1kushtym_e_a_istoriya_i_filosofiya_nauki_sub_ektnost_chelovek
.pdfВ основе понятия «здравый смысл» лежит представление об объективно реальном существовании окружающего мира.
Научное знание нельзя рассматривать как беспредпосылочное
знание, ибо оно возникает на основе обыденного познания и поэтому не может абсолютно противопоставляться ему. Однако наука, хотя и начинает с анализа предположений обыденного познания, тем не менее,
научное исследование представляет собой особую целенаправленную
деятельность по производству новых, обоснованных знаний. Поэтому научное познание располагает своими специфическими методами, средствами и критериями познания.
Рассмотрим отличие научного познания от обыденного по их
объекту познания, субъекту познания, средствам познания, по уровням познавательной деятельности.
По объекту познания. Объектом обыденного познания являются преимущественно наблюдаемые явления, а полученные знания
представляют собой совокупность сведений, не приведенных в систему, они не всегда обоснованы. Научное познание имеет дело не только с
наблюдаемыми, но и с ненаблюдаемыми объектами (элементарная частица, ген и т.д.). Оно характеризуется последовательностью и систематичностью, стремлением обосновать свои положения законами, специальными способами проверки (научный эксперимент).
По цели познания. Цель обыденного познания ограничена, главным образом, непосредственными практическими задачами: обыденное познание не способно проникнуть в сущность явлений, открыть законы, формировать теории. Научное познание ставит и решает коренные проблемы, выдвигает обоснованные гипотезы, вырабатывает долговременные прогнозы. Его цель – открытие законов природы,
общества, мышления, познание сущности явлений, создание научных
теорий.
По средствам познания. Средства обыденного познания
ограничены естественными познавательными способностями, которыми
располагает человек: органами чувств, мышлением, формами
естественного языка. Обыденное познание опирается на здравый смысл, элементарныеобобщения,простейшиепознавательныеприемы.Научное познание использует (кроме того, что есть в обыденном познании) научную аппаратуру, специальные методы исследования, специальную научную терминологию.
По уровням познавательной деятельности. Если в обыденном познании познавательная деятельность рассматривается как единство
двух ее сторон: чувственной(сенситивной)ирациональной, то в научном познании принято выделять два уровня: эмпирический и теоретический.
Сделаем небольшой философский экскурс в проблему отношения научного и обыденного знания, опираясь на компетентные точки зрения.
31
Предваряя экскурс, еще раз подчеркнем, что существенные различия обыденного и научного познания не исключают их тесную связь. Наука
возникает из обыденного знания, на его основе. Однако наука – не
простое развитие обыденного знания, а явление особого рода, существенно отличающееся от обыденного и других видов познания.
Одним из наиболее существенных признаков научного знания
является его теоретический, концептуальный характер. В истории
философии теоретический характер научных истин отождествлялся с их
абсолютной всеобщностью и необходимостью, с противопоставлением
их знанию случайному. Такое понимание научного знания (episteme) в
отличие от эмпирического (empeiria) знания и от мнения (doxa) было
сформулировано еще Аристотелем. "Предмет знания и знание, – писал
Аристотель, – отличаются от предмета мнения и от мнения, ибо знание
направлено на общее и основывается на необходимых положениях;
необходимое же есть то, что не может быть иначе. Многое же хотя и
истинно и существует, но может быть и иначе. Ясно поэтому, что о нем
нет науки" [4, c. 312]. В Новое время этот взгляд развил И. Кант, согласно
которому научно-теоретическое знание выражается в априорных синтетических суждениях, обладающих свойствами всеобщности и необходимости [49, c. 56-60]. В современной методологии науки специфика научного знания тесно связывается с понятием научных законов, которые, как известно, не исключают случайного (например, вероятностные законы).
«Различие между этими двумя видами знания – обыденным и научным – является существенным. Обыденное знание сводится к констатацииявленийикорреляциймеждуними.Вотличиеотнегонаучное знание ориентировано на исследование закономерностей. Научные методы, так или иначе, связаны с теоретической формой отображения мира" [158, c. 51-52]. Из этого важного свойства научного знания следует и такая его специфическая (в отличие от обыденного знания) особенность, как высокая объяснительная и предсказательная способность.
Другим существенным отличием научного знания от обыденного
является различный характер их системности. В истории философии
именно системность знания обычно служила характеристикой его
научности. "Обыденное знание, – писал И. Кант, – именно лишь
благодаря систематизированному единству становится наукой, то есть из
простого агрегата знаний превращается в систему" [50, c. 680]. Системность как важнейший признак научности знания выделял позднее Г.В.Ф. Гегель, отмечавший, что «действительное знание может быть изложено только как наука или как система» [29, c. 12].
В современной философской литературе (как зарубежной, так и отечественной) до настоящего времени достаточно широко
32
распространена точка зрения, противопоставляющая научное знание как
системно-организованное обыденному как системно-неорганизованному.
Подобная точка зрения обычно выражается формулой известного
английского биолога Т.Н. Хаксли – "наука есть организованный здравый
смысл". Ее сторонники исходят, по сути дела, из идеи качественного
единства обыденного и научного знания, непрерывного, постепенного
перехода первого во второе. "Различие между здравым смыслом и
научным знанием только в степени" [161, c. 12].
Более обстоятельные исследования природы знания вообще и
научного знания в частности убедительно свидетельствуют о том, что
всякое знание (если оно заслуживает называться так) системно по своей
природе, а поэтому различие между научным и обыденным знанием
лежит в самом характере системности. Так, например, Э. Нагель
отмечает, что формула "наука есть организованный здравый смысл"
недостаточно четко выражает различие между наукой и обыденным
знанием, так как не указывает, какая организация или систематизация
характерна для науки. Э. Нагель считает, что наука – это организация и
классификация знаний на основе объяснительных принципов [57]. Другие авторы еще резче подчеркивают принципиальное различие
научного и обыденного знания. Содержательная аргументация в пользу такой точки зрения (применительно к физике) была приведена в свое времяеще П.Дюгемом,указавшим нато,что«понятияфизическойнауки не есть обычные абстракции обыденного знания, выражающие лишь нечто общее в конкретных объектах, а представляет, помимо этого, еще и особые теоретические символы, имеющие определенный смысл только благодаря тем или иным физическим теориям» [41, c. 197-201].
Качественную специфику научного знания подчеркивает М. Бунге: "Наука не есть продолжение или даже уточнение обыденного знания… Наука составляет знание специального вида: она имеет дело прежде всего, хотя и не исключительно, с ненаблюдаемыми явлениями, она создает и проверяет предположения, выходящие за пределы общего знания… и она проверяет такие предположения с помощью специальных
методов… которые, в свою очередь, требуют специальных теорий" [24].
Внауке не только рассматриваются неизвестные для обыденного знания объекты, но даже хорошо знакомые явления, как подчеркивает С. Тулмин, предстают в совершенно новом, незнакомом виде, так как научное знание – совершенно особый способ представления явлений [139].
Вотечественной литературе был подчеркнут особый характер системности научного знания, связанный с формированием научных теорий, отсутствующих в обыденном знании (работы В.С. Швырева,
Б.С. Грязнова, В.С. Степина и др.). Вместе с тем отмечается, что научные
теории не являются единственной и последней формой организации
33
научных знаний. Дело в том, что любая научная теория всегда, так или
иначе, связана со всей совокупностью других функционирующих в науке
теорий. Это приводит к постановке вопроса о более общих, чем теория,
формах системной организации научного знания [158, c. 59]. Наиболее
общей из известных в настоящее время форм системной организации
научного знания является, по мнению Э.М. Чудинова, научно-
исследовательская программа в том значении, как она понимается в
трудах И. Лакатоса [72; 73; 74].
Несколько иной подход к различию системной организации
научного и обыденного знания развивает А.И. Ракитов. Например, при
разделении научного и обыденного знания он вводит понятие
"системообразующий принцип" как некоторую общеметодологическую
установку, показывающую, вокруг каких объектов и ради решения каких
задач функционируют те или иные системы знания. "По-видимому, в
основе различных систем, в частности – научного знания и здравого
смысла, лежат различные системообразующие принципы. В самом
общем виде системообразующий принцип здравого смысла или
повседневного практического знания (никем, впрочем, специально не формулировавшийся и, как правило, не осознаваемый) заключается в том, чтобы концентрировать знания "вокруг человека" по принципу "все для человека" или, иными словами, строить их таким образом, чтобы они содействовали решению повседневных бытовых, производственных и культурных задач… Напротив… системообразующий принцип науки требует построения знаний в систему, как бы сконцентрированную вокруг соответствующих предметных областей. Иными словами, такие системы строятся по принципу "все об объекте" [121, c. 90-91].
Другое важное разграничение систем научных и обыденных знаний связано с их различной функционально-целевой ориентацией. Обыденное знание имеет главным образом рецептурный характер, предназначено преимущественно для целей ориентации и деятельности человека в социально-предметной среде. Основное же назначение научных знаний – создание новых научных знаний. Еще более рельефно
эту мысль подчеркивает В.С. Степин, считающий важнейшей специфической характеристикой научно-теоретического знания прогнозирование объектов, с которыми реальная практика еще не сталкивалась и, может быть, столкнется еще не скоро [134].
1.4. Знание и вера. Наука и религия
Знание – объективная реальность, данная в сознании человека,
который в своей деятельности отражает, идеально воспроизводит
объективные закономерные связи реального мира.
34
Процесс приобретения и развития знания называется познанием.
Термин «знание», как мы отметили выше, употребляется, по меньшей
мере,втрехосновныхсмыслах:1)способности,умения,навыки,которые
базируются на осведомленности, как что-либо сделать, осуществить; 2)
любая познавательно значимая информация; 3) особая познавательная
единица, гносеологическая форма отношения человека к
действительности, существующая наряду и во взаимосвязи с
практическим отношением. Типология знания в истории и философии
науки как дисциплинарной отрасли представлена следующим образом:
рациональное и эмоциональное знание; эмпирическое и теоретическое
знание; естественнонаучное и гуманитарное знание; научное и
вненаучное знание; фундаментальное и прикладное знание.
В гносеологии признается существенная роль субъективного
фактора в достижении нового знания. Для дальнейшего развития
научного познания, принятия практических решений исследователю
необходима определенная уверенность в достоверности своих знаний.
Особенно возрастает роль субъективного фактора в познании в случае
принятия принципиально новых решений. Перед исследователем остро встает вопрос о выборе тех или иных мировоззренческих и методологических посылок. В связи с этим для мобилизации духовных и физических сил, для обретения психологической стабильности исследователь на различных этапах творческого процесса может использовать как веру, так и убеждение.
Убеждение и вера, с психологической точки зрения, проявляются одинаково. Они представляют собой субъективно-личностное отношение человека к объективно неоднородному знанию. Из всех сведений, которыми располагает человек, предметом веры или убеждения становятся те из них, которые имеют значение для его повседневной жизни. Круг таких сведений определяется особенностями самой деятельности человека, его практическими и духовными интересами. Вера и убеждение предполагают определенное эмоционально-волевое отношение к познавательному объекту: в каждой
из этих форм наличествует момент волевого выбора, преодоления сомнения, обретения состояния психологической стабильности. Это проявляется, например, в готовности человека отстаивать свои убеждения, принимать практические решения.
Наряду с общими психологическими характеристиками убеждение и вера различаются как по предмету применения, так и по основаниям принятия решения. Убеждение – это выражение внутренней уверенности субъекта в истинности идеи. Предметом убеждения является логически
обоснованное и практически подтвержденное знание о
действительности.
35
Знание и убеждение – однопорядковые явления. Знание в
теоретической форме выражает объект действительности. Убеждение же
переводит этот объект в практическую сферу, оно служит необходимым
средством реализации знаний, создает целеустремленность,
эмоциональное возбуждение, которое необходимо для практической
реализации идеи. В случае убеждения объективно истинное знание
переходит во внутреннюю уверенность человека, которая толкает,
психологически настраивает его на практическое действие. Таким
образом, убеждение можно истолковать как объективную истину,
вздобренную волей, чувствами и стремлениями человека.
Предметом веры могут быть только те идеи, которые еще не
получили достаточного логического обоснования и не подтверждены
практикой, то есть не имеют значения объективных истин. В ситуации,
когда однозначно обоснованных и проверенных на практике знаний
оказывается недостаточно при формировании той или иной гипотезы,
при принятии практических решений исследователю приходится
руководствоваться верой в правильность избранного пути, верность
выбранных исходных посылок. Таким образом, вера в отличие от убеждения, имеет в качестве своего предмета гипотетические положения. Эти положения формируются на основе познания и практической деятельности человека. Однако содержание веры нельзя непосредственно вывести из этих предпосылок. Между логическими и эмпирическимипредпосылкамиверыисодержаниемсамойверыимеется разрыв. Преодоление этого разрыва осуществляется на основе волевого выбора, интуиции и других нерациональных форм познания. Проблема состоит в том, как объяснить основание этого выбора, дать ему естественное или сверхъестественное толкование. С точки зрения персонализма, основание веры носит не гносеологический, а этикорелигиозный характер. Каждое частное верование возможно лишь в силу приобщения человека к функциональной вере – вере в Бога.
Рационализм, не отрицая присутствия в познавательном процессе нерациональных моментов, интуиции, веры, считает необходимым дать
им естественное объяснение на основе взаимодействия общественной и индивидуальной сторон познающего субъекта. Реальный познающий субъект – это индивид, освоивший достижения человечества, культуру, превративший их в свои силы и способности.
В отечественной литературе преодолен односторонний взгляд на веру, как только религиозную. Когнитивный аспект феномена веры раскрывает Л.А. Микешина. В науке, в отличие от религии, вера в большинстве случаев основывается на знании, но не прямо, а косвенно,
опосредованно. Научные положения принимаются на веру лишь в том
случае, когда они получают косвенное обоснование в качестве элемента
36
целостной системы личностного знания, "вписываются" в его
философско-мировоззренческий и ценностно-смысловой контекст.
Наличного знания, всего предшествующего познавательного опыта
субъекта достаточно для интуитивного "обоснования" веры, но
недостаточно для рационального обоснования объекта веры (некоторого
знания). Вера выполняет компенсаторные функции, она компенсирует
недостаток средств рационального обоснования, восполняет недостаток
знания (В. Савчук, В. Сумятин).
Субъектом веры чаще всего выступает отдельный ученый или
научный микросоциум. Наука в своих исходных методолого-
гносеологических установках ориентирована на доказательство
объективной истинности всех положений; положения же, принимаемые
на веру, относятся к ненаучным.
В концепции К. Поппера о "трех мирах" в метафорической форме
зафиксировано, по существу, два основных значения понятия "знание".
Речь идет, во-первых, о знании как "состоянии сознания" или
"ментальных состояниях"; во-вторых, о знании как "объективном
содержании мышления", представленном объективированными "единицами" знания.
Как известно, К. Поппер считает неприемлемым для анализа научного познания продуктов "второго мира" – состояний сознания потому, что они, по его утверждению, не обладают статусом знания, но являются субъективной верой. Отсюда представители традиционной теории познания – Локк, Беркли, Юм, Кант и даже Рассел – это "философы веры", а не исследователи знания, поскольку они исследуют его в смысле "я знаю", выражающим субъективную веру, а не "критическое предпочтение" [120, c. 442].
Очевидно, что такая постановка вопроса не может быть признана удовлетворительной, так как возможность теории познания в принципе обусловлена именно познавательной деятельностью субъекта и его знанием. Признавая несовпадение двух значений понятия знания и правомерность каждого из них, продолжим обоснование
эпистемологического статуса знания, именуемого "состоянием сознания", его тесной связью с верой и пониманием.
Необходимость использования в эпистемологических текстах понятия веры как субъективного доверия достаточно обоснована, не отрицается вера как реальный факт существования в познавательной деятельности, но гносеологический, логико-методологический статус, а также социокультурные и коммуникативные ее истоки – это всё проблемы, требующие исследования.
Нас интересует гносеологический статус веры, с учетом ее
ценностной и социокультурной природы, в соотношении со знанием и
37
пониманием. Поэтому необходимо выявить, в чем состоит
конструктивный характер веры, какие виды достоверности,
субъективного доверия охватываются этим понятием.
Очевидно, что существование веры в познавательном процессе не
вызвано отсутствием или недостатком информации, это лишь частный
случай, момент веры, не носящий всеобщего характера, а главное – не
объясняющий ее роли в познании. Можно бесконечно наращивать объем
информации, но ее усвоение и использование по-прежнему будут
осуществляться на основаниях и предпосылках, в той или иной степени
принятых на веру. Неточно и утверждение о том, что вера – это то, что не
имеет достаточных оснований. При такой трактовке возникает
определенное отрицательное отношение к феномену веры, стремление к
ее полной элиминации из познавательной деятельности субъекта, а тем
более из системы знания. Выявление конструктивной природы веры
возможно лишь в случае признания существования объективных
основанийсубъективнойверы.ЭтоотметилещеДж.Локк,сточкизрения
которого «вера стоит сама по себе и на своих собственных основаниях»
[85]. «Она (вера – уточн. – Е.К.) не может быть снята с этих оснований и помещена на основание познания. Эти два основания так далеки от того, чтобы быть одним и тем же, или от того, чтобы иметь что-нибудь общее, что, когда вера доведена до достоверности, она разрушается. Тогда это уже более не вера, а знание» [85].
Итак, вера, как и знание, имеет основание, но основания веры и знания различны. Различие в основаниях носит не просто частный характер, а обладает фундаментальным значением, изменения же в степени и характере обоснованности противоположно направлены. Знание получает свой статус в результате логического оформления, обоснования, проверки, доказательства достоверности и истинности и лишь в таком качестве оно обретает не только когнитивную, но и социальную значимость, начинает функционировать в культуре, включаться в коммуникации и различные формы деятельности. Вера же базируется совсем на другом – на основе социокультурной,
коммуникативной апробации, социальной санкции и общезначимости того, во что верят. И лишь затем может возникнуть необходимость рефлексии и критики оснований субъективного доверия, сам пересмотр которыхбудетосуществлятьсянабазеновыхсоциальноапробированных "несомненностей" [См.: 106; 107].
Вера составляет обязательный компонент личностного знания и в то же время сама базируется на нем. Введенное М. Полани понятие "личностного знания" как неотчуждаемого "личностного коэффициента"
позволяет увидеть важную составляющую субъекта познания в целом.
Для М. Полани – это невербализованное знание, представленное как
38
индивидуальные навыки, умения, практическое знание, как знание о
пространственной и временной ориентации субъекта. Очевидно, что
подобного рода знание неотделимо от субъективной уверенности в нем,
независимо от способов и степени подтверждения и проверки [118, c.
128-154]. Однако М. Полани оставил без внимания другие формы
личностного значения, где вера также присутствует и имеет объективные
основания. Прежде всего, это доверие к показаниям органов чувств,
которое коренится в чувственно-практической деятельности человека,
являющейся также основанием для категоризации действительности, то
есть отнесению объектов к определенному классу вещей, выдвижение
"объект-гипотез", наделяющих смыслами сенсорные данные. Не менее
значимым является формирование перцептивной установки как доверия
ипредрасположенности к определенным оценкам и деятельности
субъекта – своего рода, модели ожидаемых сенсорных событий,
являющейся выражением предшествующего опыта субъекта. Важная
особенность этих объективных предпосылок и оснований субъективной
веры – их социально-культурная обусловленность, порождаемая
включенностью субъекта в определенное социальное бытие, коммуникации, в культурно-исторические условия в целом. Субъективное доверие возникает на уровне восприятия не только как результат собственно сенсорных процессов, апробации данных в деятельности, но и как принятие на веру социального опыта в целом, образцов и установок, представленных в культуре.
Доверие, согласно современному философу А.С. Чупрову, есть не что иное, как живая душа всякой веры. «Вера рождается не из священных текстов. Она произрастает из доверия. Превращаясь в уверенность, вера несет в себе родовые черты доверия. Правда, со временем вера заслоняет доверие, оберегая и одновременно делая его незаметным» [160, c. 73]. Подчеркивая, с одной стороны, вещь очевидную – «понятия “вера” и “доверие” из одного “смыслового гнезда” [160, c. 73]; с другой стороны, подчеркивая различия веры и доверия, которые «совсем не те, о которых обычно пишут богословы и религиозные философы» [160, c. 73],
А.С. Чупров говорит о социально весомых по смысловому значению ‘вещах”: «Самая большая опасность веры – сомнение. Самая большая опасность доверия – обман. Вероломство – это всегда удар по доверию, а не вере. Утратившие веру слабы. Утратившие способность доверять – циничны,порой жестоки ичасто одиноки.Нои первые, и вторые – всегда несчастны» [160, c. 73].
Проблемы,связанныесвзаимоотношениемрелигииинауки,сложны
имногогранны. М.Д. Ахундов и Л.Б. Баженов сформулировали ряд
признаков, резко отличающих науку и научное мировоззрение – с одной
стороны, и религию и религиозное мировоззрение – с другой [5, с. 42-44].
39
1.Наука как система объективного знания не может быть связана
всвоем содержании с теми или иными особенностями: отдельных наций,
этнических групп и даже целых регионов. Это, конечно, не исключает ни
того, что она возникла во вполне определенных регионах, ни того, что в
разных странах достигнут разный уровень ее развития. Но по своему
содержанию наука наднациональна, космополитична.
2.Наука единственна, религия множественна.
3.Научное знание в силу своего объективного характера носит и
надличностный характер. Религиозное знание всегда имеет личностную
форму – это заветы предков, тексты пророков, знания, открытые
богоизбранным личностям высшей силой и т.д.
4.Наука арелигиозна. Подчеркивая именно "а", а не "анти".
ученый может верить в Бога и рассматривать природу как книгу,
написанную Богом на языке математики (как это делал Галилей), но он
все равно должен расшифровать этот текст, не прибегая к
непосредственному проникновению в божественный замысел.
5.Наука и религия противостоят по вопросу об источнике знания.
Источником научного знания являются опыт и разум, источником религиозного знания является откровение.
6.Научные тексты всегда не закончены, допускают как дополнения, так и пересмотр. Религиозные тексты, являясь результатом откровения, завершены,закончены, впринципе не допускаютизменения.
Вопрос: "Что лежит в основе глубинных тенденций в современной науке?". По мнению К.Ф. Вайцзекера, объединяющим началом является вера в применимость рациональных принципов, стремление к первоначальному единству, заложенному в природе вещей. Идея о существовании этого единства встречается у многих физиков.
Макс Планк говорил об определенной закономерности, независимой от существования мыслящего, познающего субъекта, о разумности мироустройства", истинная сущность которой непознаваема и в некоторой степени воспринимаемая "… лишь через призму наших органов чувств и опосредованных ими измерений [117, c. 31].
Вольфганг Паули пишет: "У Эйнштейна есть чувство центрального порядка вещей… Центральный порядок принадлежит для него как к субъективной, так и к объективной области" [Цит. по: 33, c. 326]. В. Гейзенберг (великий физик, учитель К.Ф. Вайцзеккера) писал: "В конечном итоге всегда побеждает центральный порядок, или, пользуясь античной терминологией, "единое", в отношение с которым мы выступаем на языке религии…" [33, c. 326]. В. Вайцзеккер говорил о бессознательной реализации целей науки. Его мысли, в свою очередь,
перекликаются с высказываниями М. Планка о том, что и религия, и
естествознание в равной мере нуждаются в вере; для религии Бог – в
40