30. Консерватизм в русской ипу (Данилевский, Леонтьев, Достоевский,Соловьев).

Взгляды поздних славянофилов отмечены в целом патриоти­ческим культур-национализмом и возросшей мерой недоверия к европейскому политическому опыту с его представительным правлением, идеей равенства и почтительным отношением к правам и свободам человека.

Николай Яковлевич Данилевский (1822—1885) в книге «Рос­сия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому» (1871) развивал тео­рию культурно-исторических типов человеческой цивилизации. Он считал, что никакие особые гарантии политических и граж­данских прав невозможны, кроме тех, которые верховная власть захочет предоставить своему народу. Данилевский высмеивал идею «социального русского парламента», но в отличие от других неославянофилов высоко оценивал значение свободы слова, считая ее не привилегией, а естественным правом. Данилевский стал зачинателем отечественной сравнитель­ной культурологии, которая органично вмещала в себя не только социальную психологию отдельных народов, но также и опре­деленным образом истолкованную политическую культуру.

Константин Николаевич Леонтьев (1831 —1891) более всего был озабочен опасностью перемен для самобытности и цельнос­ти народного организма, и прежде всего --- опасностями надви­гающегося эгалитарно-либерального прогресса. «Надо просить Царя,— писал Леонтьев,— чтобы он держал нас грознее». Пора перестать бояться страшных слов, раз дело идет о необходимос­ти спасать Россию от грядущего зла. Надо не останавливаться и перед насилием, ибо без насилия нельзя. Леонтьев разделял позицию автора «России и Европы» в том отношении, что вся история состоит всего лишь из смены культурных типов, причем каждый из них «имел свое назначе­ние и оставил по себе особые неизгладимые следы». Среди великих русских писателей прошлого века, оставив­ших заметный след в истории социальной и политической мысли, значительное место принадлежит Ф. М. Достоевскому. Это он произнес слова о том, что «у нас — русских две родины: наша Русь и Европа» (в заметке по поводу кончины Жорж Санд). Позднее Достоевский значительно изменил это мнение, особенно после поездки в Европу, и стал солидаризиро­ваться с Ив. Аксаковым в восприятии Европы как «кладбища», признавая ее не только «гниющей», но уже «мертвой» — разумеется, для «высшего взгляда». Однако его отрицание не выглядело окончательным — он сохранял веру в возможность «воскрешения всей Европы» благодаря России (в письме к Страхову, 1869 г.).

Владимир Сергеевич Соловьев (1853—1900) оставил замет­ный след в обсуждении многих актуальных проблем своего времени — право и нравственность, христианское государство, права человека, а также отношение к социализму, славяно­фильству, старообрядчеству, революции, судьбе России, В ма­гистерской диссертации «Кризис в западной философии. Про­тив позитивизма» (1881) он во многом опирался на критические обобщения И. В. Киреевского, на его синтез философских и религиозных идей, на идею цельности жизни, хотя и не разделял его мессианских мотивов и противопоставления русского пра­вославия всей западной мысли. Его собственная критика запад­ноевропейского рационализма основывалась также на аргумен­тации некоторых европейских мыслителей. Впоследствии философ смягчил общую оценку позитивизма, ставшего в России одно время не просто модой, но вдобавок объектом идолопоклонства. В итоге «за целого Конта выдавалась только половина его учения, а другая — и по мнению учителя более значительная, окончательная — замалчивалась». Учение Конта содержало, по заключению Соловьева, «зерно великой истины» (идея человечества), правда, истины «ложно обуслов­ленной и односторонне выраженной». Соловьев со временем стал едва ли не самым авторитет­ным представителем отечественной философии, в том числе философии права, много сделавшим для обоснования мысли о том, что право, правовые убеждения безусловно необходимы для нравственного прогресса. При этом он резко отмежевался от славянофильского идеализма, основанного на «безобразной сме­си фантастических совершенств с дурной реальностью» и от моралистического радикализма Л. Толстого, ущербного прежде всего тотальным отрицанием права.