2011_Zhuvenel_B_de_Vlast_Estestvennaya_ist

Глава VIII. О политическом соперничестве

вик XIV, потому что Власть более императивная в более полном объеме востребовала национальные ресурсы.

Это хорошо понимал Бёрк, писавший в 1795 г.: «Государство [во Франции] является высшим началом. Все подчинено выработке силы. Государство является военным по своему принципу, по своим правилам, по духу своему и во всех своих устремлениях... Будь у Франции только половина ее нынешних сил, она все еще была бы слишком сильна для большинства государств Европы с их устройством и их образом действий»6.

Любой прогресс Власти в контроле над обществом, достигнутый ею будь то с расчетом на войну или ради любой другой цели, дает этой Власти военное преимущество7.

Об этом свидетельствует сравнение двух германских вторжений во Францию, с промежутком в четверть века. Разгром 1940 г. вместо восстановления позиций на Марне*, быть может, объяснялся не столько ослаблением Франции, сколько усилением могущества Германии вследствие тотальной мобилизации всей возможной энергии.

Об этом свидетельствует и столь разнящийся успех русских армий в двух войнах: победы во Второй мировой войне всецело обусловлены завоеваниями, осуществленными Властью в своей обширной вотчине.

Отсюда следует, что государство не может оставаться безразличным, когда другое приобретает больше прав над своим народом. Ему необходимо добиться аналогичных прав над соб-

6Burke. Letters on a Regicide Peace.

7Не надо повторять мне, в качестве возражения, общее место

одеспотической власти Ксеркса, бессильной против свободы афинян. Когда я говорю здесь о Власти более полной, я подразумеваю Власть, которая больше требует и больше получает от своего народа. Несомненно, что в этом отношении Власть греческих полисов над их членами намного превосходила власть Великого Царя над его подданными. И, например, ионийские города, покоренные персидским монархом, обязаны были только платить необременительную дань, да и та им часто прощалась, а в остальном управляли собой самостоятельно. Я должен говорить здесь не об азиатском деспотизме, отнимавшем совсем немного сил у своих подданных, а о современном, который отнимает у граждан огромные силы, и делает это тем успешнее, чем дальше он отступает от царственного облика азиатского деспотизма.

201

Книга III. О природе Власти

ственным народом, иначе оно дорого заплатит за отставание; так Франция в 1870 г. потерпела поражение, выставив против Пруссии армии, намного уступающие в численности, из-за того что не ввела по примеру своей соседки воинскую повинность.

Это явление в самом наглядном его аспекте известно как гонка вооружений.

Но гонка вооружений — лишь отбрасываемая тень, лишь проекция (как в начертательной геометрии) гораздо более важного процесса, а именно развитие тоталитаризма. Власть, находясь в некоторых отношениях со своим народом, может увеличить свой военный аппарат только в известных пределах. Чтобы их преступить, она должна революционизировать эти отношения, присвоить себе новые права.

Прогресс Власти — прогресс войны. Прогресс войны — прогресс Власти

Таким образом, всякий значительный шаг вперед в милитаризации связан с ощутимым продвижением Власти — как его результат или как его причина.

Содной стороны, политическая революция резко усиливает Власть и делает возможным немыслимое прежде наращивание вооружений. Кромвель беспрепятственно строит английскую морскую державу, о которой мог только мечтать Карл I. Французская революция устанавливает воинскую повинность, которую не отважились бы предложить королевские чиновники.

Сдругой стороны, на необходимость сравняться в военной мощи с грозным противником могут ссылаться, чтобы оправдать продвижение Власти, — как во Франции Карла VII или

всегодняшних Соединенных Штатах.

Итак, если всякое продвижение Власти служит войне, то и война, в свою очередь, служит продвижению Власти: она действует наподобие собаки пастуха, подгоняя отставшие Власти и понуждая их присоединиться к продвинувшимся далее всех на пути к тоталитаризму.

Тесная связь войны и Власти прослеживается на протяжении всей европейской истории. Каждое государство, когдалибо осуществлявшее политическую гегемонию, обеспечивало себе средства к этому, добиваясь более полного, сравнительно

202

Глава VIII. О политическом соперничестве

с Властями-соперницами, господства над собственным народом. И чтобы оказывать сопротивление таким лидерам, Властям континента надо было становиться с ними вровень.

Если какая-то феодальная монархия все чаще получала от своих вассалов финансовую помощь и соответственно привлекала на службу все больше наемников, другим приходилось делать то же самое. Если «помощь» эта в конце концов закрепилась

ввиде постоянного налога, предназначенного на содержание постоянной армии, остальным опять-таки нужно было двигаться

втом же направлении. «Как только система постоянной армии была принята одной цивилизованной нацией, — пишет Адам Смит, — необходимость ввести ее возникла и у всех соседних наций; этого требовала безопасность, ибо их войска были совершенно неспособны противостоять такой армии».

Но, опираясь на постоянную армию, монархия могла устанавливать налоги по произволу, иными словами, она могла стать абсолютной. И тогда она должна была стремиться ввести воинскую обязанность, угрозу которой предугадывал еще Монтескьё.

Эту воинскую обязанность, к которой несмело подвигались монархии, учреждает революционная Франция. И ей обязана своими победами, по большей части одержанными за счет огромного численного превосходства. Вплоть до 1809 г. французские армии будут сохранять это превосходство на всех полях сражений. Гнейзенау* сформулировал единственно возможный вывод: «Революция привела в действие всю национальную силу французского народа... Европейские государства должны черпать из тех же источников, чтобы восстановить в Европе прежнее равновесие».

Принимая в соображение такой механизм политического соперничества, мы полагаем тщетными усилия, направленные на ограничение вооружений. Вооружения — это одно из проявлений Власти. Они растут, потому что растет Власть. И партии, упорнее всех требовавшие их ограничения, были,

всилу незамеченного алогизма, самыми рьяными сторонницами экспансии Власти!

Власть сопряжена с войной, и если общество хочет сократить ущерб, причиняемый войнами, для этого нет иного средства, как только сократить полномочия Власти.

203

Книга III. О природе Власти

От феодальной армии к королевской

Общественный строй, дающий войне меньше всего, — это аристократический строй, поскольку он в наивысшей степени противится экспансии Власти. Аристократический строй представляется по существу своему военным, потому что господствующий класс в такой социальной структуре — военный класс. Но это и единственный воюющий класс. В Лакедемоне несоразмерность количества гоплитов* с численностью населения поразительна. На Западе установление феодального строя неожиданно приводит к резкому сокращению армий. До XVII в. мы не увидим вновь вооруженных сил, равных тем, какими обладали Каролинги. Необходимость отражать нападения сарацинской или венгерской конницы, перемещаться так же быстро, как нормандские пираты на своих легких барках, влечет за собой начало эпохи кавалерии, сеньориальных конниц, из которых собственно королевским войском является лишь одна. Народ в эту пору не принимает никакого участия в войне — которая становится для него бедствием только тогда, когда переходит непосредственно на его земли, — и память об этом сохраняется в сегодняшнем протесте народа: «Те, кто хотят войны, пусть воюют сами, а нас оставят в покое».

Существуют большие различия между армией земельной аристократии, естественно, не сплоченной и не дисциплинированной из-за разнородности контингента, и армией городской аристократии, которой, напротив, общность интересов, единообразие воспитания и тесные связи, обусловленные обычаем, придают особенную силу. Вторая обладает преимуществом над наемниками, первая не выдержит натиска оплачиваемых регулярных войск, как было, например, в сражениях при Креси и у Никополя**. Отряды янычаров — это выражение Власти гораздо более мощной, чем любая из ее западных современниц, которые до конца XVII в. будут неспособны оказать ей сопротивление. Английская армия, от последнего лучника до принца Уэльского состоящая на жалованье, — выражение монархии, уже получающей от своих вассалов и городских общин регулярные субсидии8, наложившей руку на все национальное производство шерсти, чтобы брать оттуда сред-

8См.: Carl Stephenson. Taxation and Representation. — Haskins anniversary essays. Boston, 1929 ; James Field Willard. Parliamentary

204

Глава VIII. О политическом соперничестве

ства обмена9, наконец, умеющей привлекать к себе на службу крупнейших ростовщиков того времени.

Что такое Столетняя война в истории Франции, как не попытки монархической Власти сравняться с Властью, ей враждебной? Это субсидии, которых Филипп VI и Иоанн II требуют у сословных собраний, и общих, и местных. Это налоги, введенные для выкупа Иоанна II*, которые Карл V продолжит взимать и после смерти отца; они обеспечат ему победы, а с упразднением их удача снова окажется на стороне англичан. Подлинный итог Столетней войны — это утверждение постоянной тальи, идущей на содержание ордонансных рот, т.е. постоянной оплачиваемой кавалерии (1444). Таким образом, первое крупное столкновение в западном обществе имеет следствием укрепление Власти.

Война — повивальная бабка абсолютной монархии

Так будет веками при любом противоборстве европейских государств. Война, развязанная за рубежом, — это всегда благоприятный случай для очередной победы Власти над подданными.

В XVI и частично в XVII столетии Испания является в Европе доминирующей властью, сильной благодаря золоту Америки, но главное — благодаря армии, созданной Гонсальво Кордовским, «великим командиром»**. Королевский указ 1496 г. устанавливает уже своего рода воинскую повинность. Всякий подданный в возрасте от 20 до 45 лет объявляется военнообязанным; государство берет в рекруты каждого двенадцатого. Призванные носят наименование «солдаты». Так рождается та «грозная испанская инфантерия»*** которой воздаст хвалу Боссюэ.

Развитие абсолютной монархии как в Англии, так и во Франции связано с усилиями обеих династий противостоять испанской угрозе. Именно Армаде**** Яков I будет обязан

taxes on personal property, 1290—1334. Cambridge, Mass., 1934.

9См.: Baldwin Schuyler Terry. The financing of the hundred years war. London, 1914.

205

Книга III. О природе Власти

расширением своих полномочий. Если Ришельё и Мазарини смогли возвести на такую высоту права государства, то лишь потому, что им позволительно было без конца ссылаться на внешнюю опасность.

Фонтене-Марёй показывает, как военная необходимость способствовала ликвидации старых форм правления и расчищала пути для абсолютной монархии: «Для спасения королевства поистине требовалось... чтобы Король обладал в нем достаточно полной властью и делал все, что соизволит. Ведь его противник — Король Испании, в распоряжении которого столько стран, где он берет все что угодно; а если бы тому нужно было собирать Штаты, как принято в других местах, или кланяться парламенту, чтобы получить все необходимое, он, конечно, никогда бы этого не получил»10.

Ришельё, заставший вооруженные силы Франции сокращенными Марией Медичи до десяти тысяч человек, довел их численность до шестидесяти тысяч; потом, под конец долгой войны с Германией, «пользуясь скорее кошельком, нежели шпагой», он бросает на поля сражений сто тридцать пять тысяч пехотинцев и двадцать тысяч кавалеристов, — подобных сил Франция не знала восемь столетий.

Какие же налоги понадобились, чтобы поддерживать это усилие? И как умерить взимание налогов соблюдением форм, или заручиться некоторым согласием на их сбор? Забыто наставление Коммина: «Ни один король или сеньор на земле не властен за пределами собственного домена облагать подданных своих налогом без позволения и согласия тех, кто должен его платить, если только он не прибегает к тирании и насилию».

Эту тиранию во Франции оправдывали «неизменным намерением остановить поступательное движение Испании»11.

Каждая из соперничающих на международной арене Властей борется внутри страны с противящимися ей «свободами»

Но когда Ришельё ради победы в политическом состязании нарушал все права и ломал все институты, которые ограни-

10Fontenay-Mareuil. Mémoires, éd. Petitot, t. II, p. 209.

11Richelieu. Mémoires, éd. Petitot, t. IV, p. 245.

206

Глава VIII. О политическом соперничестве

чивали полномочия государства в сфере налогообложения, в соперничающих державах, старающихся удержать свои позиции, совершалась аналогичная работа.

В Испании Оливарес* внушает, что «благо нации и армии превыше любого закона и любой привилегии»12. В Англии Карл I, раздосадованный сопротивлением парламента, незаконно собирает налог на содержание флота, вызывая сопротивление Гемпдена.

Суд над Гемпденом проходит в конце 1637 г. В 1639 г. Нормандия восстает против Ришельё, чтобы воспрепятствовать взиманию всех налогов, установленных после смерти короля Генриха IV. В 1640 г. вспыхивает революция в Каталонии; каталонцы требуют сохранения исконных привилегий и свобод. Рассматриваемая в контексте европейских событий, Фронда — это лишь одна из реакций, вызванных общим движением конкурирующих Властей к внутреннему абсолютизму.

Фронде не удастся разрушить творение Ришельё, который, по словам Реца, утвердил «в самой законной из монархий тиранию, быть может, самую постыдную и опасную, какая когда-либо порабощала государство»13, ***. Держава Людовика XIV будет занимать доминирующее положение в Европе. Но другие Власти, естественно, будут в свою очередь ссылаться на необходимость остановить поступательное движение Франции.

Зависть, которую испытывают все правители к Людовику XIV, — вот истинная первопричина их вторжения в жизнь народов. Но угроза его гегемонии дает им самый благовидный предлог следовать примеру этого монарха.

Воинская повинность

Право запускать руку в кошелек подданных, чтобы поддерживать свои предприятия, было первой крупной победой Власти в Новое время. Вначале налог подлежал согласованию; это эпоха парламентов в Англии, Генеральных штатов во Франции, Кортесов в Испании. Потом он уже вводился произвольно, что означало огромный прогресс Власти.

12Инструкции вице-королю, посылаемому в Каталонию.

13Рец говорит скорее как памфлетист, а не как историк.

207

Книга III. О природе Власти

Оставалось сделать другой шаг, еще более важный для ведения войн: принудить подданных лично пополнять армии.

Нет ничего более чуждого духу аристократических обществ. Естественно, что их защищают только аристократы, которые по логике вещей должны сохранять эту функцию за собой в качестве привилегии.

Именно как воины они нужны и монарху, их предводителю, и народу, который от них зависит. Ратники первого, заступники второго, они заставляют уважать и свою нацию, и свое положение, одинаково способные защищать национальные интересы от поползновений извне и свои собственные интересы от посягательств сверху и волнений снизу.

Эта монополия на оружие, уже подорванная использованием наемников14, была уничтожена, когда военная служба перестала быть уделом одного дворянства, распространившись на все население.

Как мы увидим далее15, короли всегда желали такой генерализации воинской обязанности. Они усматривали в ней, во внутреннем плане, возможность разрушить барьер, воздвигнутый аристократическим строем против вторжений государства. А главное, во внешнем плане, — колоссальное преумножение средств.

Уже Густав Адольф для содержания своих армии в Германии добился, чтобы каждая община Швеции периодически посылала определенное количество людей на службу королю. Лувуа решил подпитывать таким же образом французские полки, поскольку вербовки в них оказалось недостаточно для укомплектования войск. Поначалу он разъяснял, что тридцать пять собственно территориальных полков формируются исключительно

14«До Филиппа Августа, — пишет Буленвилье, — во Франции не знали иных вооруженных людей, кроме владетелей феодов; но поскольку этот король затевал войны, которые были не по нраву баронам, он придумал оплачиваемые войска, и с той поры наши короли всегда нанимали всадников, когда воевали будь то во Франции или в Германии; правда, тогда еще не было смешения — до восстаний во Фландрии, показавших, что среди простого народа есть люди столь же отважные и столь же сообразительные, как и в дворянском сословии. Во время войн с англичанами служба состоящих на жалованье отрядов вошла в обычай» (Boulainvilliers. Essai sur la noblesse de France).

15В главе IX.

208

Глава VIII. О политическом соперничестве

вцелях местной обороны. Его инициатива, однако, встретила такое сопротивление, что отбор рекрутов пришлось заменить назначением по жребию. Подозрения недоверчивых крестьян вскоре подтвердились: эти полки стали источником пополнения полков, участвующих в военных кампаниях.

Таковы были первые осторожные шаги к милитаризации целого народа.

Новая система стала быстро развиваться в Пруссии. Это королевство, возникшее совсем недавно, не располагает ни большим населением, ни богатством, и не имеет территориальной целостности. У каждой из его областей свое прошлое, между ними нет единства. Фридрих Вильгельм посвящает себя армии, которую набирает из самых красивых солдат, каких только можно завербовать во всей Германии, во всей Европе. За каждым из своих полков он закрепляет определенную часть прусской территории, определенный «кантон»*. Каждый кантон поставляет «своему» полку пополнение. Эти рекруты, называемые кантонистами, находятся

вармии лишь несколько месяцев, но их ежегодно собирают на несколько недель и призывают в военное время.

Втаком духе был составлен известный регламент 1733 г. Воинскаяслужба,положениерезервиста,мобилизацияв военное время — все это изобретение Пруссии. Первоначальная скудность человеческих и финансовых ресурсов этого народа привела амбициозную Власть к невиданной прежде степени использования национальных сил. Пруссия, все еще малое государство в сравнении с Францией, несмотря на новые территории, завоеванные ею вследствие блестящих побед, накануне Французской революции содержала армию в 195 000 человек, против 180 000 во Франции. Правда, эти 195 000 человек по приблизительной оценке обходились ей — большое преимущество ее системы — всего в 45 миллионов, тогда как французская армия при меньшей численности стоила 107—108 миллионов.

180 000 французских солдат, 195 000 прусских, 240 000 австрийских — эти цифры вполне объясняют пассивность Франции в последние годы существования старой монархии, глухой к призывам Голландии в 1787 г. и Бельгии в 1789 г., упускающей возможности закрыть наконец «отворенную для врагов Франции дверь» — северо-восточную границу страны.

Какой отвагой сменится это малодушие!

209

Книга III. О природе Власти

Легкомысленные правители, не знающие политической науки, ввергают Францию в войну не с одной, а с двумя военными державами континента. К ним присоединяются Испания, Англия, Пьемонт. Как же революционная Франция выдержала удар? Поначалу ее спасло непонятное поведение Брауншвейг*. А потом? Потом она выставляет армии гораздо более многочисленные, чем соединенные армии союзников. Нужна была Власть, абсолютная в значительно более полном смысле, чем старая монархия, чтобы провозгласить: «С настоящего момента и до тех пор, пока враги не будут изгнаны с территории Республики, постоянно реквизиция всех французов для укрепления армии»**.

Эпоха «пушечного мяса»

За этим постановлением Конвента от 23 августа 1793 г. последовали меры по его исполнению. В 1794 г. на военном учете во Франции состояли уже миллион сто шестьдесят девять тысяч человек.

Ввоенной истории открылась новая эпоха — эпоха «пушечного мяса». Ни один генерал при королевском строе не осмелился бы бросить своих людей глубокими колоннами*** под огонь противника. Фолара, предложившего такое, не стали даже слушать. Расчлененный строй, который не давал никакого четкого решения, берег людей. Генералы времен Революции и Империи с потерями не считались: Власть брала для них солдат у всей французской нации. Историки скажут, что с этой бойни во Франции началась убыль населения и национальной энергии.

В1798 г. закон Журдана**** оформляет систему мобилизации людских ресурсов. Мужчины от двадцати до двадцати пяти лет — пять разрядов, всего около миллиона человек — признаются военнообязанными; закон устанавливает, сколько из них будет призвано; призывники определяются жребием. Каждый год может быть вызван из резерва старший разряд, а также призван более молодой. Эту систему применит Наполеон. Сначала он возьмет по восемьдесят тысяч человек из каждого разряда. В дальнейшем, готовясь к русской кампании, он призовет сто двадцать тысяч человек из разряда 1810 г. После проигранных сражений он привлечет сто пятьдесят тысяч человек из разряда 1814 г. и вернет в строй три-

210