!!Экзамен зачет 2023 год / Статья Современное состояние и перспективы развития цивилис-1

--------------------------------

<61> Да и ст. 149 ГК РФ оставляет, честно говоря, желать лучшего. В самом деле, в ней установлено, что операции с бездокументарными бумагами совершаются лишь при условии их официальной записи, т.е. закреплен принцип "Одна операция - одна и только одна запись". А вот обратный принцип ("Всякая запись - следствие операции") там как раз и не читается.X

Таким образом, получаем следующее. Если формальная легитимация предопределяет и обусловливает одну только возможность осуществления прав, составляющих бездокументарную ценную бумагу <62>, в то время как вопрос об их материально-правовой принадлежности решается согласно общим нормам гражданского права <63>, то налицо основания к отнесению обоих спорных институтов (как классических, так и бездокументарных ценных бумаг) к некоему общему роду (способов фиксации, бестелесных вещей, объектов оборота и т.п.). Если же формальная легитимация в случае бездокументарных ценных бумаг подменяет собой легитимацию материальную, т.е. определяет не только субъекта осуществления, но и субъекта принадлежности прав, составляющих бездокументарную ценную бумагу <64>, то классические и ценные бумаги просто объективно не могут образовать единого юридического института с бумагами бездокументарными. Но вот непосредственно соподчинить классические и бездокументарные ценные бумаги в любом случае оказывается невозможным.

--------------------------------

<62> По терминологии ГК РФ, "прав, удостоверенных путем фиксации в бездокументарной форме"; по терминологии Закона о рынке ценных бумаг, "прав на бездокументарную ценную бумагу" и "прав, удостоверенных бездокументарной ценной бумагой".X

<63> Именно так трактуют действующее законодательство арбитражные суды и Д.И. Степанов.

<64> Именно об этом в действительности говорит действующее законодательство.

6. Минимальное ознакомление с арбитражной практикой и литературой позволяет установить те причины, которые выдвинули проблему бездокументарных ценных бумаг в разряд актуальных и широко обсуждаемых. Стремление подчинить ценные бумаги бездокументарные режиму ценных бумаг классических обусловливается несколько неадекватным представлением о сущности вещных прав и вещных исков, а также о возможностях и границах их применения. Хорошо известно, что понятие вещных прав, точнее, юридически защищенной власти над телесным предметом (владения), было тем зародышем, из которого в конечном счете выросла едва ли не вся система субъективных гражданских прав. Нынешнее обязательство - это не что иное, как урезанная до неузнаваемости власть человека над человеком. Современные исключительные и личные права - это продукт естественно-правового представления о собственности человека на продукты его интеллектуальной деятельности, собственные силы и способности. Наконец, так называемые корпоративные права суть не что иное, как юридическая форма отношений, описываемых как "собственность на предприятие" (имущественный комплекс, активы, бизнес). По поводу сказанного нелишне еще раз напомнить о повсеместно неточном понимании сути виндикационного иска как направленного на защиту права (собственности и т.д.), в то время как он имеет своей действительной целью восстановление фактического владения. Столь тесная связь между понятиями власти (господства субъекта над объектом, в частности - путем владения) и права на власть (господство, в том числе в форме владения) и рождает стремление облечь в вещно-правовую форму всякое фактическое отношение, равно как и стремление сконструировать иски в их защиту по образу и подобию иска, предназначенного для защиты владения <65>. Оно существует и проявляет себя подобно инстинкту: чем ниже уровень правосознания человека, тем чаще он будет замечать в фактических отношениях вещно-правовые элементы <66>.

--------------------------------

<65> Оценивая наше предложение применить для защиты прав владельцев бездокументарных бумаг иск о признании, Д.И. Степанов (Указ. соч. С. 14 (сн. 1)) пишет, что "...конструкция иска о признании в таком случае (каком? - В.Б.) есть не более, чем перелицованный на соответствующий лад виндикационный или кондикционный... иск...". Помимо отмеченного недоуменного вопроса, помимо ярчайшего проявления инстинкта сведения всех прав и всех исков к вещным, помимо того, что автор явно не дочитал нашу работу до конца, иначе он знал бы, что предложение насчет иска о признании - это лишь промежуточная точка в наших рассуждениях, в этой цитате заметно еще и другое интересное явление, равносильное примерно следующему утверждению: сосиски можно отварить в кастрюле или в шляпе. Только так может быть понято авторское противопоставление виндикационного иска кондикционному. Как такое противопоставление возможно, если иск виндикационный служит фактической цели (восстановлению фактического владения), а кондикционный - юридической (восстановлению утраченного права)? Цели эти лежат в разных, непересекающихся плоскостях: первая в области реального, вторая - идеального, т.е. различаются столь же радикально, сколь телеология (да и онтология) кастрюли отличается от телеологии (и онтологии) шляпы. Впрочем, быть может, Д.И. Степанов смотрит на проблему с другой стороны: возможность применения виндикационного иска является для него свидетельством наличия права, которое (если оно отсутствует) могло бы быть возвращено кондикционным иском? Это уже просто какой-то юридический каламбур, этакий гражданско-правовой "прикол"! Что ж, действительно, на голову можно надеть или шляпу, или кастрюлю.

<66> Пример - лозунги обманутых вкладчиков и инвесторов типа "Верните наши деньги!".

В интересующем нас вопросе проявления этого инстинкта многократно усиливаются представлениями о неспособности судебно-арбитражной практики адекватно восстановить интерес, скажем, акционера, лишившегося бездокументарных акций, способом иным, чем возврат этих акций. Наука, однако, не может позволить себе руководствоваться инстинктами; на то она и наука, чтобы не обслуживать рефлексии малограмотных юристов-прагматиков, судей и законодателей, но несмотря на эти рефлексии выстроить собственную, внутренне непротиворечивую систему юридических форм (институтов и конструкций), моделирующих ту или иную группу фактических отношений. Пресловутая "проблема бездокументарных ценных бумаг" снимется сама собой лишь в том случае, когда юриспруденция предложит адекватную форму для отношений, связанных с восстановлением нарушенных прав и интересов лиц - их "владельцев". И такой способ защиты совсем не обязательно должен быть вещно-правовым - достаточно, чтобы он мог быть применен ко всякому лицу-правонарушителю.

Думается, что осознание тех двух простых истин, что 1) не все абсолютные правоотношения - вещные и что 2) иск есть не только форма защиты нарушенных прав, но и средство реализации охраняемых законом интересов, уже само по себе ориентирует на более широкую в сравнении с традиционной постановку проблемы. На первое время вполне достаточно сконструировать иск, направленный на реализацию законного интереса в восстановлении положения, существовавшего до производства неосновательных записей по счету депо или лицевому счету в реестре владельцев бездокументарных ценных бумаг <67>. Параллельно необходимо приступить к разработке самого понятия о нарушении прав владельцев бездокументарных ценных бумаг, т.е. ответить на вопрос, каким образом относительные права - а только они и могут составлять бездокументарные ценные бумаги - могут быть нарушены со стороны не одного только пассивного субъекта, обеспечивающего это право своими обязанностями и своей связанностью, но со стороны всякого и каждого. Несколько лет назад мы ответили на этот вопрос в том смысле, что неосновательное списание бездокументарных ценных бумаг со счета одного лица на счет другого означает не что иное, как умаление динамического {конкретизированного) элемента правоспособности - способности определенного лица (потерпевшего) иметь данные конкретные субъективные права, однажды им приобретенные в качестве бездокументарных ценных бумаг определенного рода и вида, которое выражается в присвоении этого элемента другим лицом или лицами. В результате такого нарушения у потерпевшего возникает охраняемый законом интерес в восстановлении (возврате) отобранного элемента правоспособности, т.е. способности иметь права, соответствующие определенному количеству бездокументарных ценных бумаг <68>. Ясно, что оно не является единственно возможным и, вероятно, не во всем удачно, но, к сожалению, никакой альтернативы ему до настоящего момента никто так и не предложил <69>.

--------------------------------

<67> Естественно, предварительно надо все-таки определиться, как же мы понимаем позитивное право, ибо от этого зависит, что мы пытаемся восстановить - фактическое или же юридическое положение лица; возвращаем ли мы лицу при помощи такого иска "виртуальное владение" или все-таки сами права, составляющие бездокументарную ценную бумагу. В первом случае иск может быть как вещным, так и обязательственным; во втором - только обязательственным.

<68> См.: Белов В.А. Бездокументарные ценные бумаги. 3-е изд. М., 2003. С. 41 и сл. Ср. наши воззрения на проблему с их интерпретацией Д.И. Степановым (Степанов Д.И. Указ. соч. С. 13 - 14 (сн. 1)), от которого мы не без удивления узнали о том, что, оказывается, не только признаем бездокументарные ценные бумаги "идеальным нечто" - объектом особого абсолютного права, но еще и конструируем иск о признании такого права (направленный на защиту "абсолютного права на идеальное нечто"). Действительно, данные выражения употребляются нами, но в каком же контексте? С помощью словосочетания "идеальное нечто" мы выражаем сущность современных практических взглядов на бездокументарную ценную бумагу, уточняя при этом, что таковые "...не соответствуют ни одному легальному определению...", что "ни в одном акте места для "своеобразного нечто" не оставлено" (см.: Белов В.А. Указ. соч. С. 62) и что, с нашей точки зрения, можно и должно обойтись без подобной конструкции и уж, конечно, - без "абсолютного права на идеальное нечто" (см.: Там же. С. 70 и сл., начиная прямо с заглавия § 8). Коротко говоря, мы прямо противопоставили себя сторонникам рассмотрения бездокументарных бумаг в качестве "идеального нечто". Что позволило Д.И. Степанову причислить нас к их лагерю?! Про его инсинуации насчет "иска о признании" мы уже писали; позволим себе просто процитировать соответствующее место из нашей работы (см.: Там же. С. 82): "...употребление здесь термина "признать" получается весьма образным. Конечно же, речь идет уже не о признании как таковом... а о качественно ином явлении - восстановлении положения, существовавшего до нарушения правоспособности". Воистину Д.И. Степанов владеет навыком чтения между строк - а как иначе здесь можно увидеть "иск о признании"?!

<69> Мы не берем в расчет концепцию "права на право" как логически несостоятельную.

7. Думается, что произведенный здесь схематический обзор взглядов на сущность так называемой проблемы бездокументарных ценных бумаг вполне достиг предначертанной ему цели - наглядно продемонстрировал многолетнее топтание отечественной теории ценных бумаг на месте. Как сторонники, так и противники причисления бездокументарных ценных бумаг к классическим ценным бумагам отправляются в своих рассуждениях исключительно от германо-французской теории ценных бумаг, изложенной, проанализированной и несколько модернизированной (под советское, между прочим, право!) в монографии М.М. Агаркова "Учение о ценных бумагах" 1927 г. издания. Среди многочисленных, но однообразных (и к тому же заведомо некачественных) критических дротиков, которые метнули в ее сторону оппоненты-"бездокументарники" - лица, считающие разгром центрального постулата этого "Учения..." своим предназначением, - не оказалось ни одного хотя бы просто долетевшего до цели; о ее поражении не приходится и говорить <70>. Громкие заявления о якобы нанесенных "незаживающих ранах" на поверку оказались несколько преувеличенными. Вероятность того, что кто-то из современников все-таки сумеет выковать и выпустить в классическую теорию ценных бумаг парфянскую стрелу подобна действию силы трения в задачах из школьного курса физики, т.е. практически равна нулю. В дальнейших рассуждениях ею можно пренебречь. Но в то же время будем справедливы: и пропоненты классической теории также не продемонстрировали ничего нового: для того чтобы отбить шквал критических замечаний, им не пришлось придумывать какого-либо нового аргументационного оружия - им вполне хватило научного багажа своих именитых предшественников. Именно это нам и требовалось доказать: теория ценных бумаг остается на уровне почти столетней давности - она не продвигается вглубь и не эволюционирует вширь; она мало кем понимается из теоретиков, существенно искажается законодателем и не находит применения в практике. Можно было бы сказать, что теория эта просто не живет, если бы не ее твердое противостояние нападкам оппонентов - то единственное, что она успешно делает.

--------------------------------

<70> То же самое можно сказать и о попытке взять реванш, предпринятой в последние годы, во-первых, "функционалистами" (противниками пандектного "права понятий") и, во-вторых, "возрожденцами" (сторонниками пересаживания на российскую почву "школы свободного права"), со снисхождением типа "плавали, знаем!", рассуждающими о "блеске и нищете пандектистики" (пока, слава богу, лишь на уровне "набросков к статьям"). Функционалисты с завидным упорством не замечают, что чем более последовательной становится их погоня за превращенным в фетиш функциональным началом, тем дальше и дальше они удаляются от права и юриспруденции, неизменно оказываясь в роли булгаковского поэта Иванушки Бездомного, который несмотря на весь свой запал воинствующего пролетарского поэта-атеиста не сумел не только прогнать, но и даже просто распознать явившегося ему дьявола. Ну а ренессанс "школы свободного права" (признаемся, импонирующей нам) на современной российской почве, увы, сегодня вовсе не возможен. По крайней мере до тех пор, пока не произойдет хотя бы элементарного структурирования правовой реальности в головах как минимум судей (ибо на них ложится роль не простых "применителей", а творцов права) и постановки границ судейскому (индивидуальному) правотворчеству (уяснение вопросов о том, вправе ли судьи творить нормы только при наличии невосполнимого пробела в законе или же при наличии любого пробела, хотя бы и могущего быть восполненным, либо при несправедливости закона, либо при нецелесообразности его применения и т.д.). Без этого школа свободного права грозит превратиться в школу псевдоюридического беспредела. Но вот вопрос: а как (с помощью чего) выполнить такое структурирование, если не оперировать категориями науки пандектного права?

Существуют ли направления, в которых эта классическая доктрина могла бы развиваться? На наш взгляд, да, существуют. Ниже мы планируем указать несколько таких направлений. Они не отличаются ни общей, ни даже закономерной методологической основой их выявления; напротив, таковое стало во многом случайным результатом длительной экстенсивной работы. Вместе с тем мы надеемся, что их перечень подтолкнет исследователей к установлению и утверждению приемов интенсивной юридической методологии научного изучения данной проблематики.

А. В классической теории ценных бумаг существует действительно слабое место. Если бы "бездокументарники" были несколько внимательнее, то они бы уж, конечно, не преминули на него указать: именно эта слабина и подрывает основной постулат теории ценных бумаг (примат формальных легитимирующих факторов в вопросе об осуществлении прав на бумагу и из бумаги) и обусловленное им ключевое свойство ценных бумаг (публичную достоверность). Согласно классическому учению, свойством публичной достоверности обладают отнюдь не все ценные бумаги: оно не присуще так называемым обыкновенным именным или ректа-бумагам <71>: "...ценные бумаги на предъявителя, ордерные и именные, принадлежат к числу бумаг, обладающих публичной достоверностью. Обыкновенные именные ценные бумаги не обладают публичной достоверностью. Эта особенность обыкновенных именных ценных бумаг (Rectapapiere) является основанием того, что их не всегда относят к числу ценных бумаг. Действительно, отличие их от других ценных бумаг весьма существенно. Управомоченным по ним всегда бывает лицо, являющееся субъектом права по общим правилам гражданского права. Но все же они обладают признаком, общим для всех ценных бумаг, а именно являются необходимыми для осуществления выраженного в них права, что влечет за собой весьма важные последствия. Ряд положений является общим для них и для остальных ценных бумаг" <72>. Коль скоро для осуществления удостоверенных ценными бумагами прав не всегда достаточно формальной легитимации (ректа-бумаги требуют легитимации материальной), то, значит, не во всяких ценных бумагах форма (документ) имеет одинаковое юридическое значение; а значит, главное в ценных бумагах - вовсе не то, что они служат особой формой фиксации прав.

--------------------------------

<71> См. об этом: Агарков М.М. Указ. соч. С. 198 и сл., особенно см. его классификацию на с. 204.

<72> Там же. С. 203, 203 - 204.

Теории ценных бумаг, безусловно, необходимо освободиться от этого недостатка. Вдвойне важно сделать это в современных условиях, дабы, во-первых, не давать оппонентам повода к нему цепляться и, во-вторых, привести теорию в соответствие с указаниями позитивного права, закрепляющего, с одной стороны, императивное (не неприменимое к ректа-бумагам) правило о следовании права из бумаги за правом на бумагу (абз. 2 п. 1 ст. 142 ГК РФ), а с другой - считающего публичную достоверность свойством, необходимо присущим всем ценным бумагам (абз. 1 п. 2 ст. 147 ГК РФ). Руководствуясь этими соображениями, мы еще в нашей кандидатской диссертации предложили включить в число признаков понятия ценной бумаги публичную достоверность <73>. Отрадно, что некоторые авторы теперь рассматривают это свойство ценных бумаг как само собою разумеющееся, абсолютно естественное, давно известное и никем не оспариваемое положение <74>.X

--------------------------------

<73> См. об этом: Белов В.А. Ценные бумаги как объекты гражданских прав: Вопросы теории: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 1996. С. 8, 15 - 17, 19 - 20 (в форме научного доклада, выполняющего также функции автореферата). Конечно, это не признак, а, скорее, свойство ценной бумаги, которое приобретается ею от того юридического значения, которым мы наделяем формальную легитимацию; тем не менее его важность заставила нас пренебречь логической чистотой определения - прибегнуть не к номинальной, а к реальной дефиниции.

Данная мысль высказывалась и ранее, но, будучи главным образом следствием некоторого упрощения трактовки понятия ценных бумаг (естественного для учебной и справочной литературы), она не имела никакого обоснования и никогда не рассматривалась наукой как принципиальное положение.

<74> См., например: Шевченко Г.Н. Правовое регулирование ценных бумаг: Учебное пособие. 2-е изд. М., 2005. С. 10.

Б. Второй, не менее принципиальный, но гораздо более сложный в плане устранения недостаток классической теории ценных бумаг заключается в следующем. Еще М.М. Агарков отметил, что "центральной проблемой", привлекавшей к себе внимание всех исследователей ценных бумаг, "...является проблема независимости прав предъявителя бумаги от прав его предшественников. Кроме того, немаловажное значение имел вопрос о возникновении прав, выраженных в бумаге" <75> (выделено мной. - В.Б). Мы уже отмечали, что проблема здесь на самом деле одна, ибо на вопрос о независимости прав держателя ценной бумаги от прав предшественников невозможно ответить без предварительного решения вопроса об основании и моменте возникновения этих прав <76>; предложение, начинающееся у М.М. Агаркова со слов "кроме того", вопреки своей вводной части говорит не об еще одной проблеме, а лишь другими словами поясняет сказанное в предложении предыдущем. Однако недостаток, о котором мы хотим здесь сказать, заключается несколько в ином. Обычно считается, что конечная цель, преследуемая исследователями этой проблемы, ограничивается объяснением свойства публичной достоверности ценных бумаг. Так считали авторы трех ключевых европейских теорий ценных бумаг, рассмотренных М.М. Агарковым (C. Vivante, E. Thaller и E. Jacobi) <77>; так полагал и сам М.М. Агарков <78>; не избежали этого заблуждения и мы <79>. Этот взгляд был бы правильным, если бы теория последовательно отказывала формально легитимированному держателю в признании за ним прав на бумагу и из бумаги при отсутствии у него материальной легитимации. Если бы круг оснований приобретения прав на бумагу и из бумаги исчерпывался бы арсеналом традиционных общегражданских сделок (купля-продажа, мена, дарение и т.д.), если бы формальная легитимация не давала никакой иной возможности, кроме осуществления субъективных прав, неважно, кому принадлежащих <80>, то объяснение публичной достоверности и вправду представляло бы собой самую большую (центральную) проблему общего учения о ценных бумагах. А между тем дело обстоит совершенно иначе: уже из самой постановки проблемы видно, что ее суть - в объяснении феномена независимости самих субъективных прав (на бумагу и из бумаги), принадлежащих формально легитимированному держателю ценной бумаги. Не возможности осуществления прав, а самого существования прав - их возникновения и принадлежности формально легитимированному держателю. Поскольку право из бумаги следует за правом на бумагу, можно сказать, что основная проблема теории ценных бумаг коренится в сфере учения о приобретении, переходе и прекращении прав на бумагу (вещных прав), в первую очередь - в области учения о возникновении, переходе и прекращении права собственности на движимые вещи.

--------------------------------

<75> Агарков М.М. Указ. соч. С. 212.

<76> См.: Белов В.А. Ценные бумаги в российском гражданском праве: Учебное пособие по специальному курсу. 2-е изд. Т. I. М., 2007. С. 107 и сл.

<77> См.: Агарков М.М. Указ. соч. С. 214, 216 - 217, 219.

<78> См.: Там же. С. 227, 230.

<79> См.: Белов В.А. Ценные бумаги в российском гражданском праве. С. 108.

<80> Именно так пытаются представить ситуацию сторонники ярославской цивилистической школы.

В наших публикациях мы предложили решение этой проблемы, основанное на положениях теории C. Vivante. Не пересказывая здесь хода самого процесса поиска этого решения <81>, позволим себе ограничиться изложением его сути. Основанием возникновения (приобретения) права собственности на ценную бумагу является акт его добросовестного приобретения, причем акт не общегражданский, а специальный "ценно-бумажный". Акт добросовестного приобретения права собственности на ценную бумагу может быть только односторонней приобретательной сделкой. И хотя таковая должна по общему правилу основываться на односторонней сделке встречной (отчуждательной) направленности, заменителем последней служит как раз добросовестность приобретателя - юридическое состояние, которое зиждется на формальной легитимации отчуждателя. Отсечь обстоятельства, связанные с отсутствием или дефектом отчуждательной сделки, позволяет именно односторонний характер сделки приобретательной. Права на ценные бумаги, следовательно, переходят вовсе не по общегражданским основаниям перехода вещных прав, но приобретаются особыми "ценно-бумажными" способами, которые следует отнести к категории первоначальных (оригинарных) способов приобретения права собственности. Думается, что всесторонняя оценка данного и разработка иных объяснений проблемы могли бы существенно способствовать содержательному обогащению классической теории ценных бумаг.

--------------------------------

<81> См. об этом: Белов В.А. Проблемы цивилистической теории российского вексельного права: Дис. д-ра юрид. наук. М., 2004. С. 180 - 226.

В. Затем мы позволим напомнить читателям еще одну мысль, высказанную в нашем кандидатском сочинении, - мысль о возможности существования ценных бумаг не только на бумаге, но и иных материальных носителях, в том числе и тех, природа записей на которых позволяет читать их лишь при помощи технических средств <82>. В самом деле, какая юридическая разница между предъявлением бумаги с буквенно-цифровыми записями, воспринимаемыми непосредственно при помощи органов зрения гражданина-должника (сотрудника должника-организации), и "предъявлением" носителя такой записи, которая осуществлена и может быть воспринята исключительно при помощи (при посредстве) технических устройств? Чисто внешняя разница, конечно, налицо: запись на "дискете", CD или DVD-диске, на flash-карте или на image-strip пластиковой карты, конечно, нельзя "прочесть" так, как читается текст на векселе или в коносаменте. Но юридическое ее значение не большее, чем значение разницы между текстами, один из которых написан от руки, а другой напечатан на машинке: иногда такая разница возможна, но она не является общим правилом и (главное!) не касается содержания текста. То, что между лицом и документом "втискивается" электронное устройство - своеобразный "посредник в восприятии", не вносит никакой разницы в юридический эффект этого восприятия.

--------------------------------

<82> См.: Белов В.А. Ценные бумаги как объекты гражданских прав: Вопросы теории. С. 8, 20 - 26.

Однако возможность использования электронных устройств для считывания информации с магнитных материальных носителей (вещей) сама по себе не настолько принципиальна, чтобы повлечь массовую замену бумажных ценных бумаг документами, выполненными из иного материала (пластика, металла и т.д.). Такая возможность получает новое качество благодаря ее соединению с другим достижением современной техники - возможностью практически мгновенной передачи информации с помощью средств телекоммуникационной связи. Это позволяет ввести в оборот такие документы - носители информации о субъективных гражданских правах, предъявление которых может производиться без непосредственной явки к должнику (дистанционным образом). Разумеется, о предъявлении документа (презентации) здесь можно говорить лишь в переносном (виртуальном) смысле, подобном тому, который имеется в виду при употреблении термина "владение" по отношению к бездокументарным ценным бумагам. Должнику (например, банку - эмитенту кредитной карты) сам документ (кредитная карта) не презентуется, но ему транслируется (с помощью средств телекоммуникационной связи) ее уникальный электронный (цифровой) образ - со всеми теми формальными легитимирующими признаками, которые позволяли бы предъявителю карты, будь она классическим бумажным документом, осуществить удостоверенные ей права <83>. Здесь перед нами именно та ситуация, когда развитие техники заставляет юриспруденцию задумываться о принципиально новых институтах - правовых формах новых, ранее не существовавших общественных отношений.

--------------------------------

<83> Подробнее см. об этом: Белов В.А. Ценные бумаги в российском гражданском праве. Т. I. С. 193 (сн. 126); Т. II. С. 173 - 182.

Рассмотренные здесь в качестве примеров три возможных направления модернизации классической теории ценных бумаг в полной мере свидетельствуют о том, что дело создания общей цивилистической теории о ценных бумагах еще отнюдь нельзя считать завершенным. И современная юридическая наука по-прежнему лишь "...стремится построить общее учение о ценных бумагах" <84>. Что станет итогом такого построения, каким именно будет законченное учение о ценных бумагах с точки зрения своего содержания да и будет ли вообще оно когда-то создано, сказать сложно. Во всяком случае речь может и должна вестись о трех следующих вещах.