Генезис новой формы группового поведения.

Получение ресурсов путем грабежа земледельческих общин мож­но назвать воспроизводством ресурсов как таковым лишь условно. По своей сути оно было формой перераспределения продуктов чу­жого труда. В этом контексте дружина не была самодостаточным образованием, способным полностью обеспечить себя всем необходимым. Поэтому в отличии от общины поведение дружины, ее цели были постоянно направлены вовне, в более широкий межобщинный контекст.

Эта внешняя направленность поведения обеспечила дружине роль связующего звена между самодостаточными земледельческими общинами. И хотя общины были по-прежнему полностью разобщены, они со временем, нередко не ведая того сами, оказались объединенными в не­кую общую структуру. Процесс формирования этой структуры, по-ви­димому, был чрезвычайно долгим. На первых порах единственным, что объединяло местную дружину и соседние общины, была периодическая необходимость последних делиться своими ресурсами с дружинниками. Примитивные средства ведения войны не давали однозначного преиму­щества их обладателям, и в значительной степени все определялось пре­имуществом в физической силе и спецификой групповой организации нападавших и оборонявшихся.

Почему же дружине со временем удавалось стать сильнее превосхо­дивших их по численности общин и навязать им устойчивые даннические отношения?

Важно подчеркнуть, что новая дружинно-общинная структура воз­никла не как разложение общины и индивидуализация целей поведения отдельных семей или индивидов, а как объединение двух разнокачествен­ных групп: дружины и некоторого числа земледельческих общин.

В начале нападавшие, вероятно, были таким же общинным образова­нием, что и земледельческие общины, и совмещали земледелие с набега­ми на соседей. Эти нападения, разумеется, мало напоминали сюжеты современных фильмов о захвате двумя вооруженными бандитами по­селка мирных фермеров. Первобытно-примитивные средства нападения могли обеспечить победу только в том случае, если в набеге на земле­дельческую общину принимала участие вся дружина, т. е. все боеспо­собные члены.

При этом долгое время вооруженная группа была таким же органом коллективного выживания, что и земледельческая община. В случае ус­пешного нападения на соседей и захвата их ресурсов последние по-пре­жнему распределялись по уравнительно-потребностному принципу, обеспечивая достижение общей цели дружины — выживания группы как целого.

Рассмотрим, в чем же состояла психологическая специфика деятельнос­ти дружины (рис. 4. 2).

Деятельность дружины коренным образом отличалась от труда земледельческих общин, однако ее психологическая «канва» во многом оставалась прежней. Базовые потребности дружины в пище, одежде, тепле, сне и т. п., отражаясь в сознании ее членов, выступали мотивом поведения и побуждали к активному поиску возможностей их удовлетворения.

Рис.4.2. Психологическая схема ресурсодобывающего поведения дружины

Например, потребность в пище на основе прошлого опыта формировала у дружинников некоторый образ продукта труда соседних земледельческих общин, выступавший целью их последующей деятельности.

Эта цель обладала мощной побуждающей силой. Для ее достиже­ния и строилось все поведение (т.е. становилось целесообразным): выбиралась конкретная земледельческая община — объект нападения, подбирались и изготавливались средства нападения, планировались групповые действия, оценивалась информация о численности, силе и оборонительных возможностях земледельцев, принимались решения, выполнялись конкретные действия и т. п.. Неудача или успех набега выступали обратной связью, которая позволяла общине корректиро­вать свою деятельность, избавляясь от ошибок и усваивая способы наиболее эффективного нападения.

Поведение дружины происходило по тому же кругу, что и дея­тельность земледельцев: сформированный вектор «мотив— цель» реализовался в целесообразном поведении; осуществленное пове­дение (достигнутая цель) создавало возможность удовлетворения по­требности, удовлетворенная потребность сопровождалась пережи­ваниями удовольствия. Вместе с тем ресурсодобывающее поведение общин и дружины отличалось временными и количественными характеристиками. Деятельность земледельцев требовала длительных, регулярных усилий всех членов общины, включая женщин, стариков и де­тей, и очень скромно вознаграждала общину за тяжкие труды и лишения. Об излишках, которые бы оставались к следующему урожаю, можно было мечтать только в очень урожайный год.

Деятельность дружинников носила совсем другой характер. В набе­гах дружины участвовали только взрослые мужчины, нападение на про­тивника, как правило, было молниеносным, а трофеи нередко оказыва­лись достаточными, чтобы вдоволь кормить дружинников не один месяц. Иными словами, деятельность и потребление дружины уже не находи­лись в адаптивной зависимости, взаимоопределяя друг друга.

Цель, достижение которой не связано с длительными, напряженными усилиями и использованием закономерных природных процессов, но вместе с тем способная принести быстрое и полное удовлетворение ба­зовых потребностей, обладала значительно большей побуждающей си­лой, чем тяжкий труд земледельца. У дружинников даже на сытый желу­док (т. е. при удовлетворенной, не побуждающей потребности) могло возникнуть желание потешиться еще разок и, несмотря на то, что награб­ленных ресурсов еще вдоволь, совершить дополнительный набег на не­послушных земледельцев.

Таким образом, изменившийся характер ресурсодобывающего пове­дения открывал возможность получения ресурсов, объем которых не был непосредственно связан с нормами возможность получения ресурсов, объем которых не был непосредственно связан с нормами потребления, необходимыми для выживания дружины. Частые успешные набеги со временем стали не только обеспечивать условия для выживания дружины в целом, но и приносить регулярный избыток ресурсов.

В исторической перспективе это впервые открыло возможность незначительной части человечества вырваться из нужды, которая до этого была уделом, по-видимому, всех первобытных людей без исклю­чения.

Ресурсы, превышавшие норму, необходимую для выживания всех членов дружины по-прежнему использовались в общих целях. Так как семьи, жилища и ресурсы дружины, ушедшей в поход, становились лег­кой добычей для дружин-конкурентов, избыток ресурсов в первую оче­редь направлялся на строительство укрепленного лагеря. По-видимому, именно из таких укрепленных лагерей впоследствии вырастали крепости и возникали первые города. Кроме того, ресурсы давали дружине воз­можность содержать не только пленников-строителей, но и пленников, способных изготавливать оружие и доспехи. Все это позволяло укрепить военное превосходство дружины над конкурентами и подчиненными земледельческими общинами.

Способ получения ресурсов, который использовала дружина, тре­бовал совершенно иных принципов построения групповой жизни, свя­занной с постоянными походами, войной, риском и опасностью, для мужчин и жизнью-ожиданием, связанной с ведением хозяйства и вос­питанием детей со стороны женщин. Это в значительной степени изменило роли мужчины и женщины в дружине, а также сказалось на процессе воспитания детей.

Частые потери бойцов, которые дружина нередко восполняла самы­ми крепкими пленниками, ослабляли родственные связи между ее чле­нами. На смену тесным родственным отношениям, которые были харак­терны для земледельческой общины, в дружине все больше развивались отношения совершенно нового типа.

Здесь на первый план выступала незаурядная физическая сила, могучее здоровье и смелость. Тот, кто обладал этими качествами, имел больше шансов победить врага и уцелеть в битве. Могучие мускулы давали возможность приказывать другим и добиваться выполнения своих желаний и прихотей даже в случае неповиновения. Пре­имущество в силе позволяло претендовать на большую часть добычи. Фактически мы можем говорить о возникновении новой специ­фической субкультуры, кардинально отличавшейся от земледельчес­кой, крестьянской культуры и построенной на иных принципах. Тем не менее, усилия даже самых могучих дружинников, как и в земле­дельческой общине, еще долгие века были подчинены групповому сознанию и направлены на задачу общего выживания.

Вместе с тем, именно в дружине стали формироваться психологические предпосылки выделения индивидуальной цели из общей груп­повой цели. В новом укладе жизни сила позволяла индивиду почув­ствовать превосходство не только над врагами, но и над своими собратьями-дружинниками. Сила впервые давала отдельному ин­дивиду ощущение свободы от своей группы: если человек действи­тельно обладал могучей силой, он мог и в одиночку победить врага, он был и «один в поле воин».

Однако для формирования иерархических, индивидуализированных отношений, построенных на превосходстве силы, хитрости или коварстве потребовались еще многие тысячи лет, в которых новое надобщинное образование выступало исключительно как объединение двух группо­вых субкультур: доминирующей и подчиненной. И, по-видимому, только в недавнее историческое время в этих культурах выделились индивидуальные модели поведения и появились индивиды, отделяющие себя от группы и даже противопоставляющие себя ей.