Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

1khoros_v_g_otv_red_islamskaya_tsivilizatsiya_v_globaliziruyu

.pdf
Скачиваний:
3
Добавлен:
29.10.2019
Размер:
2.25 Mб
Скачать

Экономическая доминанта в неолиберальном проекте очевидна, идея всемирной демократизации – вторична. На практике она используется скорее как инструмент продвижения глобалистской капиталистической модели, причем как инструмент избирательный. К явно не демократическим, но лояльным режимам он, как правило, не применяется. Там же, где демократия, в ее западном понимании, ускоренно экспортируется, зачастую игнорируется элементарная неготовность подопытных обществ принять такой общий шаблон модели правления. Не удивительно, что подобная демократия на деле нередко превращается в равноправие бесправных.

Новая биполярность. Современная неолиберальная схема развития во многом мифологизирована ее теоретиками и практиками. Складывается впечатление, что в американских политиках возобладало чувство экспериментатора, наслаждающегося самим процессом опыта, при непредсказуемости его результата. Рыночный фундаментализм (определение Джорджа Сороса) базируется на уверенности, будто рынок может управлять всем, достаточно только лишь до минимума свести его регулирование. Тогда его свободное распространение уничтожит бедность, распустит диктатуры и объединит культуры, начнется выравнивание уровня развития различных стран. Такая уверенность вылилась в примитивную идеологию, взятую неолибералами за основу их политической и экономической деятельности в мире. В последние десятилетия она претендует на роль ведущего актера в сфере международных отношений. Наблюдается попытка формирования глобальной «цивилизации бизнеса». Но подобная цивилизация попросту противоестественна. В ней рынок становится ведущим локомотивом прогресса, перекрывает все остальные ценности жизни. К тому же она базируется преимущественно на экономической и юридической модели США, которая сама терпит крах и в недалеком будущем потребует значительных реформ.

Неолиберальная хозяйственная практика и юриспруденция в свое время внесли свежий поток в океан транснационального капитализма. Но, одновременно, весь строй жизни на Земле абсолютно по всем направлениям начал подвергаться огромным рискам. Как говорится, чем смелее планы, тем непредвиденнее результаты. Вопреки оптимистическим прогнозам о сглаживании противоречий между развитыми и развивающимися странами, техническим развитием и сохранением окружающей среды, сокращением военных расходов в мире шли противоположные процессы. Почти три десятилетия распространения неолиберализма привели к тому, что, несмотря на рост экономики части развивающихся стран, в целом, в мире богатые стали богаче, а бедные – беднее. Ожидаемого перетекания богатства от богатых к бедным ни на национальном, ни на глобальном уровнях не произошло. Разрыв увеличивался, притом не только между «золотым миллиардом» и остальными, но и внутри развивающихся стран, и как ни парадоксально, в самих развитых странах, в том числе и в США.

К тому же, в последние десятилетия мы ускоренно приближаемся к всемирной экологической катастрофе. По мере размножения homo sapiens и возрастания его потребностей быстро сокращаются водные, земельные, энергетические, биологические запасы планеты, происходят серьезные изменения в биосфере. Индустриально-потребительские системы, будь то западного, советского или азиатского образцов, за последние десятилетия очень быстро приблизили нас к экологической катастрофе. Неолиберальное дерегулирование в его радикальных формах придает этому процессу неимоверное ускорение.

141

Продолжается гонка вооружений, совершенствуется оружие массового поражения. При этом современные войны и системы безопасности становятся все дороже. На фоне экономии на насущных проблемах человечества глобальная милитаризация растет и поглощает ныне прямо и косвенно до 70 процентов мировых денег.

Глобалистская модель, ориентированная на форсирование экономического роста, максимизацию потребления и культивирование гедонизма сама воздвигает на своем пути разнообразные препятствия природного, социально-экономического и культурного характера, преодолевать которые по ее схемам развития становится все сложнее.

Глобальные противоречия обостряются, и мы переходим к иной, чем прежде, биполярности мира, в иных координатах, которые уже выходят за государственнотерриториальные рамки или привычное деление на левых и правых. Мир раскалывается на противоположные мировоззрения, мироощущения и образы жизни. Для одних в такой биполярности страж глобалистского проекта Соединенные Штаты олицетворяют прогресс, для других он становится символом разрушения мироздания. Этот раскол проходит уже и по самим США.

Большинство нынешних идеологий, противоречий и конфликтов не вмещаются в прежние национальные и классовые рамки или в рамки противостояния военно-политических блоков. Недаром возникают новые объяснения происходящего – как столкновение цивилизаций, конфликт бедного Юга и богатого Севера, Запада с исламским миром. Другие видят основную дихотомию между демократией и авторитаризмом, свободными и контролируемыми рынками. Однако и такие, преимущественно политологические толкования, не дают ответа на то, что же происходит с нами на самом деле.

Становится все более очевидным, что суть происходящего кроется в иной плоскости развития мировой цивилизации. Главное противоречие современности завязано на разрушительной для человека и природы индустриальнопотребительской системе, теперь уже в ее неолиберальном виде – то есть на глобализме и различных проявлениях антиглобализма – модернистских и традиционалистских.

Ислам как лидер религиозного ответа глобализму. Неолиберальная теория выстраивалась, прежде всего, как антитеза крайностям мировой коммунистической системы и породила собственные крайние догмы, на которые по инерции продолжает опираться Запад в отношениях с Востоком. Запад неоднороден, но на политическом уровне он продолжает рассматривать перемены в остальном мире через призму именно этого проекта, давая советы, которые он сам, как ни парадоксально, зачастую опровергает своей практикой.

Открытие рынка, ориентация на экспорт, сворачивание социальной ответственности государства, его присутствия в экономике, его протекционистских действий (причем все в самых кардинальных формах) – формула прогресса для других. Чаще всего практика, выстроенная на таких рекомендациях, приводит к совершенно противоположным процессам и результатам. Предлагаемые остальному миру неолиберальные рекомендации в большинстве случаев вызывают процессы их отторжения. Иногда официозом, но чаще самим обществом. Эти процессы сопровождаются возрождением левых идей, а также национальным и религиозным радикализмом. К тому же рыночный фундаментализм порождает как ответную реакцию фундаментализмы иного рода, радикализацию мусульманских

142

движений. Ведь раздражение мусульман вызывает, прежде всего, радикальный материализм, распространяющий идеи поклонения идолу богатства и расточительности. Подобный сплав коммерции и индивидуализма в целом не присущ Востоку, в том числе исламскому миру, пропитанному общинной жизнью. Главный западный лозунг свободы, обретший свойства вседозволенности и неконтролируемого эгоизма, вступает в противоречие с основополагающим исламским принципом справедливости. Рекламный лозунг пепси-колы «Бери от жизни все!» чужд мусульманской культуре. Если берешь, надо и отдавать. Да и произрастает все, в конечном счете, не из рынка, а из культуры.

Однако в схеме развития по глобалистскому образцу культурный, а шире цивилизационный фактор явно игнорируется. Для строителей «цивилизации бизнеса» культура и традиция вторичны, а то и являются досадными раздражительными анахронизмами, препятствующими всемирному шествию рыночно-технологического «прогресса».

Вполне естественно, что по самой своей природе мусульманская культура, исламская Традиция, скрепленная прочным этическим Законом, единым порывом к справедливости, отторгает поклонение новому рыночному идолу. Исламская культура протестует против невежества, безнравственности, эгоизма, лицемерия, цинизма, алчности, бессмысленного расточительства человеческой энергии и природных ресурсов, против всего того, что изначально было чуждо исламскому учению и в борьбе против чего оно, собственно, и рождалось.

Неприятие цивилизации бизнеса проявляется в разных формах. Больше обращают внимание на крайние, эмоциональные протестные или агрессивные проявления. Но подспудно идет незаметный для постороннего взгляда, но набирающий все большую силу процесс просвещения, самовоспитания, дисциплинированности, саморегуляции мусульманского общества. При этом в целом ислам сохраняет присущую ему изначально гибкость и толерантность.

Исламский мир сплетен из очень плотного слоя традиционной культуры. В нем вера и этика крепко связаны воедино и являются руководством к действию. В наши дни именно исламский мир является лидером религиозного ответа глобализму. Но исламский ответ на болезни современности не сводится лишь к радикальному исламизму. Его экстремистские формы у всех на виду. Не так заметны его умеренные проявления в виде интеллектуальной полемики и умонастроений мусульман. Но они достаточно широки и вращаются вокруг оси веры – справедливости божественной и справедливости в жизни людей. Это пока единственный на мировом уровне религиозно-этический ответ, в котором на практике выстраивается экономическая альтернатива неолиберализму.

Ислам не против рыночной экономики, но против рыночного общества.

Исламская экономика, несмотря на массу пессимистических прогнозов в прошлом, все же постепенно начинает работать. Ее социальная ориентированность при одновременном признании частной собственности очевидна, и в ней можно найти не мало элементов нарождающейся сейчас на Западе теории этической экономики или концепции устойчивого развития, выработанной под эгидой ООН136.

136 См.: Ниязи А.Ш. Проблемы устойчивого развития и мусульманский мир//Человек и природа в духовной культуре Востока /[Ред.-сост. Н.И. Фомина]. - М.: ИВ РАН: Крафт+, 2004. С. 508-531; Исламские финансы в современном мире. Экономические и правовые аспекты. М.: Изд-во «Умма», 2004, с.283.

143

Исламская экономическая модель (ИМЭ) во главу хозяйственных отношений ставит нравственные принципы, а не голый материальный расчет. В ней частная собственность священна. Право на нее человек получил от Бога, и как его наместник на земле, несет ответственность перед Творцом по ее разумному и благочестивому применению. Поэтому исламские запреты на использование частной собственности в ущерб интересам уммы (всей мусульманской общины) ограничивают не саму собственность, а лишь ее использование. В первую очередь она должна служить общественному благу. В ИМЭ социальное, нравственное измерение превыше личной мотивации, что принципиально отличает ее от идеологии неолиберального капитализма. Соответственно разнятся и взгляды на регулятивную роль государства.

В исламской модели во имя достижения баланса личных и общественных интересов государственное социально-экономическое управление и планирование являются важнейшим элементом, хотя от меняющихся условий свобода предпринимательства может устанавливаться в разных границах. Как правило, в кризисные переходные периоды вмешательство государства в экономику возрастает, что может проявляться в жестком регулировании цен, финансовых потоков, протекционистских мерах, субсидировании жизненно важных отраслей, сокращении частного присутствия в них собственных и зарубежных компаний. Такие меры, как показывает пример начального развития постреволюционного Ирана, весьма эффективны. Несмотря на все трудности, они позволили стабилизировать иранскую экономику, придать ей поступательный импульс и затем либерализировать многие отрасли, привлечь внутренние и зарубежные частные инвестиции, одновременно сохранив государственный контроль и планирование137.

Специфика исламской экономической модели заключается в том, что она опирается на собственные основополагающие принципы религиозно-этического характера: запрет на ростовщический и банковский процент; запрет на нетрудовые, незаработанные доходы, полученные в ходе жульничества или азартных игр; выплата религиозных налогов и их распределение в пользу бедных и обездоленных через различные государственные и негосударственные религиозные организации; равноправие всех видов собственности, но ограничение частной собственности на жизненно важные сферы существования государства; обеспечение равного доступа к ресурсам и потребительским товарам при сохранении за государством роли главного собственника земельных, водных ресурсов и недр, признанных общенародным достоянием.

Запрет на ссудный процент связан, в первую очередь, с важнейшим для ислама принципом справедливости во всех без исключения человеческих отношениях, в том числе и хозяйственных. В исламской Традиции справедливое и честное ведение дела предполагает, что деньги не могут прирастать по стоимости сами по себе, как это происходит, когда они ссужаются под процент, когда сам

137 Вартанян А.М. Иностранные инвестиции в Исламской Республике Иран: законодательное регулирование и практика // Ближний Восток и современность. Сборник статей (выпуск двадцать пятый). Под ред. А.О. Филоник. Институт востоковедения РАН, Институт Ближнего Востока. М., 2005,

с.111-123.

Цуканов В.П. Лаговая структура инвестиций как одна из основных характеристик накопления капитала в Иране // Ближний Восток и современность. Сборник статей (выпуск двадцать пятый). М., 2005, с.137166.

144

заимодавец не принимает участия в использовании ссуды, не отвечает за результат своего капиталовложения, и независимо от него гарантированно получает прибыль. В ИМЭ вознаграждение соотносится с произведенными затратами человеческой энергии, времени и денег, становящихся капиталом. Капитал претендует только на часть прибыли, и размер этой части определяется исходя из конкретных условий сделки. В том случае, если предприятие терпит неудачу и оборачивается не прибылью, а убытками, финансовые потери ложатся только на заимодавца.

Шариат полагает, таким образом, что потери, понесенные заемщиком и выражающиеся, соответственно, в безрезультатной затрате физической и психологической энергии и времени, не менее весомы, чем потерянные деньги. Иными словами, вероятные риски и убытки, исходя из исламской концепции справедливости, не смешиваются и остаются функцией конкретного ресурса: денег для финансиста и человеческой энергии для предпринимателя. По меткому замечанию ведущего российского специалиста по исламской экономике А.Ю. Журавлева, работа исламского банка напоминает деятельность рискового открытого совместного фонда. Он финансирует свои активы, эмитируя контракты на депозиты, которые продает как «паи» инвесторам-вкладчикам. Созданный таким образом портфель активов находится в собственности клиентов138.

Важно отметить и еще одно принципиальное положение в ИМЭ, которое ведет к неприятию глобальной спекулятивной деятельности. Стремясь к созданию экономической системы, основанной на честности и справедливости, мусульманские ученые считают неправедным доход, полученный не в результате производительного приложения ресурсов (капитала, труда и проч.). Доход незаработанный, возникший из случайного стечения обстоятельств (например, во время азартной игры) осуждается. На этом основании современная финансовая система подвергается резкой критике, поскольку она позволяет маневрировать на глобальном уровне колоссальными денежными потоками с целью собственного расширенного воспроизводства без производства реального богатства, материального и нематериального.

Критическое отношение к слишком большому и все увеличивающемуся отрыву рынков фиктивного капитала от реальных секторов экономики имеет под собой не мало оснований. Такой процесс ведет к превращению денег в самодостаточную систему с собственными технологиями, служащую умножению богатства успешных операторов этой системы, но мало что дающую в плане прироста продуктов и услуг для подавляющего большинства жителей планеты. Фиктивные финансовые ресурсы, не проходящие через процесс производительного использования, не делают общество богаче в реальном выражении. Результатом оказывается дополнительный инфляционный фактор, растрата интеллектуальных ресурсов и денег как потенциального капитала, социальный дисбаланс139.

Не только исламские ученые, но и ведущие западные мыслители и экономисты отмечают, что в ходе трансграничных спекулятивных операций теряется органическая связь между реальной экономикой и ее финансами. Глобальные финансовые рынки не следуют экономической логике. Получив самостоятельность от производительной части экономики, они обрели беспрецедентную власть над последней. Мировые рынки финансов непредсказуемы и могут вызывать

138 Журавлев А.Ю. Концептуальные начала исламской экономики // Исламские финансы в современном мире. Экономические и правовые аспекты. М.: Изд-во «Умма», 2004, с.35 – 36, 51.

139 Журавлев А.Ю. Концептуальные начала….с. 19-20.

145

непредвиденные последствия. Увеличивающиеся сложность, изменчивость и подвижность мирового финансового рынка образуют постоянный источник нестабильности. Теряется управляемость и национальных экономик140.

Неолиберальная финансовая система напоминает дутый пузырь, поскольку объемы финансовых соглашений намного превышают число реальных товарных сделок. Непроизводительный оборот денег огромен. Лишь 10-12 процентов от общего оборота мировых финансовых ресурсов обслуживают реальный сектор или поток реальных благ. Весь остальной денежный капитал не имеет настоящего материального наполнения. Это рынок, где за деньги покупают деньги и на этом делают прибыль. Но с точки зрения исламской экономики продажа денег недопустима. С целью преодоления такого явления в мировой экономике предлагаются разные альтернативные варианты – от введения очень высоких налогов на сверхприбыли мировых спекулянтов до введения единого международного платежного средства. В этой связи небезынтересна концепция Института исламского банкинга и финансов Малайзии предлагающая для всех стран мира общую расчетную денежную единицу – «золотой динар»141. Многие эксперты сходятся во мнении, что к единой расчетной международной единице человечество придет уже в ближайшие годы. Это дело времени и технологий. Несомненно, последует и коррекция глобальных спекулятивных механизмов в сторону ужесточения контроля над ними.

Уже сейчас мировая банковская система приняла совершенно новый для себя сегмент в виде исламских кредитных и страховых услуг, исламского бухгалтерского учета142. В настоящее время в более чем 40 странах мира функционируют около 200 исламских финансовых институтов, работающих на непроцентной основе. Исламская экономика опирается на собственную логику действий, но не оторвана от общемировых хозяйственных отношений. Утверждающиеся исламские финансовые институты пользуются консультациями и передовыми методиками международных организаций. Совокупные капиталы исламских банков исчисляются десятками миллиардов долларов, а совокупные активы сотнями миллиардов. Западный бизнес признал перспективы исламского банкинга. Ряд известных компаний и банков Европы и США умело пользуются его продуктами и технологиями.

Так что глобализирующаяся финансовая система включает уже и совершенно новый для нее элемент – исламский банкинг. Его отдельные базовые принципы существенно отличаются от правил традиционного банковского дела. Прежде всего, речь идет о кредитовании без опоры на механизм ссудного процента. Не только теория, но и практика подобного рода кредитования демонстрирует его способность функционировать в современной экономике и опровергают устоявшееся мнение о том, что банки и финансовые системы не в состоянии проводить кредитные

140 См.: The millennium symposium. - Conversations with Manuel Castells, Robert Cox and Immanuel Wallerstain // New political economy. Abingdon, 1999. Vol. 4, N 3, p. 385.

141 Главный разработчик концепции «золотого динара» - директор института Ахмед Камил Майдин Миеру. Сейчас его идеи выносятся на обсуждение в мирового сообщества правительством Малайзии. Медина аль Ислам. Еженедельная всероссийская газета. Нижний Новгород, 31 мая - июня 2008 г., № 22 (71), с.5.

142 См.: Беккин Р.И. Правовые основы исламского страхования // Исламские финансы в современном мире. С.127 – 213; Ларионов А.Д., Аль-Шарайрех Д.А. Там же, с.214-232.

146

операции без взимания ссудного процента. Исламский банкинг, демонстрирующий устойчивую перспективу развития финансовых механизмов, отвечающих шариатским установкам, скорее всего, уже в ближайшие десятилетия окажет заметное влияние на мировую кредитно-хозяйственную практику, в частности, на расширение сети нетрадиционных кредитных сделок, ограничение трансконтенетальных спекулятивных операций, введение единой международной расчетной денежной единицы. Не менее интересен и опыт работы в ряде мусульманских стран исламских коммерческих компаний, фондов и вакфов, использования в государственной собственности стратегических ресурсов, планирования социально-экономического развития, в основе которых лежат социальные, нравственные, этические принципы ислама. В целом это можно назвать опытом исламской экономики, которая, конечно, не представляет четко выписанной единой модели, а реализуется в разных станах в различных вариантах.

Тем не менее, есть все основания рассматривать исламскую экономику вкупе с примерами государственного устройства ряда исламских стран как специфический «третий путь» развития - срединный вариант между крайностями неолиберализма (дерегулированием экономики, голым материалистическим расчетом, превалировании эгоизма и личной мотивации) и жесткими социалистическими экспериментами, низводящими частную собственность, индивидуальный стимул и свободу граждан до минимума.

Сближение на пути к устойчивому развитию. Ответ мусульманской Традиции на вопрос о том, как выйти из глобального системного кризиса, строится на общих, но, тем не менее, очень важных принципах. Таких, например, как: уравновешенность духовной и мирской жизни, личных и общественных интересов; справедливое правление; справедливое вознаграждение за труд; запрет на нетрудовое обогащение; помощь обездоленным; признание частной собственности и, в тоже время, нераспространение ее полностью на такое общенародное достояние, как земля, вода, недра. Но в этом ответе пока не хватает современных научных знаний по технологиям сбалансированности экономического, социального и экологического благополучия, которые дает сейчас западная и российская наука. Исламский мир демонстрирует все же по преимуществу традиционный отклик на глобалистскую атаку, но этот ответ дает часть антиглобалистского движения, в котором формируются различные альтернативные течения.

На Востоке и Западе они называются по-разному - исламским проектом, антиглобализмом, теологией освобождения, христианским или экологическим социализмом, евразийством, ноосферным движением, социо-природной синергетикой, теорией устойчивого развития. Несмотря на различие технологических или религиозных приоритетов, суть их одна - отказ от разрушения мироздания и приближение к соразмеренности во всех сферах жизни: в международных делах, в отношениях личности, общества и государства, религии и науки, человека и природы. При всех различиях в понимании глобального кризиса и трактовке его причин разные альтернативные направления объединяет осознание переломного этапа в истории и эволюции человечества и необходимости изменения доминирующих в настоящее время ориентиров развития, которые уже через несколько десятилетий способны вызвать глобальную катастрофу.

Мы вошли в новую эпоху невиданной ранее взаимозависимости фундаментальных социально-экономических, политических, технологических и природных процессов. В таких условиях стабилизирующую роль призвана сыграть

147

идеология и практика устойчивого развития. По сути, это зеленая альтернатива индустриально-потребительской модели. Называю ее зеленая, потому что экологический фактор - наряду с социально-экономическими, политическими и технологическими составляющими – начинает играть равноправную системообразующую роль в жизни человечества. Более того, это, конечно, своеобразный третий путь, поскольку в концепции устойчивого развития кардинально пересматриваются многие постулаты прогресса, считавшиеся до последнего времени непререкаемыми. Вокруг ее ключевого принципа о сбалансированности экономического, социального и экологического благополучия разрабатываются новые взгляды на мировое экономическое и политическое устройство, роль государства и рынка, образование и просвещение, решаются проблемы самоуправления, внедрения альтернативной энергетики, чистых технологий и рационального размещения производительных сил.

Обобщенно ключевые идеи координации хозяйственной и природоохранной деятельности сводятся к следующему:

Устранение сложившихся противоречий возможно только в рамках стабильного социально-экономического развития, не разрушающего своей природной основы.

Улучшение качества жизни людей должно обеспечиваться в тех пределах хозяйственной емкости биосферы, превышение которых не приводит к разрушению естественного биотического механизма регуляции окружающей среды и

ееглобальным изменениям.

Переход к устойчивому развитию предполагает постепенное восстановление естественных экосистем до уровня, гарантирующего стабильность окружающей среды.

Это возможно достичь усилиями всего человечества, но начинать движение к данной цели каждая страна должна самостоятельно.

Выполнение этих условий гарантирует сохранение нормальной окружающей среды и возможность существования будущих поколений людей.

Экологическая доминанта будет определять не только экономические отношения, но и общественные. Она будет влиять на политику, государственное устройство, в конечном счете, на идеологию и культуру.

Усилится контролирующая регулятивная роль государства. Модели либерально-демократического устройства с приоритетом личного над общественным сменятся социально ориентированными, уравновешивающими интересы личности и общества. При необходимости общественные интересы будут

стоять выше личных и корпоративных. Придется поступиться отдельными демократическими нормами и личными свободами в их нынешнем западноамериканском проявлении в угоду коллективным правам и обязанностям.

Сами по себе либеральная демократия и либеральные рыночные механизмы не в состоянии справиться с решением глобальных проблем устойчивого развития, в русле которых придется развивать фундаментальные исследования, образование, социальную сферу, ужесточать контроль за потреблением и производством и даже сокращать их ради сохранения окружающей среды. «Только государственные органы, опирающиеся на общественное мнение и использующие рыночный

148

механизм как инструмент своей политики, способны успешно преодолеть такие всеобъемлющие трудности», считают исследователи Римского клуба143.

В отличие от глобализма, превратившегося в еще одну материалистическую догму, концепция устойчивого развития представляет прогрессирующую систему взглядов на гармоничное устройство мира. Ее содержание непрерывно расширяется и кристаллизуется. По сути, она представляет антитезу неолиберальной глобализации. Важно, что в нее вписываются многие новые альтернативы, как бы они не назывались в различных частях света и независимо от того, присутствует ли в них религиозное обоснование или нет. Теория устойчивого развития интернациональна, открыта для передовых идей Востока и Запада, способна расширяться, впитывать опыт различных культур. Вокруг нее объединяется лучший интеллект планеты. Изменения существующих приоритетов экономической, экологической, социальной, военной, информационной и международной политики касаются уже всех. Объективный процесс глобализации будет только способствовать этим переменам.

Интеллектуальный потенциал бывших стран СССР, прежде всего России, окажется, несомненно, в первых рядах движения к устойчивому развитию. Для этого есть все предпосылки. К настоящему времени российское научное сообщество, работающее в этом направлении, сформулировало достаточно полный перечень принципов и технологических механизмов перехода к коэволюционному развитию общества с окружающей средой. Думаю, что самый фундаментальный вопрос о взаимоотношении общества, культуры и природы станет в будущем основополагающим в связях мусульманского мира и России. Время западного материалистического мессианства на Восток заканчивается. На смену фрагментарному мышлению возвращается целостное представление о мире. Напомню, что в мусульманской философии и культуре идея единства бытия (поарабски – вахдат уль-вуджуд) является основополагающей. В то же время это и стержень русской религиозно-философской мысли конца ХIХ – начала ХХ в., которую предстоит еще оценить по достоинству и освоить в самой России. Это, по сути, единое мироощущение, переданное только в разное время разными языками и символами. В своем соединении этот драгоценный сплав может дать человечеству надежный мировоззренческий и духовно-нравственный фундамент. Принцип единства мироздания, несомненно, займет главенствующее место в философии XXI века.

Н.С. Кирабаев

Мусульманская цивилизация сыграла значительную роль в мировой истории и продолжает оказывать существенное влияние на современный мир. Сегодня на Земле насчитывается свыше 1 миллиарда мусульман, более 40 стран являются членами организации «Исламская конференция», существуют многочисленные мусульманские диаспоры в странах Европы (15 миллионов человек) и США (6 миллионов). В отличие от других современных цивилизаций, мусульманская не связана напрямую с каким-либо регионом, но охватывает едва ли не весь современный мир, а в качестве основы консолидации народов, относящихся к различным расам, имеющим разные культуры, языки и традиции, выступает религия

143 Кинг А., Шнейдер Б. Первая глобальная революция. М.: 1991, с.39.

149

ислам. И это при том, что трудно говорить о какой-то единой исторической общности судеб этих народов: ислам выступает как единство в многообразии.

Однако эта цивилизационная солидарность не является монолитной и бесконфликтной. Она не существует в каком-то чистом виде и скорее может рассматриваться как эпифеномен, то есть как результат кросскультурного взаимодействия различных цивилизаций, объединенных образом жизни, системой ценностей, а также социально-политическими и экономическими представлениями, основы которых укоренены в исламе – одной из самых жизнеспособных мировых религий, динамично адаптирующейся к особенностям традиций различных народов. Вместе с тем с этой религией связано и немало острых проблем. После 1967 года в СМИ и исследовательской литературе стал частенько употребляться термин «мусульманский фактор», после иранской революции 1979 года с исламом стали связывать угрозу мировому порядку, а в 1980-е – еще и опасность экстремизма и терроризма, вплоть до выводов известной статьи С. Хантингтона (1993), считающего всю мусульманскую цивилизацию потенциальным источником конфликтов в современном мире.

Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что при оценке роли ислама слишком значимое место занимают стереотипы, основанные на описании реалий мусульманского мира в терминах христианской традиции («исламский фундаментализм» и некоторые другие). Эти стереотипы – результат либо недостаточного знания, либо неадекватной методологии, либо чрезмерного влияния априорных идеологических и социокультурных установок познающего субъекта144. В этом смысле необходим целостный анализ стереотипических представлений означенного рода145.

Прежде всего заметим, что поиски в исламе «ортодоксии», «теологии», «церковной идеологии» и т. п. по аналогии с христианством бессмысленны – их просто не существует. «Евроцентристы» явно недооценивают и многообразия исламского мира и культуры, и их особенностей в разные исторические эпохи. При всех различиях европейского цивилизационного, российского историософского и марксистского формационного подходов к оценке ислама в них немало и общего – прежде всего общий миссионерский подход, попытка рассматривать миссию Запада или России на мусульманском Востоке как цивилизаторскую, прогрессивную и освободительную.

Даже не будучи государственной религией в ряде стран, ислам оказывает огромное влияние на политические и социальные институты, на образ жизни тех, кто причисляет себя к мусульманскому сообществу. Можно сказать, базовые мусульманские ценности и институты ислама и лежат в основе этой солидарности. Жизненность этой цивилизации связана с гибкостью, динамичностью и пластичностью различных способов внутреннего согласования ее составляющих, включая способность к самым глубоким инновациям.

Разумеется, принятие той или иной инновации связано с идеей ее возможности поддержать и развить жизнестойкость мусульманской цивилизации в целом. Последняя, несомненно, имеет глубокую историческую память, позволившую

144См.: Edward Said. Orientalism. N. Y., 1979; Ю. M. Почта. Возникновение ислама и мусульманского общества. М, 1993.

145См. Y. Pochta. The Image of Islamic Culture in European Consciousness. – «Values in Islamic Culture and the Experience of History. Russian Philosophical Studies». I. Ed. by N. Kirabaev, Y. Pochta. Washington, 2002.

150