Глаголы говорения — динамическая модель языковой картины мира опыт когнитивной интерпретации - Антонова С.М

Денотативное

значение

Словоформа

Грамматическое

значение

Селективное

значение

91

правилах употребления знака» как компоненте знакового значения [Комиссаров 1972]; в какой-то мере имеют в виду этот компонент, когда говорят о валентности слова как структурном компоненте значения. Грамматический же компонент уже по своему терминологическому обозначению — изгой из предметной области лексической семантики, что, собственно, и обусловливает их стуктурную неопределённость и незнаменательность в знаковой семантике слова. И всё-таки главным образом их связи и соотношения с собственно лексическими макрокомпонентами значения — денотативным, коннотативным, эмпирическим — не столько несущественны или отсутствуют, сколько и не изучены, и игнорируются a priori. Так, И.А.Стернин констатирует наличие такой связи у денотативного и коннотативного компонентов с селективным, доказывает самостоятельность селективного и грамматического компонентов, раскрывает специфичность и сложность соотнесённости селективного компонента с действительностью, отмечает у него важнейшую роль демаркации отдельных ЛСВ [Стернин 1979, с. 39-42], но сосредоточивает своё внимание лишь на «информационных» — денотативном, эмпирическом и коннотативном — компонентах значения, хотя по существу и селективному компоненту в информативности не отказывает1.

И, вместе с тем, или даже вопреки этому, уже упомянутая работа И.А.Стернина (но в особенности «Лексическое значение слова в речи») всем пафосом исследования, а не только конкретными призывами убеждает в необходимости выделить все ком-

поненты значения слова и показать их взаимоотношения в структуре значения, особенности сочетания друг с другом, закономерности актуализации тех или иных компонентов в речи или, наоборот, подавления в структуре значения одного компонента другим, определёнными контекстуальными условиями или ка- кими-либо другими факторами, если исследователь стремится к интегративному видению семантики слова в его реальной жизни в тексте и в языке и руководствуется целью добиться полноты в представлении знакового значения [Стернин 1979, с. 42].

1 На с.44 цитируемой работы читаем: «Принципиальные компоненты значения, которые можно назвать макрокомпонентами (эмпирический, денотативный, коннотативный и селективный — выделено нами), отражают различные типы информации, закрепленной в содержании знака» [Сгернин 1979, с. 44].

93

1.3. Источники, аспекты, основные результаты и перспективы когнитивного осмысления истории изучения глаголов речи

<...> если человек знает что-то, то не умом, а всем тем, что он есть, собой целым, потому истина — не дело логики, — она живая, к ней ближе святой, чем учёный.

Ф.И.Гиренок

И всё-таки нельзя не принять семиотически переописанный принцип Бора: ничто не может быть адекватно описано (эффективно переописано), если при описании использовать лишь один язык описания

В.П.Руднев

Определение языка как непосредственной действительности мысли следует понимать так, что сознание (мышление) существует реально, практически обретая чувственно воспринимаемую форму слов, словосочетаний, предложений, высказываний, в которых отражённые человеком образы, понятия, ситуации связываются (соотносятся) в сознании носителей языка с определёнными последовательностями звуков; именно в этом заключается особенность членораздельной специфически артикулированной человеческой речи.

А.А.Уфимцева

История изучения глаголов говорения — это в миниатюре те искания, которые пережила наука в области метода, накопления фактов, становления аспектов исследования всех ЛСГ, это те горизонты, срезы языковой системы, которые были вскрыты учёными при обращении к ЛСГ. Глаголы говорения так часто становились объектом внимания учёных и рассматривались столь разноаспектно, что уже самая история их изучения заслуживает монографического описания.1

1 История изучения глаголов речи вплоть до начала 70-х годов XX века предельно полно представлена в канд. диссертации З.В.Ничман, до середины 70-х годов — в кандидатских диссертациях А.В.Величко, Т.В.Кочетковой, Л.Г.Бабенко, до начала нового века — в кандидатской диссертации И.С.Лисовской.

94

Выделяемые со времён античности, глаголы речи, представляют собою одну из самых древних, продуктивных, объёмных и активно функционирующих подсистем лексико-семантической системы русского языка. То же можно сказать и о статусе их в других языках1. И это закономерно: ими обозначается сфера деятельности человека, делающая его особым, уникальным на земле существом — Homo loquens (человеком говорящим). Причём это уже практически биологическая и физиологическая квалификация человека, поскольку она исходит от специалистов по этологии, науки о поведении, и основана она на результатах научного эволюционного, а не религиозного сопоставления человека с животными и всем сущим на земле. У Эрнста Пулгрэма читаем: «Та сфера деятельности человека, которая именуется «говорением», делает его особым, уникальным на земле существом. Этому способствует также его мозг, отличающийся от мозга других существ изумительной сложностью и эффективностью; он даёт человеку возможность оперировать мыслями-понятиями, быть существом говорящим. Совершенно очевидно, что способность говорить является функцией высшей организации мозга, которой природа наделила человека. Homo loquens (человек говорящий) — определение, характеризующее человека в такой же мере, как и Homo sapiens (человек разумный)» [Pulgram 1970, с. 310].

Этологи, лингвопрагматики и риторы сегодня всё больше находят оснований говорить о сходстве человека и животных в поведенческом отношении [Иваницкий 1989; Гриндер, Бэндлер 1993; Панов 1989; Прайор Карен 1995]. Однако, думается, никогда не будет опровергнута ни одним из специалистов справедливость утверждения о том, что сходства эти, во благо они человеку или во зло и во испытание, проистекают от первоосновной биологической его сути — Homo sapiens и Homo loquens есть прежде всего Homo erectus (человек прямоходящий), — но отнюдь не от того, что как sapiens и loquens есть кто-то, кроме самого Творца, равный человеку.

Закономерно и естественно поэтому, что психологи называют человеческую способность говорить (речь) психологическим орудием, важнейшим средством формирования психики людей и столь же значимым средством воздействия общества на его чле-

1 См., например, работы И.П.Бондарь, Т.М.Недялковой, Ю.К.Лекомцева, Г.В.Коптеловой, Л.А.Клибановой, Г.А.Храмовой, В.С.Кашпаровой, Фам Тхай Нам, И.С.Лисовской.

95

нов [Выготский 1956] и доказывают, что она служит основой для многих сфер человеческой деятельности, а процессы говорения, по выражению З.В.Ничман, «буквально пронизывают все стороны человеческой деятельности» [Ничман 1980, с. 36]. Глаголы же, именующие эти процессы, занимают особое место в ЛСС глагола, пересекаясь с множеством различных лексико-семантических подсистем, в силу чего, наверное, глаголы речи обращали на себя внимание учёных разными гранями своего существования и функционирования в языке — им посвящены диссертационные исследования, монографии и многочисленные статьи.

Представляя богатейшие возможности для исследования явлений взаимодействия, взаимопроникновения лексико-семанти- ческих подсистем, глаголы говорения в то же время остаются трудно исследуемым участком ЛСС для проникновения в их собственную системную организацию вследствие сложности обозначаемого ими денотата и многочисленности их связей с другими подсистемами на макро уровне. Отражением сложности прочтения их системной организации является отсутствие в науке единой классификации и даже единого терминологического обозначения этих глаголов. И это — при постоянном, неослабевающем внимании к ним со стороны семасиологов, синтаксистов, стилистов, диалектологов и др. специалистов. Тем не менее, исследование глаголов речи в каждом из аспектов дало и безусловные знания об этой лексико-семантической подсистеме.

Так, диахронное изучение позволило установить изначальные состав и границы группы глаголов, именующих речевые процессы, их основные функции, закономерности функционального и семантического развития. Доказано, что свойственная современному русскому языку система глаголов говорения сложилась в основных своих чертах к началу XIX века: определились её опорные слова — говорить и сказать; наметилась свойственная современному языку дифференциация группы; определился основной контекст глаголов говорения — употребление их в сочетаниях с прямой и косвенной речью.

Изучение глаголов речи на более ранних этапах развития русского и родственных ему языков [Алимпиева, Ваулина 1979; Бондарь 1967; Кодухов 1961; Силина 1979; Зиновьева 1986] позволяет предполагать состояние группы в общеславянский период и определить основные тенденции в развитии в последующие периоды.

96

1. Изначально, по-видимому, единственными глаголами, служившими для обозначения в литературном языке различных функций процесса речи — сообщения, вопроса, ответа и т.п. — были глаголати и речи, что формировало их семантическую и функциональную универсальность [Бондарь 1967, с. 198].

2.Коммуникативная потребность в дифференциации функций процесса речи повлекла за собой употребление доминантных глаголов в обстоятельственной связи с глаголами, обозначающими отдельные стороны речевого действия. Это приводит к взаимовлиянию глаголов: с одной стороны, основной глагол приспосабливается к введению прямой речи, семантически соответствующей второму глаголу, а с другой — глагол, обстоятельственно связанный с основным, развивает способность самостоятельно вводить прямую речь. Таким образом, с одной стороны, форма и семантика прямой речи становятся показателями дифференциации глагольной семантики, а с другой — расширяется круг глаголов, соотносимых функционально и — как следствие — семантически с обозначением речевых процессов [Бон-

дарь 1967, с. 199-200].

3.Уже в XVI в. система русского языка и в его книжной разновидности, и в разговорных вариантах имеет разветвлённую, многокомпонентную, семантически развитую и стилистически дифференцированную группу глаголов, обозначающих самые разные стороны процесса говорения. Пока об этом, к сожалению, можно судить лишь косвенным образом — исследования языка великорусской народности в таком плане ещё не проводились. Тем не менее, единственный на сегодня опыт такого исследования — диссертационная работа Е.И.Зиновьевой — убедительно доказывает его перспективность: только в пяти посланиях И.Грозного автор обнаружил 129 глаголов речи, причём на их долю приходится 38 % всего состава глагольных лексем этих произведений и они являются не просто самой крупной глагольной ЛСГ, но и обладают жанрообразующими функциями [Зиновьева 1986, с. 5]. Интересно и то, что ещё в донациональный период, в условиях существовавшей на Руси языковой ситуации (двуязычия, диглоссии), усугублённой вторым южнославянским влиянием, в обеих — книжно-литературной и народно-разговорной — разновидностях русского языка функционирует развитая ЛСГ со структурой, во многом — не только по компонентному составу, но и по системообразующим параметрам — предвосхищающая современную

ЛСГ. Подтверждения тому опять же обнаруживаем в исследова-

97

нии Е.И.Зиновьевой, которая выделяет в языке И.Грозного те же семантические общности1, что и в современном русском языке, успешно используя даже классификацию, предложенную для современного состояния языка. При этом, поскольку в каждой из выделенных тематических подгрупп синонимические ряды двувершинны (имеют по две доминанты, отражающие дихотомию книжный / разговорный вариант языка), можно говорить, что развитость ЛСГ речи характеризовала обе функционально противопоставленные друг другу разновидности языка. Новаторство же и авторский «произвол» государя — соединение в рамках одного произведения разговорно-обиходного, делового, книжно-славянского контекстов при общей устремлённости современников к искусственной книжности и отстранённости от «испорченного» разговорного языка — отразили не только его личность (феноменальную эрудицию, лицедейство), реальное соотношение единиц ЛСГ в двух конкурирующих системах, их взаимодействие, направление дальнейшего семантического и функционального развития, но вместе с тем и пути и судьбы этих двух систем – книжного и народно-разго- ворного языка2.

1 Правда, почему-то автор выделяемые в составе исследуемой им ЛСГ подгруппы называет тематическими [с.6], хотя и констатирует её структурную изоморфность семантическому классу глаголов речи по Л.М.Васильеву [Васильев 1971, с. 38-310]. И в этом можно увидеть такое когнитивно значимое последствие, как изосемию и изоморфизм семантики и предсистемы ЛСГ глаголов говорения (и даже всех глагольных ЛСГ), а как следствие — признать равноценными по технологическим последствиям в моделировании знания об этом фрагменте системного устройства языка возможности идти к познанию от синтагматики к семантике и от семантики к синтагматике.

2 О том, насколько провидчески Грозному удалось прозреть и предвосхитить стратегию и тенденции в развитии взаимодействия разнородных по происхождению и функции элементов, свидетельствует даже фундаментальный вывод Е.И.Зиновьевой из всего исследования ЛСГ глаголов речи: «говорить о каком бы то ни было двуязычии применительно к XVI в. нельзя. Речь может идти только о разных стилях одного и того же литературного языка» [Зиновьева 1986, с. 13]. И, хотя подавлять исследовательскую интенцию под натиском таких глобальных выводов не легче, позволим себе не согласиться только с этой частью выводов Е.И.Зиновьевой и сохранить в этом вопросе приверженность устоявшемуся в науке мнению о языковой ситуации Московской Руси (Ср. точки зрения А.А.Шахматова, В.В.Виноградова, Ф.П.Филина, Б.А.Ларина, Б.А.Успенского, А.И.Горшкова, Г.А.Хабургаева, других ученых, а также свидетельства современников — Генриха Вильгельма Лудольфа, авторов учебников, грамматик, лексиконов этого периода, а затем и М.В.Ломоносова), сохранив, вместе с тем, исследовательскую солидарность в признании за глаголами речи способности быть категоризацией концептуальной информации и диагностировать концептосферу языка и культуры народа и эпохи.

98

4.Задачи формирования литературного языка нации и связанная с ними тенденция к его демократизации уже в XVII веке приводят к выдвижению сначала на роль функционально универсальных, а затем и в положение доминанты группы русских глаголов, именующих говорение, лексемы говорить и сказать, функционировавшие до той поры в основном в диалектной и разговорной разновидностях древнерусской и великорусской речи.

5.Следствием их центрального положения в группе становится применимость ко всем аспектам процесса говорения, а значит, и семантическое развитие — в рамках семантической структуры многозначного слова, а затем и через словообразовательную деривацию.

6.Вместе с расширением функциональных семантических и деривационных возможностей ядерных глаголов развивалась, раздвигалась и их актантная рамка.

7.Проникнув постепенно во все формы и функциональные разновидности национального языка, глаголы говорить и сказать заняли в каждой из его подсистем положение ядерных и вступили в многочисленные парадигматические связи с функционировавшими там глаголами речи. Однако при этом они сохранили свою изначальную предназначенность для художественного повествования прежде всего.

8.Уже в XVIII веке стили художественного повествования определяют состав, формы и средства литературного выражения

изанимают положение той лаборатории, в которой разнородные (церковнославянские, заимствованные, собственно русские нейтральные и стилистически отмеченные) языковые элементы апробируются на общенациональную значимость. Для глаголов же говорения стиль художественного повествования превращается в «среду естественного обитания», в которой складываются и развиваются функциональные свойства, парадигматика и в целом семантическая структура ЛСГ.

9.Группа глаголов говорения имеет открытый характер и до сих пор пополняется новыми единицами, не образующими, однако, новых рядов, а подключающимися к уже имеющимся, в основном за счёт глаголов звучания, развивающих образно-мета- форическое значение говорения [Ничман 1979, с. 198]1.

1 Правда, последние два десятилетия изменили и существенно сократили влиятельность этих процессов, если не исчерпали её до конца, но и по законам связи начала и конца в русском языковом сознании (и этимологически — *ko/

99

Современный уровень научного знания о глаголах речи не только позволяет подходить к ним с позиций системности, но и рефлексировать результаты и осознавать когнитивные корни такого подхода. Выбор же языка художественных произведений и диалекта, принципиально не сопоставлявшихся ранее как полярных в системе функциональных разновидностей, в качестве источников эмпирического материала не просто корректен, но логичен и закономерен. Именно он соответствует когнитивно-концептуальной проекции русского языкового сознания, формировавшего и осваивавшего семантическое и предмет- но-тематическое пространство глаголов говорения в обоих этих вариантах общенационального языка как пространства, изоморфные и изосемичные двум картинам мира (сакральной и профанной), которые складывались исторически из материально и функционально единой доминанты, что позволяет познать всю парадигму семантических и сочетаемостных свойств глаголов говорения, раскрыть диалектику взаимодействия семантики и функционирования глагольной лексемы.

Казалось бы, уже не осталось ни одного «уголка» ЛСГ глаголов речи вне поля зрения учёных и вне изученности. Тем не менее, и через 50 лет всестороннего рассмотрения этой группы в условиях всеобщего признания системности и языка в целом, и его лексико-семантического уровня, при постоянном прогрессировании методики проникновения в систему, при неослабевающем интересе к группе со стороны синтаксистов, семасиологов, дериватологов, стилистов, диалектологов и других специалистов (а ведь эта группа интересовала учёных ещё со времён античности!), сегодня мы не можем констатировать изученности её в той степени, в какой позволяет это сделать отражённая на этом участке языковая система.

en, — и деривационно на синхронном срезе — закончить, зачин, закон, по- чин, покончить, начало при регулярности чередований а//ин//он, к//ч единство корня и семантическое родство очевидны) и в картине мира (на этом единстве строится закон отрицания отрицания в диалектике) осознавать эти наблюдения над тенденциями в развитии семантической структуры ЛСГ говорения можно (и должно) как моделирование когнитивных составляющих — концептуализацию и категоризацию человека говорящего — в потоке времени и как источник информации об участии глагольной ЛСГ говорения в моделирования речевой деятельности нашим языковым сознанием. И знание это актуально для постижения аспектов говорения, значимых в каждый конкретный отрезок на временной оси развития всех моделей мира.

100