новая папка 2 / 14545

С. Есенину

Если город раскаялся в душе, Если страшно ему, что медь,

Мы ляжем подобно верблюдам в самуме Верблюжею грыжей реветь.

Кто-то хвастался тихою частью

Ивытаскивал за удочку час, А земля была вся от счастья

Исчастье было от нас.

Изаря растекала слюни

Над нотами шоссейных колей. Груди женщин асфальта в июне Мягчей.

Игруди ребят дымились У проруби этих грудей.

Икакая-то страшная милость Желтым маслом покрыла везде.

Из кафе выгоняли медведя, За луною носилась толпа, Вместо Федора звали Федей И улицы стали пай.

Стали мерить не на сажени,А на вершки температуру в крови, По таблице простой умножений Исчисляли силу любви.

И пока из какого-то чуда Не восстал завопить мертвец,

Поэты ревели, как словно верблюды От жестокой грыжи сердец.

Ноябрь 1918

57. Последнее слово обвиняемого

Не потому, что себя разменял я на сто пятачков, Иль, что вместо души обхожусь одной кашицей рубленной, - В сотый раз я пишу о цвете зрачков И о ласках мною возлюбленной.

Воспевая Россию и народ, исхудавший в скелет, На лысину бы заслужил лавровые веники, Но разве заниматься логарифмами бед Дело такого, как я, священника?

Говорят, что когда-то заезжий фигляр,

Фокусник уличный, в церковь зайдя освященную, Захотел словами жарче угля Помолиться, упав перед Мадонною.

Но молитвам не был обучен шутник. Он знал только фокусы, только арийки,

Иперед краюхой иконы поник

Игорячо стал кидать свои шарики.

Иэтим проворством приученных рук, Которым смешил он в провинции девочек, Рассказал невозможную тысячу мук, Истерзавшую сердце у неуча.

Точно так же и я... Мне до рези в желудке противно Писать, что кружится земля и поет, как комар.

Нет, уж лучше перед вами шариком сердца наивно Будет молиться влюбленный фигляр.

Август 1918