Глаголы говорения — динамическая модель языковой картины мира опыт когнитивной интерпретации - Антонова С.М

Результаты сопоставительного анализа функционирования обстоятельств внутренней характеристики, обладающих наибольшей диагностирующей силой, убеждают в том, что в ХС эстетически значима и лексическая, и морфологическая природа распространителей. Так, если для языка Ю.Бондарева наиболее характерными являются адъективно-субстантивные (аналитические) и наречные способы выражения сирконстант, то для языка В.Шукшина

— наречные и аналитические с субстантивом, а для языка В.Распутина — наречные и деепричастные. Даже в выборе формы однотипного распространителя ощущается авторский вкус, стиль: у Ю.Бондарева и В.Шукшина излюбленной формой субстантивного выражения сирконстант является сочетание прилагательное /

причастие + голосом, у В.Распутина — с (со) + прилагательное + существительное (Т.п.).

Значительно снижается роль обстоятельственных распространителей глаголов говорения в диалекте, о чём свидетельствует даже показатель их частотности: по нашим материалам на 25 реализаций обстоятельственной валентности в диалекте приходится 80 реализации в языке художественной литературы. Причём, в диалекте более частотны обстоятельства внешней характеристи-

ки говорения — временной: ... а на другой день же мать говорит: «Ставайте за ягодой куда-то съездить или за смородиной, или за черёмухой»; Если дождь. говорят тоды, «заненастилось», «ненасье», «запогодилось» — другие говорят (Колп. Том).

Диалектной системе свойственны конструктивная простота и меньшее лексическое разнообразие обстоятельств внутренней характеристики говорения при эксплицированности большинства характеризующих сем самой глагольной лексемой: буробить,

мяркать, горготать, базлать, диковать, бунчать, зубатить, турусить. Например: Примется чё-нибудь говорить: «Ну, ты загорготал, — говорят, чё не следует» (Молч.).

Однако и в диалекте нет случаев актуализации в лексической семантике глагола сем мимики, жеста, сопроводительного действия, что убеждает в принадлежности обстоятельственных актантов этой семантики к разряду обстоятельств внешней характеристики говорения. Для диалекта характерно обозначение всех сопровождающих говорение действий преимущественно глаголом в функции сказуемого, «однородного» с глаголом речи или предложением с невыраженным союзно подчинением: Говорит, а сам де-то в сторонке сидит. (Молч.); А тот сидит да и говорит: «А я вот столько-то кладу» (Молч.).

251

253

ОСТОЯТЕЛЬНЫЕ РАСПРОСТРАНИТЕЛИ ГЛАГОЛОВ

254

Схема 10

РЕЧЕВОГО ПОВЕДЕНИЯ В ЯЗЫКЕ А.ПЛАТОНОВА

255

При этом ослабевает и семантическая связь двух действий, и характеризующая функция сопроводительного действия. Семантически круг обстоятельственных распространителей в ХС и диалекте совпадает, что позволяет говорить о том, что варьирование распространителей, возможности их выбора определяются предсистемой, а не коммуникативным заданием.

Таким образом, анализ обстоятельственной сочетаемости глаголов говорения в художественной речи и в диалекте доказывает не только семантическую предсказуемость обстоятельственных распространителей, но и наличие достаточно сильных и многогранных связей между глагольными свойствами — семантической структурой, аспектуальным значением, конструктивными возможностями, коммуникативной значимостью, сочетаемостным потенциалом и его реализованностью, сферой функционирования и характером обстоятельственного распространения. Максимальными способностями обстоятельственного распространения обладают ядерные глаголы говорения в языке художественной литературы. Наибольшей, диагностирующей силой обладают обстоятельства внутренней характеристики говорения, частотность которых в художественной речи, например, близка к 90 % при ядерных глаголах и глаголах нецеленаправленного действия (у Ю.Бондарева их 913 на 1003).

Они соотносятся с акустическим, манифестационным, императивным и номинативным аспектами речи, тогда как объектные актанты манифестируют главным образом информационный и коммуникативный аспекты. Самыми семантически важными и специфическими, связанными с актуализацией идентифицирующей семы ЛСГ глаголов говорения, являются распространители со значением акустико-физиологической характеристики. Обстоятельственные распространители участвуют:

•в отграничении глаголов говорения от единиц других ЛСГ;

•в объединении их с глаголами смежных групп;

•в дифференциации семантики многозначных глаголов;

•в обогащении семантической структуры глагола, особенно при одновременном использовании нескольких актантов;

•в актуализации интегральных, дифференциальных и потенциальных сем глагола.

Всё это подтверждает необходимость и важность исследования обстоятельственной сочетаемости глаголов разных ЛСГ для познания их лексико-семантического, конструктивного и функционального своеобразия (см. таблицу 8 и схему 8).

256

2.1.3.2. Роль сочетаемости

вкатегоризации речевого действия и в представлении ЛСГ на внешнем уровне

Урусских «сказать себе» — это значит подумать вслух, т.е. наложить запрет на то, чтобы мыслилось одно, а слышалось другое. Мысль мыслится, если она на слуху. <...> В думании вслух нет раздвоенности. Нет возможности для скрытого обмана. <...> Почему у нас

вРоссии мало говорили? Потому что думали

вслух.

Ф.И. Гиренок

Применение модели-интерпретации для объяснения наблю-

даемых фактов как этап пятый в моделировании языкового явления реализуем непосредственно на рассмотрении пограничных зон двух ЛСГ и, соответственно, двух моделей ЯКМ и ККМ — мышления и говорения. Существуя не сами по себе в некоей независимой невесомости, а в определённой человеческой «идеосфере», и слово, и его значения встраиваются в индивидуальный культурный опыт, запас знаний и навыков (последнее не менее важно), которыми и определяются семантическое богатство слова и богатство концептуальных его смыслов (как, впрочем, и их бедность, однозначность) для каждого человека. Одним из проявлений полевой организации языковых подсистем и, одновременно, следствием индивидуального и функционального варьирования языкового воплощения «предсистемы» и «идеосферы» является принадлежность ядерных конституентов одного поля одновременно и к периферии другого, смежного с ним поля, что ведёт к частичному наложению полей, образованию зон постепенных переходов. Особенно важно учитывать эту особенность полевой организации при изучении семантической структуры и функциональных свойств глаголов ЛСГ говорения, центральной в системе глагольной лексики, имеющей множество пересечений ЛСГ с другими. При поиске объективных, чётких критериев такого отграничения, который не закончен в науке по сей день, попытаемся выяснить способность сочетаемостных свойств объективировать семантику говорения, представлять ЛСГ на внешнем уровне

иотграничивать глаголы говорения от наиболее тесно связанных

сними глаголов мышления.

257

Связь говорения с мышлением, существующая в объективной действительности, актуальна для системной организации обеих ЛСГ: для их внутренней градации, для ядерных и периферийных зон, для семантической структуры и синтаксических признаков их единиц и имеет изоморфную природу: как в объективной действительности мышление можно приравнять к внутренней речи, речи для самого себя, и, соответственно, говорение — к выражению мысли, к мышлению вслух, для собеседника, для адресата, так и в языке одним глаголом могут именоваться и речевые процессы, и мыслительные, глагол говорения может именовать мышление и наоборот. Например, ядерный глагол мышления судить имеет значение, общее с глаголами говорения толковать о ком, чем-либо, обсудить кого-, что-либо: Один царь был болен и сказал: «Половину царства отдам тому, кто меня вылечит». Тогда собрались все мудрецы и стали судить, как царя вылечить (Л.Толст.). Судить и (да) рядить: Пока собрались, судили да рядили, отделка дома была уже готова (С.Ковалёв). Под-

час именуемое глаголом действие представляет собою «сплав» процессов говорения и мышления, отчего одни лингвисты называют такой глагол в составе глаголов мышления, а другие — в составе глаголов речи. Так, В.Н.Яковлева называет в составе ЛСГ мысли глаголы внушить, вразумить, озадачить, переубедить,

уверять, одновременно выделяя в составе ЛСГ речи глаголы жу-

рить, диктовать, клеветать, упрекать, порочить, подговорить.

А у З.В.Ничман, А.В.Величко в этой же подгруппе находим уве-

рять, агитировать, просить, убедить. Несомненно, лежат эти глаголы на периферийных участках ЛСГ глаголов речи и имеют точки пересечения со значениями ядра ЛСГ лишь в отдельных ЛСВ. При функционировании же глаголов в тексте подвижность их семантики, помноженная на определённую реализацию сочетаемостных свойств, создаёт условия для перехода глаголов из одной ЛСГ в другую. Например, глагол переубеждать может сочетаться с возвратным местоимением и действительно выражать действие, реально не связанное со словесным воздействием, т.к. себя можно переубедить и мысленно, переубедить же мысленно, т.е. посредством только мыслей, не реализовавшихся в слова как речевые отрезки, кого-либо в реальных условиях невозможно. Следовательно, рассматривать этот глагол, как и другие из приведённых, в группе мышления неправомерно. С теми же трудностями дифференциации глагольного значения сталкивается исследователь при определении принадлежности к ЛСГ глагола остроумничать. Когда его относят к ЛСГ мышления, вероятно, принима-

258

ется во внимание его соотнесённость с глаголом острословить в ЛСГ речи. Однако остроумничать, не выражая остроты ума в определённых звучащих речевых отрезках, невозможно. Кроме того, остроумие, как и всякая способность, умение, предполагает оценку, признание со стороны ценителя — слушателя в данном случае. Даже когда нет ценителя постороннего, им становится сам субъект действия. Поэтому и представлять себе такой процесс как внутренний, протекающий лишь в сознании, противоестественно. Следовательно, закономерно и отнесение глагола, именующего такой процесс, только к числу глаголов речи.

Связь процессов говорения и мышления подчас как бы материализуется в особенностях функционирования даже ядерных глаголов речи и мысли. Сравним три высказывания: ... Он [Лав-

рецкий] вспомнил, как, возвращаясь домой и думая о ней в тиши ночи, он говорил самому себе «Если бы!» (Тург.); «...Разве могу я... не презирать её?» — это последнее слово он произнёс даже мысленно не без усилия (Тург.); «Ах! Взял бы да выпорол!» — думал он иногда про себя (Тург.). Говорил самому себе и произнёс мысленно — это выражение не собственно процесса говорения, а речи внутренней, для самого себя, — мышления. Такая семантика рождается из отражения объективно существующего в действительности процесса мышления, протекающего в данном случае в форме внутреннего диалога субъекта с самим собой, и определённого лексического наполнения приглагольных позиций — объектной и обстоятельственной. Объективность подобной интерпретации семантики подтверждается и трансформационно: возможна замена сочетания говорил самому себе глаголом думал. Во втором высказывании такая замена исключается двумя факторами: отсутствием в языке глагола мышления, эквивалентного семантике словосочетания произнести мысленно слово (здесь нуж-

но нечто вроде «промыслил» или «продумал» слово) и

несовместимостью (лексической несочетаемостью) семантики глагола мышления с лексическим наполнением приглагольной объектной позиции, обусловленной несовместимостью денотатов: слово не является единицей мышления, мышление не может протекать в форме слова, а потому и не сочетаются лексемы, именующие мышление и единицу речи. Зато именно в этом случае наглядно основное в антиномии мысль/слово и мышление/

говорение: мысль — дух слова, слово — тело мысли; облечь мысль в слова — увидеть и узнать (познакомиться с ней самому, понять её и начать с ней работу автора и интерпретатора) её. Вне этого превращения мысль не способна стать объектом и предме-

259

том рефлексии (к примеру, Алиса знала, что пока мы не сказали, мы не знали, что мы думали), причём обратное направление в связи не обязательно: то, что мы сказали, могло отсутствовать в нашей мысли, могло быть воплощением нашей интуиции, чувства, воли, желания, физического состояния, инстинкта, рефлекса и пр.

Возможно, в силу такого взаимодействия мысли и слова семантический объём категории субъекта действия говорения на порядок больше, чем мышления, а внутренняя градация (и количественная, и качественная) семантики мышления зависит в основном от внутренних особенностей протекания действия вообще (стадиальности, отношения к внутреннему пределу, к объекту и субъекту, времени), а не от внешнего или внутреннего своеобразия мысли и не от особенностей чьей-либо рефлексии, тогда как вся семантическая структура говорения и вся система её экспликаторов детерминирована именно последним. Даже слова, име-

нующие речь (речь, слово, текст, высказывание) и мышление

(дума, мысль, идея) выступают именами объекта и субъекта гово-

рения: высказать мысль, мысль говорила; говорить речь, слово;

слово, речь говорит. Впрочем, можно слово и речь обдумывать

тоже, но вот ни слово, ни речь субъектом при глаголе думать выступать не могут ни при каких условиях. Взаимозаменяемость и полное смысловое тождество глаголов речи и мышления вполне естественны, когда в объектной позиции при них прямая речь: ПР вбирает в себя и форму выражения мысли (речь), и самоё мысль, и тем самым приспособлена удовлетворять семантический валентностный запрос глаголов обеих ЛСГ. Так, в третьем предложении предикатом может быть и думать, и произносить без изменения общего смысла высказывания, что представляет уже другую грань антиномии мышления и говорения — их феноменологической и онтологической общности и связи в предсистеме, чему и соответствует общность средств языкового воплощения общих реалем. Диалектика этой связи рельефно проступает в третьем высказывании: глагол думать занимает здесь конструктивно положение ядерного глагола речи говорить, о котором сигнализирует всё его окружение (объект про себя, ПР), и, одновременно, здесь отражается противопоставленность внутреннего процесса мышления внешнему (и «овнешлённому») процессу речи: содержанием речи может быть и не-мысль (мысль — это только одна грань одного из шести аспектов говорения — манифестационного), что в абсолютном большинстве других случае не позволяет употребить глагол думать в синтаксически, казалось бы, типичной для него конструкции вместо глагола речи:

произнёс слово, высказал обиду и мн. др.

260