Postklassicheskaya_ontologia_prava_monografia__pod_red_I_L_Chestnova_-_Tolkovanie_istochnikov_prava

Г) Прагматическое понимание права.. Прагматическое понимание права — это трехсторонние отношения между правом, реальностью и человеком.. В результате прагматического понимания формируется особый вид знаний — собственный, экзистенциальный, опыт субъекта.. Любой правовой текст, и действие, выраженное в нем, можно рассматривать как модель знаний, которая актуализируется в ситуации ее исполнения.. Прагматизм связывает осуществление правового действия с пониманием его смысла.. Теории, которые рассматривают действие как средство реализации цели, пропускают важный аспект исследования действия — понимание его исполнения.. Каждое действие исполняется в ситуативном контексте, который задает границы и условия возможностей исполнения действий173.. В ходе исполнения действий, человек должен постоянно реагировать на новые вызовы изменения ситуации.. Поэтому действие и ситуативный контекст действия образуют неразрывное целое.. Такая целостность характеризуется тем, что человек одновременно воспринимает и оценивает, как само действие, так и ситуацию его совершения.. В процессе исполнения действия происходят постоянные изменения ситуации, которые влияют как на оформление, так и на переоформление действия.. Такой процесс характерен не только для каждого отдельно действия, но и для интерсубъективных действий в целом..

Ориентация действия на смысл проводит черту между собственным и несобственным действием, на что обращают внимание постклассические подходы.. Как подчеркивает известный немецкий философ Мартин Хайдеггер, человеческое понимание — это особый вид бытия, который он называет дазайном (от нем. — «Dasein», дословно «быть здесь и сейчас»).. Дазайн отпечатан собственными знаками,

173  Ситуативный контекст накладывает на действие ряд особенностей: 1)временное течение действия, что означает невозможность обращения вспять событий, сопровождающих действие; 2)изменение и обновление действия через каждую новую ситуацию, которая обуславливает «реверсивность» действия — переход в другие фазы и состояния; 3) обусловленность принятия решения тем пространством, где действие совершается.. Временной характер действия не означает его линейность или последовательность отдельных этапов совершения действия, скорее наоборот, это подчеркивает разветвление и взаимную зависимость различных намерений и мотивов.. По этим причинам действие никогда не может придерживаться схем, оно всегда развивается из контекста.. Это значит, что действие не придерживается и не поддерживается целью, как это считают классические подходы.. Скорее, действие сопровождается и направляется смыслом его осуществления, который формируется через взаимосвязь с другими действиями и обстоятельствами..

которые философ называет экзистенциалами.. Экзистенциал отмечает нашу принадлежность миру, и является непосредственным (собственным), достоверным знанием.. Такое знание лежит в основе веры, формирует собственное убеждение в том, что приобретенный опыт осуществления действия верен, и не требует других форм подтверждения.. Такое понимание М.. Хайдеггер называет «экзистенциальным анализом» бытия.. «Если «жизненный мир» — это мое собственное бытие, то черта понимания проходит между двумя модусами: моим собственным и несобственным действием», — пишет мыслитель174.. Поэтому на прагматическом уровне ставится вопрос не о цели действия и даже не о мотиве, а о его смысле..

В перспективе прагматического понимания права, предметом проверки и критики становится, прежде всего, нормативные знания.. Как подчеркивают немецкие юристы Э.. Гедо и Т.. Швендер, нормативность можно рассматривать со следующих критических позиций: 1).. Необходимости целерационального измерения для социальной практики.. Сегодня социальная интеграция как бы авансируется нормативностью, обязывая к «правильным», с точки зрения норм, действиям.. Такая нормативность закладывает цели с помощью действий, не имеющих обоснования, и не признает других альтернатив; 2).. Универсальности измерения нормативности, которая означает признание власти, которая в условиях анонимной, не персональной публичности, может приводить к необоснованному вторжению в частный мир, делать личность просто «субъектом»175..

Нормативность предпосылает специфическое (рациональное) описание средств достижения целей.. В знаковом пространстве, такие нормы связаны с предварительно заданными значениями права, представляющими теоретические знания.. Прагматика отдает предпочтение практическим знаниям, делая акцент на эффективности, действенности нормативности, связанности правовых действий с пониманием человека, который всегда действует в ситуации.. Хотя теория позволяет моделировать различные ситуации и, соответственно, делать их предметом оценки, многих объектов для моделирования не существует.. Поэтому применение теоретических моделей права на практике можно поставить под сомнение..

174  Heidegger М.. Sein und Zeit.. Tuebingen: Max Niemeyer, 2001.. S.. 144f..

175  У Мартина Хайдеггера этот уровень идентифицируется безличным местоимением „man“..

Прагматическое понимание способствует проверке обхождения юристов с языком.. Прагматика обязывает рассматривать действия в рамках тех условий, которые актуальны в ситуации.. «Нарушение такой ситуации чревато тем, что деформируется соотношение между той информацией, которая заложена в юридических текстах и в тех действиях или правоприменительных актах, которые из этих текстов вытекают <.. .>.. Поэтому герменевтический аспект изучения юридического языка должен быть дополнен практическим подходом к распредмечиванию юридических текстов», — считает российский ученый Т..П.. Агафонова176..

Проверка нормативности предполагает также анализ обстоятельств, которые являлись причиной создания правового текста (уровень имеющихся знаний, мотивы авторов права, социальные и исторические условия его создания), которые сравниваются с реальной ситуацией.. Прагматика ставит под сомнение утверждение о том, что понятие «интенция автора» можно понимать, как реальное персональное намерение.. Подчинение собственного понимания интенции автора текста, который всегда ориентирован на собственный языковой и жизненный опыт, невозможно.. «Интерпретатор должен подчиняться тексту не потому, что интерпретация — это власть знаний, а потому, что это добровольный процесс самоподчинения тексту», — подчеркивал Х..-Г.. Гадамер..177 Всякое подчинение однажды оформленным знаниям означает подчинение чужому опыту, «объективность» которых в строгом смысле невозможна..

Дифференциация понимания права в аспекте познания (теоретического знания) и его пользы для практики (прагматического интереса) выводит нас к мысли о том, что конкретное понимание права является своеобразной пробой собственных возможностей для человека.. Ценность и смысл права состоит в его многоаспектности, которые подтверждаются конвенционально.. Поэтому жизнь права зависит от коммуникации и диалога..

176  Агафонова Т. П. Рационалистическая интерпретация юридического текста и основы правовой герменевтики // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук.. 2011.. № 9.. С.. 100–101..

177  Gadamer H. G. Wahrheit und Methode.. S.. 316..

Классическое и постклассическое правопонимание как стили философско-правового мышления

Е.В. Тимошина

Введение в обиход российской теории права на рубеже XX– XXI вв.., прежде всего усилиями А. В. Полякова и И. Л. Честнова, концептуальной схемы «классика — постклассика» преследовало, как это видится сегодня, несколько взаимосвязанных целей..

Во-первых, в предлагаемой дихотомии «классика — постклассика» отчетливо просматривалась попытка представить теорию права в качестве неотъемлемой части социогуманитарного знания, что создавало таким образом возможность для определения стратегии развития и перспектив российской теории права.. Во-вторых, использование данной схемы было одним из способов обосновать радикальную необходимость обновления методологических оснований российского теоретического правоведения: фиксируя историчность научного знания, эта схема наглядно демонстрировала невозможность мыслить право в соответствии с методологическими стандартами позапрошлого века.. В-третьих, это был один из способов дистанцирования от безраздельно господствовавшего тогда в российском правоведении юридического позитивизма, который в этой схеме был помечен красным маркером «классичности»..1 В-четвертых, акцен-

1  Думаю, что позиция, представляющая юридический позитивизм (наряду с юснатурализмом) как исключительно классический вариант правопонимания (см.., напр..: Поляков А. В.. Что есть право? // Правоведение.. 2012.. № 6.. С. 207–208), в известном смысле огрубляет историю и содержание данного теоретико-правового подхода.. Очевидно, что юридический позитивизм может быть классическим (в варианте Дж. Остина и Г. Ф. Шершеневича) и постклассическим (например, в варианте Г. Кельзена и Г. Харта) — стилевые различия между ними легко прочитываются уже на уровне методологических оснований соответствующих правовых концепций.. В связи с этим трудно согласиться с интерпретацией учения Г. Кельзена как класси-

тирование внимание на такой особенности классического правопонимания, как его «бессубъектность»,2 позволяло — вследствие противопоставления классики и постклассики — обосновать введение в правовую теорию принципиально новой характеристики права — так называемой человекоразмерности.. В-пятых, представление классических правовых концепций как исключительно «односторонних» также позволяло, вследствие все той же подчеркиваемой оппозиционности классики и постклассики, обосновать проект интегральной теории права как, по сути, безальтернативного варианта развития постклассического правопонимания..

В данной работе мне хотелось бы, с одной стороны, представить дополнительные аргументы в пользу актуального теоретико-методоло- гического значения данной концептуальной схемы, обратившись к основаниям данной типологии и предприняв попытку — через понятие стиля мышления — обобщить основополагающие особенности классического и постклассического правопонимания, с другой стороны, обратить внимание на те затруднения, которые несет с собой постмодернистская эпистемология и которые очевидно требуют разрешения..

1. Избыточность «постнеклассики» в теории права.. Стремясь к терминологической определенности, примем допущение о синонимичности терминов «неклассический» и «постклассический».. Выделение в теории права еще одного этапа — так называемой постнеклассики, в свое время заимствованной из концептуальной схемы В. С. Степина,3 видится избыточным.. Как известно, В.  С. Степин, прежде всего применительно к истории естествознания,­

ческого только на основании его так называемой «односторонности» (Поляков А. В. Правовые учения ХХ в. // Козлихин И. Ю.., Поляков А. В.., Тимошина Е. В.. История политических и правовых учений.. СПб.., 2007.. С. 398, 469), так как чистое учение о праве базировалось уже на неклассических методологических стратегиях, в частности, на неокантианстве и аналитической феноменологии Э. Гуссерля периода «Логических исследований»..

2  Поляков А. В. Прощание с классикой, или как возможна коммуникативная теория права // Российский ежегодник теории права.. № 1.. 2008.. СПб.., 2009.. С. 12..

3  Позиция ученого представлена, в частности, в следующих работах: Степин В. С. 1) От классической к постнеклассической науке (изменение оснований и ценностных ориентаций) // Ценностные аспекты развития науки / отв.. ред.. Н. С. Злобин, В. Ж. Келле.. М.., 1990.. С. 152–166; 2) Саморазвивающиеся системы и постнеклассическая рациональность // Вопросы философии.. 2003.. № 8.. С. 5–18; 3) Классика, неклассика, постнеклассика: критерии различения // Постнеклассика: философия, наука, культура / отв.. ред.. Л. П. Киященко и В. С. Степин.. СПб.., 2009.. С. 249–295..

выделял­ три типа научной рациональности — классический, неклассический и постнеклассический.. Однако его позиция даже

вкачестве концептуализации истории и современного состояния естествознания не стала общепризнанной.. В социогуманитарном же знании, в том числе — в теории (философии, социологии) права, такая типология представляется избыточной, так как положенные

вее основание и ориентированные на историю естественных наук критерии — типы изучаемых наукой системных объектов (соответственно простые, сложные, саморазвивающиеся), а также «глубина рефлексии по отношению к самой научной деятельности»4 — не соотносимы с историческим развитием собственно теоретико-право- вого знания.. Во всяком случае без разработки критериев соответствующей типологии правопонимания, которые позволили бы обосновать выделение также и постнеклассического правопонимания, говорить об этом несколько преждевременно.. Далее такие критерии, позволяющие обосновать типологию классического и постклассического правопонимания, будут предложены (см.. п. 3)..

Соответственно методологически оправданным видится выделение классического и постклассического (или, что то же самое, — неклассического) правопонимания.. Поддержку такой позиции можно найти у В. С. Швырева, который, комментируя предложенную В. С. Степиным типологию, предлагал исходить «прежде всего, из различения классической и неклассической в широком смысле, или, может быть, во избежание терминологической путаницы лучше говорить — постклассической рациональности»..5 Кроме того, и сам автор данной концептуальной схемы В. С. Степин в одной из своих последних монографий исходит уже из типологии научной рациональности на классическую и неклассическую,6 а интерпретация им эволюции типов системных объектов, этапы которой ранее использовались в качестве одного из оснований типологии научной рациональности, претерпела существенные изменения: типы системных объектов (составные предметы — простые системы — сложные саморегулирующиеся системы — сложные саморазвивающиеся си-

4  Степин В. С. Теоретическое знание.. Структура, историческая эволюция.. М.., 2000.. С. 633–635..

5  Швырев В. С. Мой путь в философии // На пути к неклассической эпистемологии / отв.. ред.. В. А. Лекторский.. М.., 2009.. С. 231–232..

6  Степин В. С.. Человеческое познание и культура.. СПб.., 2013.. 140 с..

стемы) рассматриваются ученым исключительно в качестве стадий техногенеза и как таковые не коррелируют с эволюцией способов описания объектов в социально-гуманитарных науках..7

2. Стиль мышления vs. парадигма: к обоснованию по­ нятия.. Мы исходим из того, что классическое и постклассическое правопонимание представляют собой своеобразные стили философ- ско-правового (теоретико-правового) мышления,8 типологические особенности которых определяются типом научной рациональности.. Данное утверждение требует как соответствующего обоснования, так и доказательства его теоретико-методологического значения.. В аргументации, таким образом, нуждаются, во-первых, само понятие стиля мышления, во-вторых, общенаучный характер типологии научной рациональности на классическую и постклассическую, позволяющий использовать такую типологию в качестве инструмента концептуализации истории и современного состояния теории права..

В основе типологии классического и постклассического правопонимания лежит представление о том, что научное знание (и знание теоретико-правовое не является исключением) представляет собой исторически развивающееся явление, формирующееся в границах определенного социокультурного контекста.. Определяемые фундаментальными ценностями культуры соответствующей исторической эпохи способы видения реальности в науке, методы научного исследования, стандарты изложения научного знания, критерии научности, не всегда эксплицируемые мировоззренческие основания науки — в конечном счете образуют то, что можно было бы обобщенно выразить через категорию «стиль научного мышления»..

Для того чтобы пояснить реальность стилевых различий классического и постклассического теоретико-правового знания, достаточно поставить несколько вопросов — «научно» ли, например, полагать, что какая-либо из современных теорий права является

7  Там же.. С. 54–55..

8  В данном контексте мы сознательно пренебрегаем возможными дисциплинарными различиями между теорией права и философией права, принимая допущение, что их обобщенным предметом являются наиболее общие эпистемологические, онтологические и аксиологические проблемы интерпретации права (о зыбкости дисциплинарных границ между теорией права и философией права см.., напр..: Твайнинг У.. Общая теория права / пер.. с англ.. М. В. Антонова, А. В. Полякова // Российский ежегодник теории права / под ред.. А. В. Полякова.. 2010.. № 3.. СПб.., 2011.. С. 246– 255)..

На первый взгляд смущающий своей неопределенностью и кажущейся избыточностью термин «стиль философско-правового мышления» используется здесь в значении, подобном тому, которое К. Мангейм сообщил введенному им понятию «стиль мышления», рассматривая его в качестве «объективной мыслительной структуры»,10 которая, обладая собственными закономерностями возникновения и развития, представляет собой систему характеризующих ее устойчивых онтологических, эпистемологических

иаксиологических признаков.. По мнению ученого, человеческая мысль, как и искусство, развивается «стилями», основополагающие особенности которых поддаются реконструкции.. «Современная история искусства, — пишет он, — выработала довольно точный метод классификации важнейших стилей и реконструкции (в рамках отдельных стилей) постепенных процессов изменений, благодаря которым мелкие изменения аккумулируются, приводя к полному изменению стиля».. Именно поэтому обученный историк искусства, предварительно не знакомый с произведением, всегда может сказать, что «оно было написано в таком-то году художником такой-то школы».. Мы, таким образом, исходим из того, что и наука как особый тип мышления развивается стилями, основополагающие особенности и различия которых «обученный историк» соответствующей науки может реконструировать.. Данный подход, подчеркивает К. Мангейм, позволяет рассматривать историю мысли «не как обычную историю идей, а через анализ различных стилей мышления, их рождения и развития, слияния

иупадка…»..11

Понятие «стиль научного мышления» стало активно использоваться в отечественной философии науки начиная с конца 1960-х

10  Манхейм К.. Консервативная мысль // Манхейм К.. Диагноз нашего времени.. М.., 1994.. С. 594..

11  Там же.. С. 572–573. — Рассматривая культуру как логико-смысловое единство образующих ее элементов (включая, разумеется, и науку), обусловленное основополагающей идеей культуры, П. А. Сорокин также считает возможным при характеристике культурных явлений использовать термин «последовательный стиль».. С его помощью высшее единство явлений культуры «ощущается… компетентными знатоками… столь же несомненно, как если бы оно могло быть проанализировано с математической… точностью» (Сорокин П. А.. Социальная и культурная динамика.. СПб.., 2000.. С. 26–27)..

годов..12 При этом подчеркивается, что интерес к данному понятию было инициирован переводом книги М. Борна, который, в частности, писал: «…Я думаю, что существуют какие-то общие тенденции мысли, изменяющиеся очень медленно и образующие определенные философские периоды с характерными для них идеями во всех областях человеческой деятельности, в том числе и в науке.. Паули в недавнем письме ко мне употребил выражение “стили”: стиль мышления — стили не только в искусстве, но и в науке.. Принимая этот термин, я утверждаю, что стили бывают и у физической теории, и именно это обстоятельство придает своего рода устойчивость ее принципам.. Последние являются, так сказать, относительно априорными по отношению к данному периоду.. Будучи знакомым со стилем своего времени, можно сделать некоторые осторожные предсказания.. По крайней мере можно отвергнуть идеи, чуждые стилю нашего времени»..13

Интерес к понятию стиля мышления, как отмечает В. Н. Порус, связан с усилением общей тенденции рассмотрения процессуальных характеристик научного познания, переместившей акценты с проблемы структуры научного знания на анализ его развития: «Понятие “стиль”, ранее используемое по преимуществу в искусствознании, литературоведении, теории архитектуры и других областях гуманитарного знания, теперь прочно ассимилировано философско-методологической рефлексией благодаря своей способности “схватывать” важные характеристики различных истори-

12  Сачков Ю. В.. Эволюция стиля мышления в естествознании // Вопросы философии.. 1968.. № 4.. С. 70–81; Новик И. Б.. Вопросы стиля мышления в естествознании.. М.., 1975.. 144 с..; Кравец А. П.. Стиль мышления как выражение единства научного знания.. Воронеж, 1981.. 189 с..; Малиновский П. В.. Проблема стиля научного мышления.. Научно-аналитический обзор.. М.., 1986.. 58 с..; Порус В. Н.. 1) Стиль научного мышления в когнитивно-методологическом, социологическом и психологическом аспектах // Познание в социальном контексте / отв.. ред.. В. А. Лекторский, И. Т. Касавин.. М.., 1994.. С. 63–79; 2) На пути к сравнительной эпистемологии // Флек Л.. Возникновение и развитие научного факта.. Введение в теорию стиля мышления и мыслительного коллектива / сост.., предисл.., пер.. с англ.., нем.., польского яз.., общ.. ред.. В. Н. Поруса.. М.., 1999.. С. 7–18; Пружинин Б. И.. 1) Культурно-истори- ческая природа познания и стиль научного мышления // Стиль мышления: проблема исторического единства научного знания.. К 80-летию Владимира Петровича Зинченко / под ред.. Т. Г. Щедриной.. М.., 2011.. С. 28–42; 2) «Стиль научного мышления» в отечественной философии науки // Вопросы философии.. 2011.. № 6.. С.. 64–74..

13  Борн М.. Физика в жизни моего поколения.. Сб.. ст. / под общ.. ред.. и с послесл.. С. Г. Суворова.. М.., 1963.. С. 227–228..