Идея менталитета в русской философии золотого века - Полежаев Д.В

как идеологическую, так и повседневную, конкретную (для индивида) нагрузку одновременно.

Сегодня, когда на первый план социально-философс- ких и иных исследований часто выходят феномены индивидуального и массового (коллективного) поведения, сознания и бессознательного в сопряжении с социальной ситуацией и попытками их длительного прогнозирования, изу- чение ментальных феноменов в историческом протяжении (особенно) и в настоящем приобретает очень большое зна- чение. Можно ли, изучив ментальные установки конкретной нации, народа, предсказать его дальнейшую судьбу? Можно ли влиять на общественный менталитет и тем самым достаточно уверенно детерминировать ход национальных, социально-политических событий? Каково в данном контексте соотношение таких философских категорий, как «закономерное» и «случайное», «общее», «особенное» и «единичное»? Одно из возможных направлений поиска ответов на эти и другие вопросы можно обозначить как «ментальное» — в контексте рассматриваемого нами ментального подхода.

В основу данного направления мы помещаем предположение о том, что характер, форма и признаки государства, хотя и не в полной мере, но в значительной степени, определяются соответствующим им национальным менталитетом 1. Представления о государстве, ориентация на государство в системе внутренних глубинно-психических социокультурных установок, характеризующих национальный менталитет или менталитет любой иной социальной общности, являют собой широкое поле для исследования, результаты которого могут оказаться плодотворными для общей характеристики ментальных феноменов. В связи с этим встает вопрос о теоретическом и прак-

__________

1 Авторское определение менталитета см. также: Характер русского народа: ментальное и витальное (Современное прочтение философии И.А. Ильина) // Мир в III тысячелетии. Диалог мировоззрений. Н. Новгород: Изд-во ВВАГС, 1999. С. 213—214; Диалектическая триада в философии имени А.Ф.- Лосева (к концепции русского менталитета) // Актуальные вопросы диалектики (историко-философские аспекты). М.: ИФ РАН, 2000. С. 232—234; Ментальность личности и внутренние механизмы динамики социальной направленности // Credo. 2000. ¹ 2 (20). С. 60—67 и др.

– 101 –

тическом обосновании значимости проблемы русского менталитета, которую мы видим в нижеследующем.

Современная социокультурная и политическая ситуация в России, которая имеет ярко выраженные черты социальнополитического кризиса (что подчеркивается в соответствующих исследованиях) 1, характеризуется повышенной активностью духовных исканий в обществе, связанных в числе прочего с попыткой национальной, социальной и культурной самоидентификации, в том числе самоидентификации русского народа как народа — носителя определенной государственной идеи. Государственная идея (которой сегодня старательно придается оттенок идеи национальной, практически отсутствующей на сегодняшний день в России), долженствующая сплотить все общество, остановить дальнейшую социальную, клановую, расовую стратификацию страны, — одна из основных целей большинства социально-политических исследований и может рассматриваться как одна из попыток внутреннего восстановления страны, духовного возрождения нашего общества, попытка примирения духовного содержания русского социума и политических задач государства между собой. Целостность народа и государства, таким образом, может выступать в каче- стве своеобразного стержня современного возрождения российского государства.

В этой связи теоретическое и практическое значение соци- ально-философских исследований проблемы русского менталитета неоспоримо. Осознание «самости» народа, его национальной и культурной самобытности невозможно без поиска истоков развития и формирования целостной системы устойчивых внутренних глубинно-психических установок, которые в значи-

__________

1 См.: Большаков В.И. Русская соборность и системные кризисы российской государственности // Философское осмысление судеб цивилизации: Тез. ХIV ежегодной науч.-практ. конф. кафедры философии РАН (29— 30 янв. 2001 г.). М.: ИФ РАН, 2001. С. 150—153; Дубова Е.Т. Духовный кризис в России и религиозная психология // Новая Россия: духовность, гражданственность, возрождение. Краснодар: Кубанский учебник, 2000. (Библиотека журнала «Наука Кубани»). С. 83—85; Пигалев А.И. Философский нигилизм и кризис культуры. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та., 1991; Чубайс- И.Б. Россия в поисках себя: Как мы преодолеваем идейный кризис. М.: НОК «Музей бумаги», 1998 и др.

– 102 –

тельной степени определяют характер народа (в том числе и на границе бессознательного). Изучение ментальных феноменов, выделение значительных, определяющих черт общего социального организма позволяет дать изучаемому объекту более полную, объемную, если не исчерпывающую характеристику.

Современный российский своеобразный правовой нигилизм и недоверие к власти не является качественной чертой русского народа, принадлежащей исключительно настоящему времени. Слабая оформленность русских представлений, ориентаций, установок была характерна для российского общества еще в нача- ле ХХ в., и есть определенная уверенность в том, что эта черта является неизбывной для русского народа. Стоит задуматься об условиях формирования и поддержания этой черты, во всяком случае ее внешнего проявления. Вопрос о внешней форме и внутреннем содержании можно считать одним из основных для определения русского характера. Н.А. Бердяев замечает, что для русских внутренняя свобода личности всегда значила больше, чем убедительная внешняя, социальная детерминированность, упорядоченность жизни. Огромная сила стихии и сравнительная слабость формы противопоставлялись западной практически тотальной определенности и расчетливости. «Русский народ не был народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он был более народом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности», — отмечал русский мыслитель 1.

Не случайно, рассматривая отношение к форме как некую внешнюю обустроенность, Н.А. Бердяев проводит параллели с западным к ней отношением, сравнивая, таким образом, русское и западное сознания. Это помогает заметить наиболее яркие черты, свойственные большей частью или исключительно русским: «Русский народ очень одаренный, но у него сравнительно слабый дар формы. Социальная стихия опрокидывает всякую форму. Это и есть то, что западным людям, особенно французам, у которых почти исчезла первичная стихия, представляется варварством»2. Стихия — душа русского народа. Нежелание закрепляться в постоянных формах, пусть даже самых удачных, может вырвать

__________

1Бердяев Н.А. Русская идея. С. 14.

2Òàì æå. Ñ. 192.

– 103 –

русского человека из привычных, сложившихся условий и заставить искать нового, светлого, идеального на стороне. Этот яркий, на грани социально-личностного конфликта, протест личности против социума и государства весьма характерен для русского человека и русского народа в целом; можно сказать, что это — одна из важнейших черт, характеризующих русский менталитет. Имеет смысл именно в таком ракурсе говорить о русской стихийности, поскольку традиционно понимание, что западный тип человека совершенно отличен от русского. Н.А. Бердяев замеча- тельно говорит об этом: «Западные люди гораздо более оседлые, более прикреплены к усовершенствованным формам своей цивилизации, более дорожат своим настоящим, более обращены к благоустройству земли. Они боятся бесконечности, как хаоса, и этим походят на древних греков. Слово «стихия» с трудом переводимо на иностранные языки. Трудно дать имя, когда ослабела и почти исчезла самая реальность»1.

Стихийность и даже анархичность русского сознания позволяет говорить о двойственном отношении русских к государству, и это легко укладывается в концепцию дуалистичности внутренних устойчивых установок народа, то есть собственно русского менталитета. Духовные искания и социально-по- литическое упорядочение жизни требовали точек совмещения для обоюдного удовлетворения потребностей, достижения своих целей. Глубокая противоположность между Святой Русью как возвышенным образом и Российской империей как социальной реальностью изначально заложена в душе народа. Славянофильская патриархально-органическая теория общества предполагает в качестве основы русского общества семью и построение всего социума по типу семейственных отношений. Но, например, К.Н. Леонтьев, которого очень трудно отнести к западникам, вообще отрицал семейственность русских и большую силу видел в самодержавном государстве. Н.А. Бердяев отчасти поддерживает это утверждение, добавляя, что «народы Запада, французы в особенности, гораздо семейственнее русских и с большим трудом порывают с семейными традициями»2.

__________

1Бердяев Н.А. Русская идея. С. 195.

2Òàì æå. Ñ. 55.

– 104 –

лостности, «самости» человека. Но еще раз, думается, нужно подчеркнуть, что принципы, лежащие в основании русского государства, — добровольность, свобода и мир — это основы в большей степени идеального государства; в русской истори- ческой действительности ничего подобного, к сожалению, не наблюдалось, это воззрение — своего рода романтически-уто- пическая прикраса. В этом нам видится своеобразие государственного (а в каком-то смысле — антигосударственного) сознания русских людей.

Чисто русское искание идеальных черт в реальном государстве не приносит желаемого результата. На этой основе возникает такой своеобразный и характерный для русских людей феномен, который может быть обозначен как «мифологизация сознания». В процессе мифотворчества идеальное государство занимает собой то пространство социальных и личностных представлений, в котором смешиваются образы идеального и реального мира. С определенными оговорками можно назвать это пространство ментальным. При этом установки, представления, ориентации на государство являются одной из составляющих общей, глобальной системы устойчивых внутренних установок общества, то есть собственно менталитета.

Важно отметить, что, согласно бердяевской концепции двойственной дуалистической природы характера русского народа, в котором сочетаются между собой самые противоречи- вые черты, отчасти славянофильская идеализация прошлого России (но только отчасти, ибо российское «настоящее» никогда не было по душе нашим соотечественникам как духовным искателям, странникам и бунтарям) сопровождалась одновременно идеализацией и западного устройства (государственного устройства в том числе). В понятии «западническое» (или «прозападное»), как его обычно применяют для характеристики известного общественно-политического течения, не вполне, на наш взгляд, отражается его истинное содержание. Так называемые «западники» — не менее русские люди, чем «славянофилы», и разногласия в их воззрениях заключаются, прежде всего, в различном видении путей социального развития России.

Русский философ и богослов Г.В. Флоровский говорил об общности исторического пути народов. Все нации, государства, этносы проходят один и тот же путь исторических «пре-

– 107 –

вращений», только за различное время, разница — в темпе и ритме движения, счете периодов и поколений. И по истории одного народа мы можем заранее прочитать творимую историю другого. Г. Флоровский приводит мнение А.И. Тургенева о сходстве и различии в судьбах России и Европы: «”Мы, Русские,— писал Тургенев Герцену с раздражением человека, принужденного твердить азы,— мы принадлежим и по языку и по породе к европейской семье, “genus Europaeum”, и, следовательно, по самым неизменным законам физиологии должны идти по той же дороге. Я не слыхал еще об утке, которая, принадлежа к породе уток, дышала бы жабрами, как рыба”. И он злостно высмеивал русскую ”загадку”, “русский сфинкс” с его годами молчания, узнавая в нем знакомые черты ярославского мужичка, забитого нуждой и непосильным трудом, с его запахом и изжогой»1.

Со стороны и на первый взгляд может показаться, что сторонники «чисто русского» пути русского государства тянут страну назад, в «идеальное» общество, которое на поверку оказывается не более чем мифом; приверженцы же западного пути стремятся увести Россию в сторону от ее собственной стези, ее сути, ее высшего духовного (но пока еще не вполне постигаемого и достигаемого) мирового предназначения. Полагаем, что оба толкования не могут быть приняты как единственно верные и одновременно заслуживают внимания.

Духовный склад русского народа, по признаниям мыслителей конца ХIХ — начала ХХ вв., совсем не устроительный. Внутренняя свобода превалирует над внешней оформленностью отношений. Слабый дар формы у русского народа на Западе считается «варварством». Отсутствие в русской истории античной традиции как изначального исторического истока не позволяет считать органичной для русского народа ту форму государственного и общественного устройства, которая привнесена в Россию из Запада.

Впрочем, Г.В. Флоровский указывает на еще одну сторону российско-европейского противостояния. «Восток и Запад, Россия и Европа — за этой конкретной, фактической, истори-

__________

1 Флоровский Г.В. О народах не-исторических: (Страна отцов и страна детей) // Он же. Из прошлого русской мысли. М.: Аграф, 1998. С. 90.

– 108 –

ко-географической противоположностью ... стояла другая, дававшая ей содержание, принципиальная антитеза — антитеза принуждающей власти и свободы»1. Вообще, сравнение России и Запада, сопоставление и противопоставление идей, представлений, духовного склада и образа мыслей народов позволяет на контрапунктах возможно точно выявить и показать своеобразие, особенности русского менталитета.

Отвержение примата права и государства в русском сознании обуславливается еще и тем, что русские люди в иерархии внутренних ценностей ставят любовь выше справедливости. Причем любовь эта не носит исключительно физического или исключительно социального характера, она имеет духовный характер и высокий смысл. Русская любовь не закрепощает, не ограничивает, но освобождает человека. Свобода личности как одна из установок в русском менталитете — не юридический, правовой результат, но высшая, зача- стую недостижимая, цель. Весьма важно понимание того, что духовное освобождение позволяет русскому человеку «не замечать» закрепощения физического или социального. В этой своеобразной иерархии приоритетов нам видится одна из причин того, что личное рабство сохранилось в России до третьей четверти XIX в.

Почти парадоксальны (для западного миропонимания особенно) дуалистические представления русских о свободе. Освобождение духа и закрепощение тела — это, казалось бы, устой- чивое равновесие представляет собой обманчивое благополучие. В процессе исследования русского менталитета открылся удивительный факт: когда удается вычленить из хаоса российской души какую-либо черту, удержать и проследить ее, зафиксировать и описать, то эта черта оказывается... не вполне русской. Так и здесь: казалось бы, мы согласились, что русские — внешне смиренные (или смирные?), покорные люди (это вполне может объясняться их внутренней освобожденностью и внутренними же, духовными поисками высших смыслов), и подтверждением тому служит практически вся история России. Но вдруг личностный, индивидуальный протест, легко перерастающий в про-

__________

1 Флоровский Г.В. Вечное и преходящее в учении русских славянофилов // Он же. Из прошлого русской мысли. С. 37.

– 109 –

тест социальный, ломает эти сложившиеся представления о русском человеке и русском народе 1.

Один из ярких примеров бунта личности против социума и государства приводит Ф.М. Достоевский в своих «Записках из подполья». С большой остротой им поднимается и разворачивается тема антисоциального протеста. Примеча- тельно то, что чувство личности, не согласной быть штифтиком, винтиком мирового механизма, малой частью целого, быть только средством для целей установления мировой гармонии и принести себя в жертву во имя этих целей, доведено у Ф.М. Достоевского до безумия. Н.А. Бердяев замечает об этом, что «человек совсем не есть благоразумное существо, стремящееся к счастью, что он есть существо иррациональное, имеющее потребность в страдании, что страдание есть единственная причина возникновения сознания. Подпольный человек не согласен на мировую гармонию, на хрустальный дворец, для которого сам он был бы лишь средством»2. Бунт русского человека против государства, физи- ческий или духовный, — это весьма примечательная русская черта, показывающая отношение русского народа к государству. Поэтому было бы справедливо утверждать, что основным в русском сознании был «государственный анархизм», если возможно такое сочетание понятий (допускаем подобное сочетание, потому что для русского менталитета характерно, как мы выше показали, совмещение практически несовместимого — идейного, социального и психического содержания).

Анархическая идеология, созданная, по преимуществу, высшим слоем русского дворянства, отвечает интересам всех слоев населения России. Тема власти и оправданности государства, как пишет Н.А. Бердяев, «очень русская тема», которая не разбирает социального положения, знатности, богатства и образованности человека. Это одна из наиболее общих русских черт, демонстрирующая особенное отношение русских к влас-

__________

1 Об обманчивости русского смирения см. подробнее: Полежаев Д.В., Прудникович Л.А. О «русском смирении» и российском менталитете // Сб. науч. ст. проф.-преп. состава ВФ МУПК. Ч. 3. Волгоград: ВКПК, 1998. С. 55—62.

2 Бердяев Н.А. Русская идея. С. 82.

– 110 –