6 курс / Судебная медицина / Сапожников
.pdfпозволило нам сделать вывод о бывшей попытке к самоубийству путем причинения ножевой колотой раны в области сердца с последующим самоповешением.
Второй случай: однажды по прибытии на место обнаружения трупа мы увидели висящего в ременной петле человека, ноги которого касались пола, колени были согнуты. В левом углу рта нами было замечено буровато-красноватого цвета небольшое пятно ожога. Спинка языка также представлялась обожженной, красно-бурого цвета. Изо рта ощущался запах уксусной кислоты. Одежда была в полном порядке. Других повреждений не замечалось. Представители следствия заподозрили в данном случае отравление-убийство с последующим подвешиванием трупа (симуляция самоубийства). Однако незначительность ожога на лице, отсутствие следов борьбы или самообороны заставили нас сразу же предположить в данном: случае самоотравление уксусной кислотой с последующим самоповешением (комбинированное самоубийство). Данные судебно-медицинского вскрытия трупа и дальнейшего расследования полностью подтвердили наше мнение.
Подобного рода случаи описывают М а ш к а , Г о ф м а н , Л и т т л ь д ж о н , Ч е р в а к о в и др.
В . Ф . Ч е р в а к о в (1937), напр., сообщает два случая, когда самоубийцы пытались лишить себя жизни путем перерезки крупных артерий рук, нанеся себе многочисленные резаные раны рук бритвой, а затем, уже потеряв много крови, произвели выстрелы из револьвера в голову.
Известен случай Liman'a причинения собственной рукой выстрела в голову человеком, стоящим на краю моста. После выстрела тело упало в воду, откуда было извлечено с огнестрельным ранением головы.
Г о ф м а н (1912) описывает случай, когда один мужчина застрелился, накинув предварительно на шею петлю, и был найден висящим в петле с огнестрельным ранением головы.
Kornfeld — случай самоубийства путем вколачивания в темя гвоздя, проникшего в венозную пазуху и вызвавшего смертельное кровоизлияние в головной мозг, причем перед вколачиванием гвоздя самоубийца пытался отравиться фосфорными спичками.
Реже всего при комбинированном самоубийстве встречается сочетание огнестрельных ранений с отравлениями. Однако два таких случаях сообщил все же Belohradsky (Прага 1880 г.).
Известны случаи самоубийства путем утопления, когда прежде чем броситься в воду самоубийцы привязывали к своей шее большие камни.
Вопрос о возможности в данном случае самоубийства разрешается обычно по отсутствию на одежде и на теле трупа следов борьбы или самообороны (при отсутствии в организме алкоголя, тяжелого заболевания и т.п.), иногда по сложности и вычурности привязывания груза, а также и по остальным обстоятельствам дела.
И . Н . Г о р о д к о в описал случай, когда самоубийца перед утоплением вложил в переднюю часть брюк большой камень, сверху туго завязавши брюки ременным поясом.
Рис. 43.
А . П . О с и п о в а - Р а й с к а я сообщает об одном самоубийце, который привязал к своей шее 4 кирпича и спустился по канату с баржи в воду; на барже остались фуражка покойного и его письмо к родителям.
100
Все эти обстоятельства необходимо учитывать при предварительном суждении о виде насильственной смерти и быть чрезвычайно осторожным в своих предположениях до производства полного судебно-медицинского вскрытия.
При рассмотрении имеющихся на трупе повреждений, уже при первичном осмотре — возможно иногда сделать ряд интересных выводов.
Так, напр., при наличии огромного количества ранений, что иногда может иметь место (у нас был случай убийства с нанесением ножницами свыше 100 ран, у Laugier — 142 ран, у Maschka — 285-ти ран!), следует думать о чрезвычайно резком исступлении убийцы.
Рис. 44.
Ножницы в нашем случае, нужно полагать, орудие убийства случайное. Очевидно, убийство не было заранее подготовленными произошло внезапно, в пылу ссоры, причем ножницы, повидимому, были первым попавшимся под руку предметом, которым возможно было причинить ранения. (См. рис. 43, 44 и 45).
Рис. 45.
Вид и характер ранений, особенности петель при связывании рук, данные осмотра обстановки, различного рода Следов, оружия и пр. — только все это вместе взятое дает нам возможность высказать предварительное наше суждение о происшедшем. Лишь тесная увязка судебно-медицинских и криминалистических данных может дать при первичном осмотре трупа на месте его обнаружения ожидаемый эффект.
Мы можем привести здесь крайне интересный в этом отношении и сложный случай раскрытия преступления, полностью подтверждающий высказанное нами положение. В гор. С. 27. ѴII-1928 г. в 11 ч. утра в доме гр-на К. были обнаружены убитыми 4 человека: хозяин дома гр. К., его жена, 4-летний сын и квартирант — гр. Б. При осмотре места происшествия было обнаружено следующее: входная дверь, выходящая во двор, оказалась прикрытой, но не запертой; дверь другого выхода из квартиры (также во дворе) была заперта и заложена палкой, просунутой через внутреннюю ручку, причем между пыльной палкой и дверью было протянуто несколько паутин — видно было, что эта дверь давно не открывалась. Входная дверь представлялась двухстворчатой, запиралась изнутри двумя большими тяжелыми железными крючьями, накладываемыми в круглые железные петли,
101
приделанные изнутри к каждой створке. На одну петлю был наложен крючок, другой крючок висел свободно. При тщательном осмотре двери каких-либо повреждений на ней не было найдено. Все окна были целы, заперты, выходили на одну из крупнейших улиц города, на которой движение не прекращалось почти всю ночь. Уже при осмотре двери возникли вопросы: отперта ли она была кем-нибудь изнутри при проникновении убийц в квартиру, оставалась ли открытой всю ночь (последнее обстоятельство было менее вероятно, так как, по показаниям всех соседей, дверь всегда запиралась), или, наконец, убийцы смогли снаружи открыть тем или иным способом запертую дверь? Часть из участников осмотра прошла в квартиру и заперла дверь на второй железный крючок, а один из опытных сотрудников розыска стал пытаться снаружи сбросить крючок, единственным в данном случае возможным способом — путем оттягивания вперед двери и просовывания в образовавшуюся крайне узкую щель тонкой плотной проволоки. Минут через 15—20 крючок удалось сбросить с петли. Однако при этом, во-первых, крючок упал со значительным грохотом и, во-вторых, на створках двери остались многочисленные линейные мелкие повреждения (содран верхний покрашенный слой дерева) от трения проволоки.
Таким образом предположение о возможности открыть дверь снаружи отпадало.
Входная дверь вела в просторные сени. В непосредственной близости (2—3 шага) от входной двери слева в сенях стояла простая старая железная кровать, на которой лежал труп спавшего здесь квартиранта гр-на Б. Труп высокого, хорошо сложенного молодого человека лежал на груди, поверх головы была наложена смятая окровавленная его одежда, накрытая подушкой, руки трупа были заведены назад на спину и в области лучезапястных суставов связаны небольшой мочальной веревкой одним простым узлом и вторым узлом в виде петельки (можно было себе ясно представить, что при потягивании за один конец петельки повязка свободно развязалась бы). Ноги трупа были вытянуты и почти на половину голеней высовывались наружу между железными продольными перекладинами кровати.
Кровать стояла ровно, следов сдвигания ее с места на крашеном полу не было заметно. Под трупом на матрасе в головном конце, смоченном кровью, был расстелен подкладкой кверху пиджак, причем последний был хорошо расправлен, не измят, следов борьбы, таким образом, не было заметно. (См. рис. 46).
Рис. 46.
После снятия с головы трупа подушки и окровавленной; смятой одежды оказалось, что среди окровавленных волос в области темени имеется большая, проникающая в полость черепа рубленая рана, в которую по самую рукоятку воткнут финский нож (с тупой спинкой). На постели, опираясь о левое плечо трупа, обухом вниз стоял окровавленный топор. На волосистой части головы трупа, кроме того, имелось 6 ушибленных ран, на шее под левым ухом — одна колотая и одна резаная рана поперек левого уха.
При поворачивании трупа на бок повязка рук развязалась, и окоченевшие руки с запачканными кровью ладонями (особенно правой) разошлись несколько по сторонам. Очевидно, связаны руки были крайне слабо.
При дальнейшем осмотре оказалось, что рубашка слева была рассечена поперек большим разрезом, на коже соответственно последнему под соском имелось три веерообразных
102
поверхностных надреза и одна поперечная царапина. Кожа в окружности на довольно значительном протяжении и одежда с внутренней поверхности были слегка запачканы кровяными мазками. На передне-левой поверхности шеи было разбросано несколько весьма поверхностных ссадин неправильно-полулунной формы. Других повреждений при первичном осмотре трупа не было замечено.
Рис. 47.
Из сеней мы вошли в маленькую кухню, оттуда — в столовую (в обеих комнатах каких-либо особенностей не отмечалось), затем в маленькую спальню, где стояла кровать, на которой лежали трупы гр-на К. и его маленького сына (рис. 47) и, наконец, в последнюю комнату — спальню жены гр-на К., труп которой лежал на постели, причем голова трупа была накрыта подушкой. (См. рис. 48,
49).
Рис. 48.
В ящиках комода, стоящего в комнате гр-на К., все было перерыто, так же как и во взломанном сундуке, находившемся в спальне гр-ки К.
На трупах гр-н К. были обнаружены многочисленные рубленые, ушибленные, ножевые, колотые и резаные раны (шеи были перерезаны до позвоночника), причем длинник колотых ран приблизительно соответствовал ширине клинка финского ножа, извлеченного из рубленой раны головы гр-на Б., а углы каждой колотой раны представлялись разными: один острый и один — слегка закругленный.
Нужно было полагать, что повреждения на всех трупах причинялись одними и теми же орудиями, а именно топором (лезвием и обухом) и финским ножом, причем в убийстве принимало участие, очевидно, не менее двух лиц. Создавалось такое впечатление, что гр. Б. сначала был связан, может быть после того, как ему причинили ряд ран, затем были убиты гр-не К., последние же удары вновь наносились Б., возле трупа которого и были оставлены орудия убийства.
103
Судя по развитию трупных явлений (запись которых производилась от 12 часов дня), приблизительно одинаково выраженных на всех трупах (трупные пятна в первой фазе стадии стаза, достаточно хорошо выраженное трупное окоченение, отсутствие признаков гниения), следовало предположить, что убийство произошло часов 11—13 тому назад, т.е., вероятно, между 12—2 часами ночи.
Рис. 49.
Со слов понятых (соседей), топор принадлежал гр-ну К. и стоял обычно в кухне за умывальником, а финский нож был весьма похож на нож гр-на Б., который часто носил его с собой.
Гр. К., инвалид, накануне только продал имевшуюся у него в собственности карусель за 3000 руб. Убийство, очевидно, было с целью грабежа. Среди разбросанных в ящиках комода бумаг была найдена, выданная за два дня перед тем, сберегательная книжка, из которой было видно, что 2700 руб. из полученных 3000 р. за продажу карусели были сданы гр-ном К. в сберкассу. Таким образом, убийцы, не зная о сдаче гр-ном К. денег в сберкассу, нашли, нужно полагать, не более 200—300 рублей.
При логическом разборе всех обнаруженных при первичном осмотре данных необходимо было прежде всего остановиться на трупе гр-на Б., метод убийства которого резко отличался от приемов убийства, примененных к остальным жертвам.
Если гр-не К. были убиты, повидимому, в весьма короткий промежуток времени решительными, сильными ударами один за другим, причем у всех у них, между прочим, были разрезаны шеи до самого позвоночника, даже у 4-летнего мальчика, который ни в какой степени не мог быть опасным ц отношении сопротивления, а мог лишь, очевидно, узнать кого-либо ш убийц,
— то гр. Б. был убит, повидимому, не сразу: его сочли возможным сначала связать и лишь затем причинили ему смертельные ранения (орудия убийства на трупе гр-на Б.).
Связывание рук жертве производится всегда с определенной целью — лишить ее возможности сопротивляться, причем связывают руки так крепко, что (если затем совершается убийство) и на трупе нам трудно бывает развязать туго затянутые узлы, приходится нередко брать нож и разрезать их. Связывание же гр-на Б. было произведено совершенно необычным путем: какой-то маленькой мочальной веревочкой и так слабо, что не требовалось особого усилия, чтобы развязать повязку; уже при поворачивании трупа на бок повязка легко и свободно развязалась.
Как показывает нам судебно-медицинская практика, жертва при связывании обычно оказывает весьма значительное сопротивление. В данном же случае, несмотря на то, что связанный гр. Б. был высокий крепкий молодой мужчина, следов борьбы не было: кровать не сдвинута, одежда не смещена, не измята, пиджак под гр-ном Б. расстелен ровно, также без следов беспорядка. Наконец, при внимательном осмотре повреждений на трупе гр-на Б. обращали на себя внимание большой разрез рубашки и в то же время мелкие веерообразные надрезы кожи и царапина в области сердца, чрезвычайно характерные для причиненных собственной рукой. Распространение кровяных мазков на довольно значительное пространство вокруг этих мелких, поверхностных повреждений кожи, а также запачканные кровью ладони, особенно правая, создавали впечатление умышленного размазывания небольшого количества крови на большее пространство.
Учитывая все сказанное в отношении трупа гр-на Б. (очевидное причинение гр-ном Б. самому себе мелких надрезов кожи, а вероятно, и ссадин на шее слева, размазывание крови вокруг ранения,
104
крайне слабое, совершенно необычное связывание рук, отсутствие в то же время следов борьбы и самообороны, убийство гр-на Б., повидимому, последним), а также и другие данные первичного осмотра (открытие запертой изнутри двери убийцам, употребление последними оружия, принадлежавшего хозяевам квартиры и, повидимому, ножа гр-на Б.), — возможно было тут же, по окончании первичного осмотра трупов на месте их обнаружения предположить следующее:
Гр. Б. был, очевидно, участником убийства!
Нужно полагать, что он открыл убийцам дверь и сам, вероятно, принимал участие в убийстве. План их, очевидно, состоял в том, чтобы после убийства и ограбления гр-н К., для того, чтобы не пало на него явное подозрение в участии в убийстве в случае его исчезновения из квартиры, — чтобы он оказался тоже в числе «жертв», случайно оставшимся в живых. Для этой цели он произвел большой разрез своей рубашки, причинил ряд надрезов кожи, размазал кровь на груди, повидимому осаднил себе кожу на шее и лег с тем, чтобы его связали. Убийцы связали его, а затем, для того чтобы отделаться от лишнего пайщика (тем более, что при ограблении вместо 3000 р., на которые они расчитывали, было найдено не более 300 р.), убили его и скрылись.
После такого предположения здесь же, на месте происшествия опросили ряд соседей по двору, с кем они в последнее время встречали гр-на Б. Оказывается, что гр-на Б. в последние дни нередко видели в обществе гр-на жившего в соседнем дворе.
Немедленно направились в квартиру А. и произвели у него тщательный осмотр и обыск, причем из-под кровати извлекли окровавленную одежду его и его жены.
Преступление было раскрыто.
Предположение наше при первичном осмотре трупов полностью подтвердилось. Гр. Б. был непосредственным участником убийства. Он сговорился об огрублении и убийстве с гр-нами А. и их родственником-подростком, который должен был стоять на карауле. Убивали трое: гр. Б., гр. А. и гр-ка А. Затем гр. Б. причинил себе незначительные повреждения на груди и на шее, разрезал рубашку и лег на кровать вниз лицом с тем, чтобы его сообщники связали бы ему руки для инсценировки покушения на его убийство. После этого обманутые в своих надеждах убийцы (действительно, денег оказалось всего лишь около 300 рублей вместо 3000 р.) решили убить и гр-на Б., что ими и было сделано.
Во всей этой довольно сложной картине помогли разобраться лишь данные первичного осмотра трупов на месте их обнаружения, причем, как нетрудно убедиться из всего вышеописанного, успех расследования обусловлен был лишь тем, что судебно-медицинские и криминалистические доказательства были теснейшим образом увязаны между собой и пополняли друг друга.
Только при этом условии мы можем расчитывать на наилучший эффект расследования.
При описании повреждений во время первичного осмотра трупа на месте его обнаружения необходимо озаботиться о достаточно хорошем освещении, так как при недостатке света, да еще искусственного, могут произойти ошибки в определении характера повреждений.
Нам вспоминается демонстративный в этом отношении случай из нашей практики.
Однажды ночью, перед рассветом, зимой мы прибыли на место происшествия в маленький домик, принадлежавший гр-ну Д., на одной из окраин города С.
Возле единственной входной двери в доме на полу очень маленьких темных сеней лежал труп хозяина домика, гр-на Д. Труп лежал поперек сеней на правом боку, в сильно согнутом положении; голова его была резко повернута вправо, шейные мышцы представлялись окоченевшими уже в такой степени, что изменить положение головы, не нарушая трупного окоченения, было уже нельзя. На шее слева и спереди на 2 поперечных пальца выше ключицы и параллельно последней располагалась линейная около 3 см длиной рана с ровными и гладкими краями и довольно острыми углами. Обращенный к средней линии шеи угол раны не доходил до нее на 4 см. Из раны выделилось довольно значительное количество крови, скопившейся в виде лужи под головой трупа. На лице трупа слева были разбросаны многочисленные брызги крови.
По словам раненой жены гр-на Д., находившейся по нашем прибытии уже в больнице, они накануне продали свою корову. Поздно вечером (вероятно, часов в 11) кто-то с улицы постучал во входную дверь. Вышедший на стук в сени гр. Д. окликнул стучавшего. Ответили — «Милиция». Гр. Д. отворил дверь и впустил в сени какого-то человека в милицейской форме, который скомандовал ему «руки вверх» и потребовал выдачи денег, полученных за проданную корову. Жена гр-на Д., услыхав все происходящее, закричала, разбила стекло в окне (в этот момент раздался выстрел) и выбросилась во двор, сильно поранив себе руки осколками разбитого стекла. На ее крик сбежались
105
люди, преступник скрылся, а кровоточившую раненую отправили в больницу. По близости телефона не было. Пока сообщили о случившемся в уголовный розыск, сотрудники которого прибыли на место происшествия, не сообщив ничего мне, пока затем ездили за мной,— с момента убийства до первичного осмотра трупа прошло, вероятно, не менее 4—5 часов.
Выслушав обстоятельства дела и осмотрев глубоко, повидимому, проникавшую, зияющую рану на шее (осмотр производился при свете горевшего в пузырьке с керосином фитиля, другого освещения не удалось получить, а электрический фонарь у сотрудников розыска оказался испорченным), я пришел к выводу, что рана на шее колотая, а не огнестрельная. На это указывала линейная форма раны, ровные, сильно разошедшиеся ее края, острые углы, повидимому, довольно глубокое ее проникновение.
Так как предварительное мое заключение резко расходилось с обстоятельствами дела, то после окончания первичного осмотра трупа мы немедленно поехали в больницу, где находилась раненая гр-ка Д., разбудили ее и долго опрашивали. Гр-ка Д. полностью подтвердила свои показания о выстреле и о всем происшедшем.
Утром, осматривая труп в светлом секционном зале, я сразу же убедился в своей ошибке. Рана была огнестрельная, по краям ее имелся узенький ободок осаднения. Брызг крови на лице не было, а были лишь разбросаны по лицу мелкие ярко-красного цвета углубления — ямки от внедрившихся в кожу и затем выпавших порошинок. При мигающем свете коптящего фитиля эти мелкие ямки были приняты мною за кровяные брызги. Ранка, действительно, была резко вытянута, вследствие чрезвычайно сильного сгиба головы вправо и натяжения кожи на передне-левой поверхности шеи, и на первый взгляд издали напоминала входное отверстие колотой ножевой раны. При насильственном нарушении трупного окоченения, и приведении головы в правильное положение ранка перестала уже быть похожей на линейную и представлялась овальной формы. Еще не подсохший ободок осаднения пулевого раневого отверстия при первичном осмотре трупа не выделялся с достаточной отчетливостью и не был замечен.
Таким образом, роль освещения при осмотре повреждений на месте происшествия весьма велика и при явно недостаточном освещении всегда возможны ошибки, подобные вышеописанной.
Осмотр при подозрении на отравление.
Втех случаях, когда при первичном осмотре трупа не отмечается каких-либо повреждений, когда перед наступлением смерти, судя по показаниям свидетелей, наблюдалась рвота, боли в области живота, судороги и другие острые болезненные симптомы, когда смерть наступила внезапно, неожиданно и невольно возникает мысль о возможности в данном случае отравления, тогда при первичном осмотре должно быть обращено особое внимание на такую возможность.
Каких-либо особых изменений в окружающей обстановке здесь, как правило, не будет. В таких случаях нас будут больше всего интересовать те или иные изменения или повреждения, могущие оказаться на трупе в связи с бывшим отравлением и, характеризующие таковое, остатки от ядовитых веществ, их запах, приборы, из которых мог быть введен яд, посуда, пища, наличие рвотных масс, оставленные записки. Еще только войдя в помещение, мы можем отметить иногда особый запах в помещении: (карболовой кислоты, уксусной и т.п.).
При осмотре трупа мы должны обращать особое внимание на расцветку трупных пятен, о которой мы уже говорили в главе о трупных явлениях и которая в ряде случаев может дать нам весьма ценные данные, указывающие на отравление. При отравлениях местно-действующими, прижигающими ядами мы можем найти ожоги, распространяющиеся на лицо (в случаях убийств), или лишь незначительные следы от них у угла рта, на спинке языка (не смешать с ожогами посмертное высыхание и побурение кончика языка, выступающего наружу из-за линии зубов).
Остатки ядовитого вещества могут быть найдены в виде мелких крупинок, приставших к развернутой бумажке, в виде жидкости в пузырьке, на дне рюмки, стакана и т.д.
Проф. Н. В. П о п о в (1938) отмечает, что при осмотре найденных на месте обнаружения трупа склянок никоим образом не следует доверять имеющимся на них этикеткам, так как нередко для помещения ядовитого вещества пользуются склянкой от лекарства и т.п.
Вкачестве приборов, из которых был введен яд, могут фигурировать шприцы, резиновые трубки, мягкие зонды, кружки для клизм и спринцеваний и т.п.
Приборы эти должны быть особенно тщательно осмотрены и описаны. Остатки пищи, обнаруженной на месте нахождения трупа, а также и рвотные массы во всех случаях, подозрительных на отравление, должны быть изъяты и направлены в судебно-медицинскую лабораторию для производства судебно-химического исследования.
106
Само собой разумеется, что, если при первичном осмотре трупа в случаях подозрения на самоотравление находятся те или иные письменные документы, подтверждающие подозрение (предсмертные записки, дневники и т.п.), то они должны быть отмечены в протоколе осмотра и изъяты для приобщения к делу в качестве вещественных доказательств.
107
ѴIII.
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ
Занесением в протокол найденных на трупе повреждений мы и заканчиваем первичный осмотр трупа на месте его обнаружения.
Отметив, в заключение, что по окончании первичного осмотра трупа на месте его обнаружения труп гр-на ..........................................................направляется в судебно-медицинский морг для производства судебно-медицинского вскрытия, а вещественные доказательства (перечислить их) приобщаются к делу, или направляются в судебно-медицинскую лабораторию на исследование, — все участники первичного осмотра трупа на месте его обнаружения подписывают протокол. Сначала ведущий осмотр представитель следствия (следователь), затем — судебно-медицинский эксперт, другие работники следственных органов и, наконец, понятые, причем последние подписывают полностью свое имя, отчество, фамилию и адрес.
При направлении трупа на судебно-медицинское вскрытие составляется препроводительное отношение с кратким перечислением основных обстоятельств дела.
Подобного же рода отношение прилагается и при направлении на исследование вещественных доказательств. Если не к моменту отправки препроводительных отношений с объектами, то вслед за ними, но обязательно к началу производства вскрытия трупа или исследования вещественных доказательств направляются копии протокола первичного осмотра трупа на месте его обнаружения.
Данные протокола первичного осмотра контролируются и пополняются данными судебно-медицинского вскрытия трупа, после чего только судебно-медицинским экспертом дается мнение по исследуемому случаю. Только тогда последнее может претендовать на полное и всестороннее освещение, достаточно обоснованное и подтвержденное в научном отношении.
Хотя по данным первичного осмотра трупа на месте его обнаружения, как видно из многочисленных разобранных нами случаев из практики, мы можем нередко сделать чрезвычайно ценные и важные для следствия выводы, часто направляющие весь ход предварительного следствия на истинный путь, однако выводы эти могут рассматриваться только лишь как предварительные.
Подобное положение с достаточной ясностью доказывается теми примерами, приведенными в данной работе, которые указывают на возможность при первичном осмотре трупа на месте его обнаружения ошибок и, иногда, довольно значительных, исправляемых лишь при производстве полного судебно-медицинского вскрытия трупа. Вот почему мы считаем, что заключения в письменной форме по протоколу первичного осмотра трупа не должно быть, так как заключение должно быть обосновано строго проверенными данными, которые возможно получить полностью только после всестороннего исследования дела, после судебно-медицинского вскрытия трупа.
Еще Ludwig в своем старом руководстве по судебной медицине отмечал, что «несомненно верный вывод по обследуемому происшествию в каждом отдельном случае можно сделать только после собрания и сравнительного между собой сопоставления всех обстоятельств его».
Это положение, конечно, совершенно правильное, и оно нисколько не снижает значимости первичного осмотра трупа на месте его обнаружения.
В настоящей книге мы отметили лишь главные, основные моменты, касающиеся исследования трупа на месте его обнаружения, не претендуя на представление исчерпывающих сведений по этому вопросу, так как тогда нам пришлось бы присоединить сюда основные разделы судебной медицины, касающиеся танатологии, что не входит в нашу задачу, ибо эта книга рассчитана на определенный контингент читателей — врачей и юристов, знакомых с основами судебной медицины.
Мы хотели здесь подчеркнуть самое главное, далеко еще не усвоенное многими врачами и представителями органов следствия — это необходимость полного единения методов криминалистического и судебно-медицинского исследования трупа и окружающей его обстановки, обеспечивающего наилучшее проведение предварительного следствия во всех случаях, связанных с насильственной или подозрительной на насилие смертью.
Практическое значение такого объединенного исследования трупа и окружающей его обстановки чрезвычайно велико.
При правильном проведении первичного осмотра трупа на месте его обнаружения мы можем получить такие ценнейшие данные, как определение факта смерти, ее времени и места, перемены
108
положения тела, движений раненого, установление последовательности и характера ранений, мы можем установить связь между имеющимися всевозможного рода следами и центром всего осмотра
— трупом, получив при этом ряд важных данных для определения вида насильственной смерти (убийства, самоубийства, несчастного случая), впоследствии пополняемых и расширяемых данными судебно-медицинского вскрытия трупа.
Наоборот, если труп для судебно-медицинского вскрытия направляется без обстоятельно проведенного первичного его осмотра на месте обнаружения, могут уже безвозвратно погибнуть многие важнейшие для правильного освещения дела доказательства: сотрутся подсохшие кровяные потеки, прибавятся новые; вследствие весьма быстрого иногда развития гнилостных процессов в трупе (напр., в жаркое летнее время), может быть резко изменен первоначальный вид повреждений и т.п.
По прочтении настоящей книги едва ли у кого-нибудь возникнет сомнение в обязательности участия врача при первичном осмотре трупа на месте его обнаружения.
Центральная часть всего осмотра — труп. Рассмотрение окружающей обстановки и следов может быть правильно проведено только при точном учете всех изменений или повреждений, имеющихся на трупе. Исследование же трупа не может быть рационально проведено без участия врача.
Таким образом, участие врача при первичном осмотре трупа совершенно необходимо и обязательно.
При подведении итогов осмотра и обсуждении предварительных выводов мы должны строить последние, исходя из строго логических предпосылок, выдвигая в первую очередь то, что наиболее просто и естественно, избегая вдаваться в фантастические предположения. Последнее обстоятельство наиболее опасно и может принести непоправимый вред всему делу предварительного следствия.
Основным принципом построения предварительных выводов, говорит «отец криминалистики» Ганс Г р о с с (1930), является следующее положение: «Самое простое — всегда самое верное!».
И это положение вполне правильно.
Ошибки в предварительных выводах при специфических, часто весьма неблагоприятных условиях первичного осмотра трупа на месте его обнаружения возможны и, как мы уже отмечали выше, встречаются, но они впоследствии обычно исправимы, и исправимы без особого затруднения. Однако при наличии различного рода фантастических умозаключений уже весьма трудно бывает потом направить весь ход следственного процесса на верный путь.
Я хотел бы закончить свой труд словами моего учителя, заслуженного деятеля науки проф. М. И. Р а й с к о г о , который всегда говорил нам: «Судебно-медицинский эксперт может ошибаться, но фантазировать и сочинять — никогда!».
109