книги / Собачий бог
..pdfБелая отскочила от окна. Шерсть ее поднялась дыбом, так, что показалось, будто собака мгновенно преврати лась в чудовище. Прыжок!
Треск рамы, струящийся звон стекла.
А дальше — выставленные вперед руки женщины и ее перекошенное от ужаса лицо.
Настольная лампа упала со стола, разбилась. Почемуто замигали и лампы дневного света на потолке.
Белая одним движением перекусила руку, освободила пасть и рывком достала горло.
И мгновенно, развернувшись в мягком кошачьем прыжке, выскочила в окно. Отбежала за сугроб. Бока ее ходили ходуном, с морды капала черная кровь.
В вагончике охранников раздался шум. Минуту спус тя распахнулась дверь, и пожилой охранник в камуфля же высунулся во тьму. Стоял, присматриваясь и прислу шиваясь.
—Ну, чего там, Егорыч? — спросил сонный молодой голос. — Закрой дверь — холоду напустил.
—Пойду посмотрю. Что-то вроде почудилось...
Пожилой вышел, закрыл за собой дверь. Подошел к
сторожке — и оцепенел, увидев не разбитое — а просто вынесенное вместе с рамой окно.
Егорыч подбежал, глянул в окно, холодея от ужаса.
В комнате все было в порядке. Шипел и рябил телеви зор. Горел свет.
Но на кушетке лежала женщина с вывернутой голо вой: вместо горла у нее была огромная зияющая рана, в которой еще хлюпало и журчало. Лужа крови натекала под радиатор. И в этой луже отражался экран телевизо ра и мигающие лампы дневного света.
Егорыч, вцепившись руками в остатки рамы, стоял, не в силах отвести глаз от этого дикого, нелепого зрелища.
И напрасно.
Потому что эта картина была последней, которую он увидел в своей жизни и которую унес с собой в вечность.
Сзади ему на спину длинным стремительным прыж ком упала гигантская тварь и сомкнула волчьи челюсти на заплывшей, в складках и седой поросли, шее.
* * *
Молодой охранник вышел, услышав вскрик. У него был служебный «Макаров», и его-то он и пытался дос тать из кобуры, когда бежал к распростертому на снегу Егорычу.
Егорыч лежал, раскинув руки, в белом круге фонар ного света. Кровь под ним казалась совершенно чер ной, и черным делался снег. Но с виду Егорыч был со всем как живой, только испуганный. И — ни одной царапины на лице.
— Ты чо, Егорыч? — крикнул молодой, вытащив нако нец «Макарова», механически снимая пистолет с предох ранителя. — Ты чего упал-то?
Молодой проследил за взглядом Егорыча. Задрал го лову: получалось, что Егорыч с ужасом рассматривал звездное небо. Но на небе не было ничего необычного.
— Во, блин! — растерянно сказал молодой, озираясь. Он озирался, поворачиваясь на месте, вместе с писто летом. И палец судорожно прилип к спусковому крюч ку. Он озирался, и в таком состоянии, казалось, не мог ни о чем думать. Но на самом деле в голове у него про носились картины одна за другой: с неба слетел Бэтмен. На полигоне приземлилась летающая «тарелка», и шус трые зеленые человечки с непомерно огромными голо вами и страшным оружием в руках прикончили не ус певшего ничего понять Егорыча и мгновенно улетели.
Среди обитавших на полигоне бомжей появился мань як. Какой-нибудь новенький из города, выдающий себя за бездомного: решил спрятаться здесь от правосудия, но не стерпел искушения. И... И... И что дальше?
Он снова невольно поднял голову. И на этот раз — по казалось — увидел. Какие-то быстрые тени мелькнули над ним, заслоняя звезды. И далекий, гаснущий в ночи лай послышался на краю небес.
И тут краем глаза возле здания собачника охранник заметил быструю тень.
Он мгновенно повернулся. Но все было тихо и пусто, и никто не бродил вокруг собачника с окровавленной лопатой в руке, и никто не прятался в тени.
Молодой сделал несколько шагов. Поднял «Макаро ва», подошел к дверям собачника, прислушался. Соба ки, кажется, тоже беспокоились. Порыкивали — навер ное, во сне.
Все-таки надо заглянуть — решил молодой. Откинул крючок, распахнул дверь. И прямо перед собой увидел желтые янтарные глаза, смеющиеся и благожелатель ные. Глаза, которые не обещали ничего дурного. Но в следующий момент глаза вспыхнули неистовой злобой, и охранник, падая на спину, начал стрелять. Он палил во что-то мягкое, тяжелое, что придавило его к бетонному полу. Он палил и пытался вывернуться, сбросить с себя непомерную тяжесть.
Потом раздался хруст — боли он почти не почувство вал. И глаза, сиявшие над ним, снова стали благожела тельными, как знаменитый ленинский прищур.
Он уже умер, когда рука сама сделала последний выст рел. Но, как и прежние, выстрел прозвучал глухо, слов но из-под подушки, и пуля увязла в чем-то невероятно плотном и вязком.
Когда охранник перестал биться, Белая подняла го лову и, стоя над трупом, оглядела сбившихся в кучку собак.
Они поняли ее безмолвный приказ. Скуля, прижима ясь животами к бетону, поползли к трупу. И по очереди, страшась и восторгаясь, ткнулись мордами в горячую пахучую кровь.
Кладбище Бахтин
Лавров очнулся. Вокруг была какая-то полумгла, и он не мог понять, где он и что с ним произошло. Он толь ко чувствовал в груди холод и непомерную, щемящую тоску.
Лавров встал на четвереньки, поднял голову.
Прямо перед ним была витая чугунная ограда, а за ней — высокий трехступенчатый монумент. У подножия монумента, полузанесенные снегом, стояли и лежали го лые обручи с остатками бумажных цветов.
С сумрачного неба летел легкий снежок. Царила пол ная тишина, а вокруг, насколько хватало глаз, высились разнообразные каменные плиты, чугунные кресты и мо нументы, похожие на пирамиды.
Лавров начал что-то медленно соображать — словно свет забрезжил в темной голове.
— Ну, здравствуй, переживший смерть, — сказал ктото не голосом, а мыслью.
Лавров вгляделся. У подножия монумента лежала ог ромная серебристая — то ли от снега, то ли от седины — собака. Она лежала спокойно, вытянув передние лапы, гордо подняв могучую красивую голову. Ее глаза сияли мягким светом.
— Кто ты? — глухо спросил Лавров. — Где я?
— Ты — Ка, возвращенный на землю из подземного Кинополя, собачьего ада, — ответил спокойный го лос. — И ты в некрополе. Там, где продолжится и закон чится Великая Война.
Лавров опустил голову, пытаясь понять то, что понять было невозможно.
—Ты неустрашимое и бессмертное существо, обречен ное на муки непонимания, — добавил голос. — Но пока не трудись понять то, что смертные понять не могут. По нимание придет к тебе постепенно. И ты узнаешь все, что знают духи.
—Зачем? — почему-то спросил Лавров, имея в виду: «зачем все это?».
Но лежащая серебряная собака все поняла правильно.
—Чтобы найти покой. Чтобы вернуть свою человечес кую сущность — Ах. Ее может вернуть тебе лишь влады ка Расетау. Он возложит на тебя руки, и ты обретешь по кой и бессмертие человеческой души.
—Когда?
—Правильный вопрос, и очень мудрый, — собака прижмурила лучистые глаза. — Тогда, когда найдешь
деву, избранную черным мохнатым существом, которое люди называют Собачьим богом.
— Богом? — растерянно повторил Лавров.
Собака рассмеялась, чуть оскалив светящуюся пасть.
— Он давно уже не бог. В нем слишком много челове ческой крови. И для продолжения рода ему требуется земная женщина, немху. Такая, которую не принима ют окружающие. Считают сумасшедшей или просто больной. С каждым поколением человеческой крови в нем все больше. А ведь когда-то он был бессмертным, как и я. Но по какой-то причине отказался от бессмертия и ушел к людям, став немху. Сейчас он живет один, прячась
по лесам, по заброшенным домам, забытый всеми — и собаками, и людьми. Часть магической силы у него оста лась, и мне неизвестно, что он еще может. Сейчас этому бывшему богу, насколько я помню, сто пятьдесят два года или даже чуть больше. Это — предел. Теперь он начал бы стро дряхлеть и терять даже ту силу, которую имел. Ему нужна женщина, она родит его снова — нового выродка, который тоже, может быть, проживет лет сто.
—Я должен убить его?
—Нет, — голос внезапно потемнел, и потемнели лу чистые глаза собаки. — Ты должен найти деву. Это все, что от тебя требуется. Остальное боги сделают сами.
Лавров, кряхтя, поднялся на ноги. Теперь он видел ты сячи, десятки тысяч могил, с протоптанными вокруг них дорожками, с крестами и каменными памятниками, уве шанными и обложенными бумажными венками, поби тыми ветрами и морозами.
—Некрополь, — кивнула Белая. — Там, где закончит ся Битва.
Лавров перевел взгляд на нее.
—Кто ты?
—Я — Хентиаменти. Священная собака древних, Страж некрополей. Божество, если хочешь.
Лавров подумал, кивнул.
—Куда мне идти? 1де искать эту женщину?
—Где искать — я не знаю. Но знаю, что к ней бежит одинокий старый тощий пес. Ищи одинокого бегущего пса. Он бежит прямо к ней. Пойдешь за ним — найдешь
иее. А найдешь, — убей. И помни: только тогда Анубис совершит над тобой магический обряд и ты обретешь свою Ах, потерянную сущность.
Исобака внезапно исчезла. Нет, это просто снег пова лил так густо, что некрополь мгновенно потонул во
мгле, и даже ближних могил уже нельзя было различить. Словно с неба упал белый занавес.
Лавров потоптался, вздохнул. Перешагнул через ог радку, хотя рядом была маленькая калитка, и направил ся к трехступенчатому монументу.
Собаки не было. Не осталось даже следа: там, где она лежала, камень был ровно засыпан снегом.
Лавров постоял, нагнув голову набок. А потом повер нулся и двинулся через оградки, могилы, кресты, слов но не замечая ничего вокруг.
Он и не замечал, погруженный в мысли о потерянной сущности Ах и о проклятой людьми и богами деве.
Черемошники
Соседка пощупала Аленке пульс, покачала головой. Аленка лежала без движения, глядя невидящими глаза ми в потолок, и даже на расстоянии чувствовалась, ка кая она горячая.
—Надо «скорую» вызывать, — сказала соседка.
—Ой, ой... Может, как-нибудь обойдется, — сказала баба. — Я вот ей травку заварила, лед в тряпке на лоб кладу.
Валька махнула рукой. Еще раз поглядела на Аленку, поманила бабу в кухню. Сказала шепотом:
—В городе бешеные собаки объявились. У нас в боль нице койки, готовят. Уже есть покусанные.
—У нее что — бешенство? — испуганно спросила баба.
—Не знаю. Она с собаками возилась?
—Возилась. А как же. Всю зиму со своим женихом, Андреем.
—Ну-у, во-от, — протянула Валька. — Я могу, конеч но, сыворотку принести, укол сделать. Но лучше выз
вать «скорую». Они сразу определят, что за болезнь, и все, что нужно, сделают.
— Баба! — послышался слабый голос. Обе склонились над Аленкой.
— Не вызывай «скорую», баба. Она меня в больницу увезет.
—Да ну, «увезет»! Может, еще не увезет. Может, укол сделают, и все. Да я бы и не вызывала, да как не вызы вать, когда не знаешь, чем тебя лечить!
—Пусть тетя Валя сыворотку принесет.
Губы у Аленки потрескавшиеся, сухие. Ей трудно было говорить, она шептала, с трудом разлепляя запек шиеся губы.
— Принесу, детка, — сказала Валька. — Но болезнь эта опасная. Врачи лучше знают, что за болезнь и чем ее ле чить. А я же не врач. Принесу сыворотку от одной бо лезни, а у тебя окажется просто грипп.
Аленка прикрыла глаза.
Валька, нашушукавшись с бабой на кухне всласть, — рас сказывала, как ее мужик, пьяный, чуть в бане не угорел, — ушла. Баба принялась жарить картошку. Масло горело, и глаза слезились от чада: она промокала их краем фартука.
—Баба! — вдруг сказала Аленка. — Вытащи из порога иголки.
Баба выронила ложку, повернулась, как ужаленная.
—Каки-таки иголки? А? Ты что выдумываешь?
—Я не выдумываю. Я видела, как ты их втыкала.
—А может, тебе это приснилось! Я гвоздь кривой на пороге правила.
—Гвоздь..л — повторила Аленка и снова надолго за молчала.
Смеркалоск. Картошка была уже готова. Баба, приго рюнившись, сидела за кухонным столом, глядела в
окно, за которым были синие снега и черные заборы; вздыхала.
— Вытащи иголки, баба! — севшим, чуть слышным го лосом сказала Аленка. — А то я умру.
* * *
Присев на пороге, вооружившись клещами, плоско губцами, молотком, баба, подслеповато щурясь, вытас кивала иголки. Некоторые ломались — она их вбивала поглубже.
Отдыхала, потирая спину. Тихонько откладывала ин струменты, семенила в спальню, глядела на Аленку. В комнату падал свет из кухни, и лицо Аленки было спо койным: она спала.
Баба, вполголоса бормоча молитвы, похожие на руга тельства, снова вернулась к порогу.
— Вот выдумает же, а? Иголки ей помешали!
Она загнала последнюю иглу в широкий деревянный порог, перевела дух. Собрала инструменты, открыла дверь и включила свет в маленьком закутке в сенях: там хранились все инструменты, стояло множество пустых стеклянных банок, на полках громоздились какие-то не понятные железяки — дедово хозяйство.
Сзади послышался шорох. Баба проворно обернулась: в сенях был полумрак, но ей показалось — чья-то ог ромная мохнатая тень метнулась в самый темный угол.
— Ох, — шепнула баба и перекрестилась, не выпуская молотка из рук.
Осторожно выглянула из-за перегородки. Еще раз пе рекрестилась, хотя уже увидела, что никого в сенях нет.
Вздохнула с облегчением:
—Тьфу ты, пропасть. Своей тени уже испугалась. Поскорей забежала в избу, прихлопнула тугую дверь.
Подумала — и набросила крючок, чего раньше не де лала: все равно дверь из сеней на улицу запиралась на замок.
Потом зашла в спальню, послушала, как мирно поса пывает Аленка. Потрогала лоб: жар, кажется, спадал.
Баба еще раз перевела дух — на этот раз с облегчени ем, — вернулась в кухню, присела к столу. Дотянулась до висевшего на стенке старенького проводного радио приемника. Прибавила звук.
—Я еще раз утверждаю, — донесся спокойный, уве ренный голос, — что никаких оснований для обществен ных протестов нет. Отлов собак в районе Черемошников производился в соответствии с планом и по просьбам жителей. Есть, в конце концов, заявление почтальонки
онападении на нее бродячих собак...
—Еще один вопрос, который волнует наших радио слушателей, да и всех жителей города, — сказал неесте ственно душевный голос диктора. — Это слух об эпиде мии бешенства...
—Да, я уже в курсе. Слухи дошли и до меня. Я ведь не на луне живу. Так вот. Скажу со всей ответственностью: ни о какой эпидемии бешенства речи нет. Есть некото рые факты: бродячие собаки в последнее время ведут себя все агрессивнее, нападают на одиноких прохожих,
вособенности в старых, окраинных районах. В связи с этим Госсанэпиднадзором была начата проверка. Инку бационный период от укуса до возникновения у челове ка симптомов водобоязни, составляет несколько меся цев. До года, если мне не изменяет память. Так что, даже если и есть отдельные случаи заболевания, то проведен ный массовый отлов не имеет к ним ровным счетом ни какого отношения. Вот передо мной справка из санэпиднадзора: в городе в последние несколько лет случаев