и описать лежащий в их основе язык (языковую систему), сложилась еще одна наука, исследующая речевую деятельность человека под другим углом зрения. Это наука п с и х о л и и г в и с т и к а — пограничная дисциплина, развившаяся на стыке языковедения и психологии. Она изучает— в первую очередь экспериментальными методами — психические закономерности порождения и восприятия речевых высказываний; механизмы, управляющие этими процессами и обеспечивающие владение и овладение языком; наконец, вообще языковую способность человека в широком контексте его психических и интеллектуальных способностей .

БИЛЕТ 8

а) Что такое знак?

§27. В фантастических «Путешествиях Гулливера», написанных Дж. Свифтом, рассказывается, в частности (ч. Ш, гл. 8), об удивительных людях, которые решили обходиться без языка и вели беседы не с помощью слов, а с помощью самих предметов, предъявляемых «собеседнику». Фантазия Свифта наделила каждого такого мудреца большим мешком, в котором он носил с собой все предметы, нужные для «разговора». В действительности/ обмен информацией в человеческом обществе строится на другом, прямо противоположном принципе: адресату сообщения предъявляются вовсе не предметы, о которых идет речь, не те или иные «реальности», служащие темой сообщения, а некие з а м е с т и т е л и этих реальностей, представители их, вызывающие в сознании образ, представление или понятие об этих реальностях, в частности, и тогда, когда самих этих реальностей поблизости нет. Адресату сообщения предъявляется не Л, о котором идет речь, а некое В, являющееся «представителем» этого А для сознания адресата. Вот это В, замещающее и представляющее А, мы и называем знаком. «Знаковая ситуация» наличествует всякий раз, когда, как говорили в старину по-латыни, aliquid stat pro allquo — « что - то с т о и т в м е с т о ч е г о - т о д р у г о г о»/

Впрочем эта формула является слишком широкой, и в нее нужно внести одно уточнение. Ведь нас интересуют знаки, используемые в процессе человеческого обмена информацией, осуществляемого его участниками сознательно, преднамеренно и целенаправленно. Тучи на небе можно в каком-то смысле назвать «представителем» приближающегося дождя, и они могут быть для человека своего рода «знаком». Восприняв этот «знак», человек сделает практические выводы (например, отправляясь из дому, захватит с собой зонт).Жо в этом случае нет ситуации общения: нет «отправителя сообщения», нет и «адресата», для которого сообщение предназначалось. Здесь(поэтому правильнее говорить не о «знаке», а о признаке, или симптоме/ Симптом хотя и позволяет наблюдателю делать определенные выводы, но вовсе не предназначен специально для получения таких выводов. Знак же в собственном смысле имеет место лишь тогда, когда что-то (некое В) п р е д н а м е р е н н о ставится кем-то вместо чего-то другого (вместо А) с ц е л ь ю и н ф о р м и р о в а т ь кого-то об этом А.

Во всех случаях преднамеренного обмена информацией мы имеем дело с такого рода знаками. Портфель, случайно забытый на стуле в аудитории,— не знак (хотя и признак того, что там кто-то был); портфель же, сознательно положенный на стул, может служить знаком того, что место занято. Все системы средств, используемых челове-; ком для обмена информацией, являются знаковыми, или семиотическими, т. е. системами знаков и правил их употребления. Наука, изучающая знаковые системы, называется семиотикой , или семиологией (от др.-греч. sema 'знак')

Язык не составляет исключения из общего правила. Он тоже знаковая система. Но он — самая сложная из всех знаковых систем.

§ 28. Примерами относительно простых систем могут служить железнодорожный семафор, светофоры разных типов, дорожные знаки, информирующие водителей о тех или иных особенностях предстоящего отрезка пути либо предписывающие или запрещающие выполнение каких-то действий. Рассматривая эти и некоторые другие подобные системы, мы можем сделать следующие наблюдения:

1. Все знаки обладают материальной, чувственно воспринимаемой «формой», которую иногда называют «означающим», а мы будем называть «э к с п о и ё н т о м знака» (от лат. ехрбпо 'выставляю напоказ'). В наших примерах экспоненты (поднятое или опущенное крыло семафора, красный, зеленый или желтый огонь светофора, то или иное изображение на куске жести) доступны зрительному восприятию. В других случаях экспонент воспринимается слухом (например, в телефоне — непрерывный гудок низкого тона, частые гудки высокого тона и т. п.), осязанием (буквы шрифта для слепых)1, в принципе возможны системы, использующие обонятельные и вкусовые экспоненты. Существенно только то, чтобы экспонент был так или иначе доступен восприятию человека (либо «восприятию» заменяющего его автомата), т. е. чтобы экспонент был м а т е р и а л ь н ы м .

2. Материальный, чувственно воспринимаемый объект (или материальное «событие» — например, гудок в телефонной трубке) только в том случае является экспонентом какого-то знака, если с этим объектом (или событием) связывается в сознании общающихся та или иная идея, то или иное «означаемое», или, как мы будем говорить, содер- ж а н и е з н а к а (ср. приведенный выше пример с двумя портфелями — случайно забытым и положенным на стул сознательно).

3. Очень важным свойством знака является его п р о т и в о п о - с т а в л е н н о с т ь другому или другим знакам в рамках данной системы. Противопоставленность предполагает чувственную различимость экспонентов (например, поднятое крыло — опущенное крыло семафора) и противоположность или, во всяком случае, различность содержания знаков (в пашем примере: 'путь открыт' — 'путь закрыт'). Из факта противопоставленности знаков вытекает, что не все материальные свойства экспонентов оказываются одинаково важными для осуществления их знаковой функции: в первую очередь важны именно те свойства"; по которым эти экспоненты отличаются друг от друга, их « д и ф ф е р е н ц и а л ь н ы е признаки » . Некоторые же свойства оказываются и вовсе несущественными. Так, неважно, будет ли зеленое стекло в светофоре иметь оттенок, чуть более близкий к голубому или к желтому (по важно, чтобы оно достаточно отличалось от желтого стекла), будут ли зеленое, желтое и красное стекла расположены вертикально, одно над другим, или, как в некоторых светофорах, горизонтально и т. д. Противопоставленность знаков ярко проявляется в случае так называемого н у л е в о го э к с п о н е н т а , когда материальное, чувственно воспринимаемое отсутствие чего-либо (объекта, события) служит экспонентом знака, поскольку это отсутствие противопоставлено наличию какого-то объекта или события в качестве экспонента другого знака. Так, включение левой или правой «мигалки» является знаком поворота автомобиля соответственно налево или направо, а невключение «мигалки» есть нулевой экспонент, передающий содержание 'еду прямо'.

4.Установленная для каждого данного знака связь между его экспонентом и содержанием является условной , основанной на сознательной договоренности. Она может быть чисто условной: папример, связь между зеленым цветом и идеей 'путь свободен'. В других случаях связь между экспонентом и содержанием может быть в большей или меньшей степени м о т и в и р о в а н н о й , внутренне обоснованной, в частности, если экспонент имеет черты сходства с обозначаемым предметом или явлением. Элементы такой изобразительной, наглядной мотивированности находим в некоторых дорожных знаках (например, изображение бегущих детей, зигзага дороги, поворота и т.д.

5.Что касается содержания знака, то его связь с обозначаемой знаком действительностью носит принципиально иной характер. Содержание знака есть о т р а ж е н и е в сознании людей, использующих этот знак, предметов, явлений, ситуаций действительности, причем отражение о б о б щ е н н о е и с х е м а т и ч н о е . Так, знак извилистой дороги (изображение зигзага) в каждом конкретном случае своего использования указывает на реальные извилины данной конкретной дороги, вообще же (потенциально) относится к любой извилистой дороге, к классу извилистых дорог, обозначает самый факт извилистости дороги как общую идею, в отвлечении от частного и конкретного. Этим содержанием знак обладает также и тогда, когда никакой извилистой дороги поблизости нет (например, в учебной таблице дорожных знаков).

Билет 9

Свойства языкового знака

№	Свойство	Характеристика
1	ДВУСТОРОННОСТЬ	Языковой знак представляет собой неразрывное единство материальной, чувственно воспринимаемой стороны и идеальной стороны – мыслительного содержания, информации, закрепленной за материальным носителем. Материальная сторона знака (звуковой или графический комплекс) линейна, т.е. имеет протяженность во времени и пространстве
2	СИСТЕМНОСТЬ	Языковой знак может существовать только как элемент знаковой системы, во взаимосвязи и противопоставлении с другими знаками языка
3	ВОСПРОИЗВОДИМОСТЬ	В функционировании языковой знак не создаётся всякий раз заново, а воспроизводится, повторяется в относительно устойчивом, фиксированном виде
4	СПОСОБНОСТЬ ОБОБЩАТЬ	Языковой знак может замещать не только конкретный объект, но и целый класс однородных объектов
5	КОМБИНАЦИОННОСТЬ	Языковой знак способен комбинироваться с другими знаками

Билет 10

22. Язык как системно-структурное образование.

То, что язык является системно-структурным образованием, вытекает из самогó определения языка: язык – это естественно сложившаяся система средств общения между людьми и правил, по которым эти средства (фонемы, морфемы, лексемы и т.д.) превращаются в речь (см., в частности: А.В.Лемов 2006: 356).

Мы уже говорили, что язык соотнесён с речью и противопоставлен ей (а точнее – входит как предмет в собственном смысле слова в состав пентахотомии мышление-язык-психофизиология-речь-общение). Мы уже говорили, что, в отличие от речи, язык не материален, а идеален (он существует лишь в нашем сознании), причём его единицы пребывают в нашем мозгу одновременно, а не выстраиваются там в последовательном порядке. Язык существует в нашем сознании в упорядоченном, структурно-организованном виде, что и позволяет нам говорить, подчас не задумываясь над тем, какие именно слова, морфемы, фонемы мы в данный момент используем.

Но для того, чтобы определить язык как системно-структурное образование, нам требуется уточнить значение самих этих понятий – система и структура.

Понятие системы и структуры. Структурные отношения в языке.

Мы уже говорили, что русский язык, как и все славянские языки, является одной из современных ипостасей праязыка – как некоторые исследователи утверждают, «языка богов». В этом смысле в понимании соотношения понятий – система и структура – удобно обратиться к логике самого языка (поскольку в понимании этих понятий у различных учёных наблюдаются подчас противоположные толкования).

В четырехтомном «Словаре русского языка» АН СССР при слове система даются следующие значения: 1. Определенный порядок, основанный на планомерном расположении и взаимной связи частей чего-либо; 2. Классификация, группировка; 3. Совокупность принципов, служащих основанием какого-либо учения; 4. Совокупность каких-либо элементов, единиц, объединённых по общему признаку; 5. Форма, способ, принцип устройства, организации, производства чего-либо.

При слове структура тот же словарь дает одно значение – взаиморасположение и связь составных частей чего-либо; строение.

Если теперь «наложить» значения, показанные в толковом словаре, на термины «система» и «структура», то становится более или менее очевидно, что первый из них (система) целесообразно использовать в смысле «совокупность элементов, организованных связями и отношениями в единое целое», а второй (структура) – в смысле «совокупность связей и отношений, организующих элементы в составе целого».

Так что же такое система?

Система – такая совокупность единиц, в которой каждая единица получает свою характеристику (свою качественную определенность) от всех остальных единиц, определяется всеми остальными единицами.

Говорят: «Без племянников человек не дядя». Эта пословица – хорошее наглядное пособие, чтобы понять отношения в системе. Гражданин А обладает качеством дяди (имеет определённые обязанности, испытывает чувство родственной привязанности), пока есть совсем другое лицо, некто Б, племянник. Нет Б – и у А нет качества «дядя».

В системе бывает так: признаки, существенные для данной единицы, зависят от того, какие есть другие единицы. Как только другие единицы («племянники») изменятся, в частном случае – исчезнут, то непременно изменится и данная единица.

Предположим, существует некий язык. В нем три согласных: [п, т, к] и два гласных: [а, у]. В словах после каждого согласного идёт один гласный, либо [а], либо [у]. Слова, значит, имеют такой вид: [патуку], [катату], [пупу], [какука] и т. д. Сколько гласных единиц в этой системе? Две – [а, у].

Представим, что все гласные [а] изменились в [у]. Слова теперь выглядят так: [путуку], [кутуту], [пупу], [кукуку] и т. д. Сколько теперь гласных единиц в системе этого языка? Хочется сказать: одна – [у]. Но это неверно. Ведь после каждого согласного звук [у] – непременный его сосед «справа». Всегда только [у]. Значит, в нашем воображаемом языке (в системе!) нет гласных единиц. Действительно, вот к вам подошел человек из той страны, где говорят на «путуку»-языке. Он представился «Тукуп...» – а последний гласный фамилии вы не расслышали. Станете ли вы его переспрашивать? Нет: его фамилия Тукупу. Иного быть не может (ведь фамилии в этом языке, надо думать, – слова, и имеют звуковой вид, обычный для слов).

Предположим, дети пишут диктант на «путуку»-языке. Вслушиваются ли они в гласные, чтобы их верно написать? Это не нужно, гласные можно не слушать – в них нельзя ошибиться. Пиши, слышал или не слышал, после каждой согласной буквы букву «у». И, скорее всего, письмо для такого языка было бы создано такое: «птк», «пп»; гласные не писались бы, поскольку и так ясно, как надо прочесть: [путуку], [пупу] и т. д.

Спросите детей, сколько звуков в слове [туку|, и они ответят два: [ту] и [ку]. Гласные для них были бы не звуком, а призвуком.

Гласный в таком случае не нужен для узнавания слов, для их различения. Потому что он – один-одинёшенек. А систем из одного элемента не существует.

А и Б составляли систему; А – пропало; что осталось? В системе – ничего.

Этот вывод можно записать несколькими способами:

1. Система из одного знака невозможна.

2. В системе 2 – 1 = 0.

3. Если нет выбора – нет и системы.

4. Элемент, который всегда – сопроводитель другого элемента, не может быть самостоятельным знаком.

Все четыре вывода – одна и та же мысль, по-разному выраженная. Все они говорят о главном свойстве всякой системы. В дальнейшем мы будем пользоваться то одной, то другой из этих формулировок, где какая будет удобнее.

Если есть А и Б, притом Б всегда сопровождает А, то Б – не особый знак. С обычной житейской точки зрения это легко понять: тень предмета – не особый предмет. Тень никогда – кроме сказок Андерсена и Шамиссо – не является одна, без предмета; а предмет может прожить и без тени (когда солнце в зените).

Приведём пример не искусственный, а из современного русского языка. Установлено, что после твердых согласных русский гласный [о] произносится (под ударением) как дифтонгоид [^уо]. Он начинается краткой неслоговой частью (значок [^у] поднят над строкой, чтобы показать мимолетность этого звука). Дифтонгоидность [о] свойственна всем говорящим по-русски как на родном языке. Однако заметить призвук тем, для кого русский язык – родной, не так-то просто.

Стоит изменить условия опыта – и [^у]-образный приступ окажется слышным совершенно ясно. Притом прояснится, что он и не такой уж краткий. Условия такие: будем прослушивать запись, пустив ее «сзади наперёд», перевернув ленту, запечатлевшую звуки. Тогда-то, при обратном («инверсальном») слушании, и обнаружится этот призвук [^у].

Почему так? Почему он не слышен, когда ленту пускаем «как надо» (или когда просто слушаем речь), а стоит её перевернуть, слушать звуки в обратном порядке, – и призвук вот он, тут?

Слушаем слово [тот]; в более точной транскрипции: [т^уот]. После согласного, перед [о] – призвук [^у] неизбежен (в стандартном русском произношении). Выбора нет: произносить ли здесь [^у] или не произносить. Здесь, в этих произносительных условиях, [^у] составляет «систему» из одной единицы, т. е. лжесистему. Поэтому-то призвук нам и не слышен: наши механизмы восприятия звуков речи и их переработки в мозгу так устроены, что отбрасывают, отшвыривают все данные, лишенные знаковой ценности. Всё, что порождено несистемными отношениями, остается за порогом внимания, – например – [^у] перед [о].

Другое дело, когда мы повернем запись другим концом. Тогда последовательность звуковых кусков меняется: не [т^уот], а [то^ут]. Призвук [^у] теперь не перед [о], призвук оказался после. А в этом месте он не является неизбежным. После [о] возможны разные звуки. Здесь [^у] не составляет «системы» из одного знака. Может быть [о^у], может быть и [от] (кот), и [ох] (мох) и [ом] (том) и т. д. Много разных единиц может быть после [о]. Вот они все и заметны. И хоть призвук ничуть не удлинился, не усилился, когда мы перевернули ленту, но он стал членом системы – и мы его услышали.

Билет 11

ВАРИАНТ И ИНВАРИАНТ

Понятия варьирования, вариантности, вариантов в лингвистике и в научном обиходе вообще появились раньше понятия инварианта. По определению Философского словаря, инвариантность - это свойство величин, уравнений, законов оставаться неизменными при определенных преобразованиях координат и времени» [Философский словарь 1963:164].

По мнению В.М. Солнцева, это свойство служит основанием для вывода инвариантов - некоторых абстрактных сущностей, в которых отображается то общее, что на данном временном срезе характеризует какую-либо группу, или класс тех или иных объектов [Солнцев 1984:32]. Как отмечает С.В. Илларионов, выделяя инвариант большой группы объектов, мы приходим к абстракции - собирательному понятию, охватывающему всю группу в целом [Илларионов 1968:90].

Термин инвариант был введен математиком Дж. Сильвестром в 1851 году. По определению Математического Энциклопедического словаря концепция инвариант является одной из важнейших в математике, поскольку изучение инварианта непосредственно связано с задачами классификации объектов того или иного типа. По существу, целью всякой математической классификации является построение некоторой полной системы инвариантов [МЭС 1995:445].

Отсюда, инвариант - это всегда абстракция, понятие, в котором отображены общие свойства класса объектов, присущие этому классу в данный отрезок времени. Инвариант не существует как отдельная конкретная вещь. Это не представитель класса, не эталон. Инвариант - сокращенное название класса относительно однородных объектов [Солнцев 1984:32].

Как уже упоминалось выше, вариантно-инвариантный подход к явлениям языка утвердился первоначально в фонологии (после работ Пражского лингвистического кружка, а также Д. Джоунза и его учеников).

Р. Якобсон и М. Халле полагали, что фонемный анализ есть изучение свойств, которые при определенных преобразованиях остаются инвариантными [Якобсон, Хале 1962:240].

Под вариантами стали понимать разные звуковые реализации одной и той же единицы - фонемы, а саму фонему - как инвариант. Из фонологии этот подход был перенесен на изучение других уровней языка [ЛЭС 1990:80-81].

«Вариантно-инвариантный» подход к изучению языковых единиц привел, как известно, к созданию двух рядов терминов - эмических и этических, которые образуют пары: морфема - морф (алломорф); фонема - фон (аллофон); лексема - лекса (аллолекса) и т.д. Первые члены пар используются для обозначения единиц-инвариантов, вторые - для единиц-вариантов ...[Солнцев 1984:32].

Под вариантами понимаются разные проявления одной и той же сущности, например видоизменения одной и той же единицы, которая при всех изменениях остается самой собой. В то время как инвариант - это абстрактное обозначение одной и той же сущности в отвлечении от ее конкретных модификаций - вариантов.

Вариантно-инвариантное устройство всей языковой системы проявляется в вариативности единиц языка. А вариантное строение единиц языка обусловлено присущим им свойством «экземплярности». Каждая единица существует в виде множества экземпляров, оставаясь при этом сама собой. Подобно тому, как одна и та же книга может быть размножена в бесчисленном количестве экземпляров. Само бытие отдельной единицы языка есть ее варьирование, сосуществование множества ее вариантов [там же].

Противопоставленность инвариантов и вариантов нередко связывают с противопоставленностью языка и речи. Считают, что язык состоит из инвариантов, а речь - из вариантов. Но известно, что речь линейна, и в определенный момент времени на одном и том же отрезке речевой цепи физически может быть использован только один экземпляр, один вариант. Именно с таким гомогенным объектом, в котором воплощаются все необходимые и достаточные для данного места и времени качества, имеет дело исследователь в большинстве случаев, при этом остальные варианты, предлагаемые системой, не рассматриваются [Гвенцадзе 1983].

Вариантно-инвариантное строение языка моделирует вариантноинвариантное строение мира. Подобно тому, как в окружающем человека мире предметы (объекты) группируются в объективные классы, или множества, на основе общности своих существенных свойств, так и основные единицы языка группируются по общности своих свойств в определенные классы, или множества [Солнцев 1984:33].

Понятие инварианта в лингвистике и других областях - это понятия, с помощью которых люди категоризируют и упорядочивают конкретные объекты (или единицы), из которых состоят объекты. Группировка единиц в классы и придание наименований этим классам собственно и есть вывод вариантов. Тот, кто ввел понятие «существительное», «глагол» и т.д., уже вывел инварианты, хотя и не пользовался этим термином [Солнцев 1984:37].

В лингвистике нет единого мнения по отношению к инвариантам. Некоторые исследователи скептически относятся к попыткам вывести варианты для тех или иных языковых единиц. Так, Е.В. Падучева предпочитает поискам инварианта разработку моделей семантической деривации (правил вывода производных значений лексических единиц из исходных) [Падучева 1998:15]. И.Г. Милославский отмечает, что если под инвариантом понимать некоторое «над-значение», обобщение, из которого могут быть выведены все конкретные значения, то на вопрос о существовании такого инварианта следует ответить отрицательно [Милославский 1995:102].

Некоторые признают наличие инвариантов лишь частично, то есть одни согласны с наличием инвариантов в синхронии, но отрицают их в диахронии, другие согласны с существованием формальных вариантов, отрицая при этом семантические. Многие исследователи считают понятие инварианта очень важным и рассматривают его с разных позиций и на разных языковых уровнях [Бондарко 1996; Гловинская 1997; Кибрик 1997; Перцов 2001].

Существуют различия между односторонними и двусторонними единицами языка. Односторонние единицы имеют только два свойства - звучание и функцию. Именно они берутся за основу при классификации фонем. Все направления фонологии сходятся на признании обязательности для вывода фонем наличия функциональной общности и обусловленной ею одинаковой противопоставленности классифицируемых звуков другим звука.

Варьирование же двусторонних единиц, например слов, осуществляется за счет варьирования их знаковой формы. К тому же эти единицы помимо звучания и функции имеют еще и значение.

Билет 12