!!Экзамен зачет 2023 год / Крашенинников, Байгушева Обязанности при ведении переговоров

<38> Напротив, к ней неприменимы предписания деликтного права. Отсюда вытекают следующие, сформулированные М.М. Агарковым на почве ГК РСФСР 1922 г. выводы: если обязанность к добросовестному ведению преддоговорных переговоров нарушается выступающими на одной и той же стороне несколькими лицами, то в силу ст. 321 ГК РФ возникшая у них обязанность к возмещению убытков является долевой, а не солидарной обязанностью, какой бы она была при применении абз. 1 ст. 1080 ГК РФ; если неисполнение обязанности к добросовестному ведению преддоговорных переговоров происходит по вине обоих партнеров, то по аналогии с п. 1 ст. 404 ГК РФ размер ответственности нарушителя подлежит уменьшению при любой форме вины потерпевшего, а не только при его грубой неосторожности, как это имело бы место в случае применения абз. 1 п. 2 ст. 1083 ГК РФ (см.: Агарков М.М. К вопросу о договорной ответственности // Вопросы советского гражданского права. М.; Л., 1945. С. 153 - 154).

1. ГК РФ содержит ряд специальных охранительных норм, предусматривающих ответственность за нарушение обязанности к добросовестному ведению преддоговорных переговоров. Так, например, в п. 4 ст. 165 ГК РФ речь идет об ответственности за необоснованное уклонение от нотариального удостоверения или государственной регистрации сделки, в абз. 2 п. 2 ст. 178 ГК РФ - об ответственности за нарушение партнером, который ввел другого партнера в заблуждение, обязанности к сообщению сведений, имеющих существенное значение для будущего договора, в п. 2 ст. 179 ГК РФ - об ответственности партнера, нарушившего эту же обязанность путем обмана, в п. 3 ст. 495 ГК РФ - об ответственности будущего продавца по договору розничной купли-продажи за нарушение обязанности к предоставлению будущему покупателю информации о товаре, в п. 2 ст. 507 ГК РФ - об ответственности будущей стороны договора поставки, которая нарушила обязанность к избеганию несогласованности подлежащих согласованию волеизъявлений. При нарушении обязанности к добросовестному ведению преддоговорных переговоров, ответственность за которое не предусмотрена специальной охранительной нормой, находит соответствующее применение общая норма п. 1 ст. 393 ГК РФ.

2. Тот, кто нарушил обязанность к добросовестному ведению преддоговорных переговоров, отвечает за culpa in contrahendo независимо от того, выражается ли его вина в форме умысла или неосторожности <39>. В некоторых случаях ответственность правонарушителя наступает лишь при определенной законом форме его вины. Например, согласно абз. 1 п. 1 ст. 693 ГК РФ будущий ссудодатель нарушает свою обязанность к сообщению сведений, которые имеют существенное значение для подготавливаемого договора ссуды, если при его заключении он умышленно или по грубой неосторожности не оговаривает недостатки передаваемой в безвозмездное пользование вещи.

--------------------------------

<39> Партнер по преддоговорным переговорам "отвечает за умысел и неосторожность" (Brox H. Op. cit. S. 44). Для наступления ответственности за culpa in contrahendo "наряду с умыслом в качестве вины достаточно также и неосторожности" (Larenz K., Wolf M. Op. cit. S. 616).

3. Ответственность за culpa in contrahendo есть обязанность к возмещению убытков <40>. В силу п. 1 ст. 15 ГК РФ причинивший убытки должен возместить потерпевшему реальный ущерб и упущенную выгоду. Так, партнер, который без уважительной причины прервал преддоговорные переговоры, обязан к возмещению понесенных другим партнером необходимых расходов на подготовку договора и убытков, вызванных тем, что ему не удалось заключить заменяющий договор с третьим лицом <41>. В отступление от закрепленного п. 1 ст. 15 ГК РФ принципа полного возмещения убытков абз. 2 п. 2 ст. 178 и некоторые другие статьи ГК РФ ограничивают размер ответственности за culpa in contrahendo реальным ущербом.

--------------------------------

<40> Нарушение обязанности к добросовестному ведению преддоговорных переговоров не приводит к возникновению у потерпевшего партнера притязания на заключение подготавливаемого договора и обоснование соответствующих его содержанию прав и обязанностей путем замещения волеизъявления нарушителя волеизъявлением суда. Как правильно отмечают K. Larenz и M. Wolf, "из culpa in contrahendo в принципе не может быть выведено принуждение к контрагированию" (см.: Larenz K., Wolf M. Op. cit. S. 612).

<41> Однако потерпевшему не причитается притязание на возмещение убытков, возникших у него вследствие того, что до вступления в преддоговорные переговоры с будущим нарушителем он отказался от переговоров о заключении аналогичного договора с третьим лицом, так как эти убытки вызываются самим потерпевшим, который выбрал в качестве партнера по переговорам будущего нарушителя (см.: Gernhuber J. Op. cit. S. 203).

Подлежащие возмещению убытки по своему размеру могут превышать стоимость того, что причиталось бы потерпевшему как стороне договора, заключенного без culpa in contrahendo. Это, в частности, имеет место, если будущие продавец и покупатель согласовывают все условия купли-продажи земельного участка и договариваются о нотариальном удостоверении сделки, после чего будущий покупатель, обоснованно рассчитывая на завершение договора, приобретает более дорогие, чем земельный участок, материалы для его застройки и нанимает подрядчика, а будущий продавец не является в назначенное время к нотариусу, поскольку решает продать участок другому лицу.

Если убытки возникают по вине обоих партнеров, то по аналогии с п. 1 ст. 404 ГК РФ размер ответственности за culpa in contrahendo подлежит уменьшению. Именно так обстоит дело, когда партнер нарушает обязанность избегать несогласованности подлежащих согласованию волеизъявлений через использование многозначного выражения в предложении о заключении договора, на которое другой партнер, нарушая лежащую на нем одноименную обязанность, дает столь же многозначный ответ о согласии (например, А предлагает Б к продаже свою вещь и просит уплатить за нее сумму, эквивалентную 100 долларам, на что Б соглашается, но А имеет в виду американские, а Б - канадские доллары) <42>; в этом случае адресат предложения может рассчитывать на возмещение причиненных ему несогласованностью убытков в размере, определяемом с учетом степени его собственной виновности.

--------------------------------

<42> То обстоятельство, что партнер, виновное поведение которого привело к недопониманию его волеизъявления другим партнером и причинению последнему убытков, несет ответственность за culpa in contrahendo, отмечается многими авторами (см., напр.: Tuhr A. Schadenersatz bei Dissens. S. 359 ff.; Raiser R. Schadenersatzhaftung bei verstecktem Dissens // Archiv fur die civilistische Praxis. 1927. Bd. 127. S. 29 ff.; Enneccerus L., Nipperdey H.C. Allgemeiner Teil des burgerlichen Rechts. 14 Aufl. Tubingen, 1955. Halbbd. 2. S. 690. Anm. 7; Hefermehl W. Kommentar zu § 155 // Erman W. Burgerliches Gesetzbuch. Handkommentar. 10 Aufl. Munster und Koln, 2000. Bd. 1. S. 465). Против этого, но неубедительно, высказываются E.A. Kramer и W. Flume (см.: Kramer E.A. Grundfragen der vertraglichen Einigung. Konsens, Dissens und Erklarungsirrtum als dogmatische Probleme des osterreichischen, schweizerischen und deutschen Vertragsrechts. S. 187 ff.; Flume W. Op. cit. S. 625 - 626).

4. Ответственной за culpa in contrahendo обычно является недобросовестно ведущая преддоговорные переговоры будущая сторона договора <43>. Если недобросовестным оказывается привлеченное для переговоров третье лицо, то обязанность к возмещению убытков возлагается также на будущую сторону договора, что вытекает из соответствующего применения ст. 403 ГК РФ. Обязанность будущей стороны договора к возмещению убытков здесь не обусловливается виновным неисполнением ею обязанности к добросовестному ведению преддоговорных переговоров. Поэтому эта обязанность служит не мерой ответственности будущей стороны договора <44>, а мерой защиты охраняемого законом интереса потерпевшего партнера в восстановлении его имущественного положения <45>. Если партнером по преддоговорным переговорам выступает не только будущая сторона договора, но и привлеченное ею третье лицо, то при недобросовестности последнего оно несет ответственность за culpa in contrahendo, которая возникает наряду с обязанностью будущей стороны договора к возмещению убытков.

--------------------------------

<43> В случае недобросовестного ведения преддоговорных переговоров несовершеннолетним, действующим без согласия законных представителей, он не отвечает за culpa in contrahendo. Но при причинении вреда здоровью или имуществу своего переговорного партнера несовершеннолетний несет деликтную ответственность (п. 1 ст. 1074 ГК РФ).

<44> Как полагают некоторые цивилисты (см., напр.: Enneccerus L., Lehmann H. Op. cit. S. 183; Larenz K. Allgemeiner Teil des deutschen burgerlichen Rechts. S. 554; Hanau P. Kommentar zu § 278 // Munchener Kommentar zum Burgerlichen Gesetzbuch. 2 Aufl. Munchen, 1985. Bd. 2. S. 720; Flume W. Op. cit. S. 797; Brox H. Op. cit. S. 45; Medicus D. Schuldrecht I. Allgemeiner Teil: ein Studienbuch. S. 63).

<45> О понятии охраняемого законом интереса см.: Крашенинников Е.А. Правовая природа охраняемого законом интереса // Вестник ВАС РФ. 2010. N 5. С. 72 - 80.

Будущая сторона договора не обязана возмещать убытки, причиненные переговорному партнеру действующим для нее, но не привлеченным ею недобросовестным третьим лицом. Если она одобряет его преддоговорное волеизъявление, например оферту, то у нее возникает не только обязанность к добросовестному ведению преддоговорных переговоров, но и вытекающая из ее нарушения третьим лицом обязанность к возмещению убытков.

II. Притязание потерпевшего партнера на возмещение убытков может конкурировать с деликтным притязанием <46> и притязанием из нарушения договорной обязанности <47>, <48>. Так, например, если А предлагает к продаже свой автомобиль и передает его будущему покупателю Б для совершения пробной поездки, а Б по неосторожности повреждает его, нарушая тем самым свою обязанность к воздержанию от действий, посягающих на право собственности партнера по переговорам, и одноименную абсолютную обязанность, то А причитается не только притязание из culpa in contrahendo, но и притязание, предусмотренное абз. 1 п. 1 ст. 1064 ГК РФ; если при заключении договора купли-продажи вещи будущий продавец намеренно скрывает от будущего покупателя ее недостаток, а затем передает эту вещь во исполнение заключенного между ними договора купли-продажи, то, поскольку первым действием нарушается преддоговорная обязанность к сообщению сведений, имеющих существенное значение для будущего договора, а вторым - возникающая в момент заключения договора обязанность к передаче вещи надлежащего качества (п. 1 ст. 469 ГК РФ), покупателю принадлежит как притязание из culpa in contrahendo, так и притязание на возмещение причиненных ненадлежащим исполнением договорного обязательства убытков, включая расходы на устранение недостатка вещи (п. 1 ст. 393, абз. 4 п. 1 ст. 475 ГК РФ <49>) <50>. С осуществлением одного из этих притязаний другое прекращается, поскольку оно не превышает размера осуществленного притязания; поэтому управомоченный, осуществивший притязание из culpa in contrahendo, может требовать возмещения причиненных ему делинквентом или договорным контрагентом убытков в части, превышающей размер преддоговорной ответственности.

--------------------------------

<46> Emmerich V. Op. cit. S. 569 - 570; Battes R. Op. cit. S. 810.

<47> Keller M., Schobi Ch. Op. cit. S. 41.

<48> Допустимость конкуренции притязаний отрицается А.В. Венедиктовым и его последователями, в частности О.С. Иоффе (см.: Венедиктов А.В. Гражданско-правовая охрана социалистической собственности в СССР. М.; Л., 1954. С. 171 - 175; Иоффе О.С. Обязательственное право. М., 1975. С. 863 - 869). Однако если А, похитивший вещь у Б, производит ее отчуждение, в результате которого обогащается за счет Б, то действием по отчуждению выполняется фактический состав возникновения не только деликтного притязания (абз. 1 п. 1 ст. 1064 ГК РФ), но и кондикции из вторжения (п. 1 ст. 1102 ГК РФ); если А повреждает вещь, которую Б передал ему на хранение, то ее повреждение является и нарушением обязанности хранителя к обеспечению сохранности вещи, обосновывающим договорное притязание (абз. 1 п. 1 ст. 901 ГК РФ), и деликтом, влекущим возникновение притязания на возмещение вреда (абз. 1 п. 1 ст. 1064 ГК РФ); если А удерживает арендованную у Б вещь по истечении срока аренды, то владение А становится незаконным, благодаря чему Б помимо договорного (абз. 2 ст. 622 ГК РФ) причитается также и виндикационное притязание (ст. 301 ГК РФ). Приведенные примеры, перечень которых может быть продолжен, манифестируют о том, что утверждение А.В. Венедиктова и О.С. Иоффе о недопустимости конкуренции притязаний не соответствует действительному положению вещей.

<49> Предусмотренная абз. 4 п. 1 ст. 475 ГК РФ обязанность продавца возместить покупателю расходы на устранение недостатка вещи в приведенном в тексте примере представляет собой меру ответственности; если продавец не сообщает о недостатке, действуя невиновно, то эта обязанность фигурирует в качестве меры защиты охраняемого законом интереса покупателя в восстановлении его имущественного положения.

<50> Помимо этого покупатель вправе оспорить договор купли-продажи как заключенный под влиянием обмана (п. 1 ст. 179 ГК РФ). В случае его эффективного оспаривания притязание из ненадлежащего исполнения договорного обязательства отпадает, так как оспоренный договор считается недействительным с момента его заключения (п. 1 ст. 167 ГК РФ), а объем возмещения убытков по притязанию из culpa in contrahendo ограничивается реальным ущербом (п. 2 ст. 179 ГК РФ).

III. В изъятие из общего правила ч. 1 ст. 56 ГПК РФ, что сторона должна доказать обстоятельства, на которые она ссылается как на основание своего требования, п. 2 ст. 401 ГК РФ, применимый к ответственности за culpa in contrahendo по аналогии, возлагает бремя доказывания отсутствия вины в неисполнении обязанности к добросовестному ведению преддоговорных переговоров на не исполнившего ее партнера. В этом пункте, так же как в п. 4 ст. 358, абз. 3 п. 3 ст. 922 и п. 2 ст. 925 ГК РФ, выражается правовая идея, что обстоятельства, относящиеся к сфере одного из участников правоотношения, должны доказываться им самим, потому что другой участник обычно не имеет фактической возможности доказать эти обстоятельства, в силу чего он находился бы в крайне невыгодном положении, если бы на нем лежало бремя их доказывания. Согласно этой идее на не исполнившего свою обязанность партнера должно возлагаться также бремя доказывания отсутствия причинной связи между нарушением им обязанности к воздержанию от действий, причиняющих вред жизни, здоровью или имуществу другого партнера, если вред был причинен в подготовленном обязанным партнером помещении, и бремя доказывания отсутствия противоправности неисполнения обязанности к воздержанию от необоснованного отказа от ведения начатых переговоров и заключения договора, т.е. доказывания того обстоятельства, что отказ был совершен по уважительной причине.