Учебный год 2023 / 42 вопрос
.docxБилет 42. Ответственность за доведение до банкротства как вид деликтной ответственности
Статья Мифтахутдинова Р.Т. «Эволюция института субсидиарной ответственности при банкротстве: причины и последствия правовой реформы»
«Субсидиарная ответственность контролирующих должника лиц появилась в новейшей истории российского права еще в 1994 г. вместе с Гражданским кодексом (ГК) РФ. Второй абзац п. 3 ст. 56 ГК РФ содержал законоположение о субсидиарной ответственности по обязательствам юридического лица тех, кто довел юридическое лицо до банкротства. Примечательно, что в этом абзаце умещалась практически вся современная глава III.2 Закона о банкротстве. Давайте вчитаемся: "Если несостоятельность (банкротство) юридического лица вызвана учредителями (участниками), собственником имущества юридического лица или другими лицами, которые имеют право давать обязательные для этого юридического лица указания либо иным образом имеют возможность определять его действия, на таких лиц в случае недостаточности имущества юридического лица может быть возложена субсидиарная ответственность по его обязательствам"».
К сожалению, как отмечает Автор, в своё время данная норма так и не нашла применения на практике. При этом в связи с кризисом 2008 г. активно начала применяться ст. 10 ЗоБ (предшественник нынешней главы III.2 ЗоБ).
В условиях бурного развития соответствующей практики А.В. Егоров особенно активно высказывал своё недовольство применением ст. 10, говоря, что требования по привлечению к субсидиарной ответственности на основании п. п. 2 и 4 данной статьи это деликты по своей природе и должны применяться соответствующим образом1. Самый большой риск чересчур расширительного применения данного института, который за рубежом квалифицируется как доктрина «снятия корпоративных покровов» (в США и Англии) или «пронизывающая ответственность» (в Германии), заключается в размывании такого ключевого принципа корпоративного права как ограниченной ответственности участников по долгам компании. Что, естественно, влечет боязнь предпринимателей вести активную предпринимательскую деятельность, связанную с рисками, и, в конечном счете, ухудшению экономического оборота. Первыми такую практику активно стали развивать налоговые органы, пытаясь взыскать с контролирующих лиц2 долги юридических лиц по обязательным платежам.
Данная дискуссия вылилась в ряд совместных публикаций Егорова с Усачевой3. Основная статья 2013 г. («Субсидиарная ответственность за доведение до банкротства — неудачный эквивалент западной доктрины снятия корпоративного покрова») больше посвящена компаративному обзору моделей немецкого и общего права, а также перспективам развития российского института субсидиарной ответственности, его критике и выделению двух моделей: контролирующее лицо может считаться причиняющим вред (1) самому обществу, а с другой стороны (2) его кредиторам. Приведу небольшой отрывок:
«Мы полагаем, что наиболее адекватной и балансирующей должным образом все встречные интересы участников конфликта (кредиторов юридического лица и контролирующих лиц) моделью является модель деликтной ответственности.
Здесь уместно сделать одну оговорку. Довольно часто убытки юридическому лицу причиняет лицо, находящееся с ним в каких-либо отношениях: директор (в этих отношениях гражданско-правовая составляющая перевешивает трудовую), бухгалтер, исполнительный директор, заключающий невыгодную сделку по доверенности, или какое-либо материально ответственное лицо (это в чистом виде трудовые отношения), член совета директоров или участник юридического лица (у этих лиц имеются особые фидуциарные обязанности перед юридическим лицом, поэтому можно говорить о наличии особого обязательства корпоративной природы). Во всех перечисленных случаях обязанность по возмещению убытков можно было бы встроить в канву имеющихся отношений в качестве санкции за допущенное нарушение обязанностей. Однако это потребовало бы от нас рассматривать каждую ситуацию в отдельности, разбирать особенности ответственности работников по трудовому праву и т.п. Наша задача в другом — показать преимущества классической ответственности в виде возмещения убытков перед ответственностью, названной законом субсидиарной. Поэтому все описанные выше разнородные случаи мы предлагаем объединить под общим знаменателем деликтной ответственности, понимая ее в данном случае широко (как обязанность по возмещению вреда) и учитывая, что вред, подлежащий возмещению по правилам о деликтной ответственности, причиняется при неисполнении названных обязанностей в любом случае.
Рассмотрим возможные варианты деликтной ответственности: ответственность контролирующего лица перед самим юридическим лицом, признанным несостоятельным, и ответственность контролирующего лица перед кредиторами этого юридического лица».
Со времени написания статьи была принята глава III.2 ЗоБ и 53 Пленум ВС4, при этом некоторые опасения Авторов подтвердились, некоторые нет. В любом случае, сейчас правила о субсидиарной ответственности в банкротстве довольно сильно изменились, в связи с чем Усачева в начале 2019 г. написала небольшой очерк о нынешнем состоянии субсидиарной ответственности. В завершение билета приведу большую часть данной работы (она довольно короткая и там все по существу).
Статья Усачевой 2019 г. «Ответственность руководителя должника и иных лиц в деле о банкротстве: еще раз о выборе модели»
«На стыке традиций common law и civil law: возможна ли синергия?
В современном российском праве институт привлечения к ответственности в делах о банкротстве сочетает в себе черты двух диаметрально противоположных регулятивных моделей, что существенно влияет на детали его применения.
Первая модель, которая нам известна, прежде всего, из common law, предполагает, с одной стороны, большую степень доверия правопорядка к процессам имущественного и организационного обеспечения деятельности юридических лиц, и с другой стороны – готовность участников оборота оправдать такую степень доверия. Она подходит для общественного уклада, где внешний контроль за данными процессами является излишним и скорее мешающим: участники оборота способны квалифицированно определить, каким в каждом конкретном случае должен быть стандарт их поведения, и как правило соблюдают его в силу своей правовой культуры. Правопорядок не вмешивается ни в вопросы адекватного наполнения компании активами, ни в вопросы создания иных институциональных гарантий прав кредиторов до тех пор, пока с юридическим лицом все в порядке. Но если наступает кризис и под угрозой оказываются права других участников оборота, прежде всего, кредиторов юридического лица, он позволяет обернуться назад и проверить – надлежащим ли образом компания наполнялась активами, как велся документооборот, как обеспечивались права кредиторов в иных аспектах, то есть, иными словами, проверить, выполнялись ли те требования, которые предполагались в качестве подразумеваемых правил.
Опыт показывает, что такая модель – даже в самих странах common law – оказалась во многом несостоятельной в своих исходных предпосылках.
Вторая модель, воспринятая правопорядками континентальной Европы, в особенности, немецким правом, учитывает эту опасность. Она признает ограниченность человеческих способностей в полной оценке экономических рисков и допускает возможность ошибок. Правопорядок в такой модели максимально контролирует процесс создания и – при необходимости – деятельности компаний, оберегая такие компании и их кредиторов от возможных рисков. Он вмешивается еще до возникновения кризисной ситуации и пытается ее предотвратить, предусматривая разветвленную систему контроля и гарантий для кредиторов: предварительную проверку создающихся юридических лиц, обязанности публичного оповещения, требования к капиталу общества и пр. Единственно возможный метод разработки данной сфере системы – выделение типичного, неких усреднённых требований, которые, возможно, будут грубыми в некоторых единичных ситуациях, изначально не предназначаясь для точечной настройки, но эффективными в большинстве остальных.
Эти модели объединяет то, что обе они предполагают определенный стандарт поведения участников оборота. В этом смысле они не особенно отличаются друг от друга: и там, и там есть некоторые требования к тому, как должны вести себя соответствующие лица. Просто в первой модели такие требования скорее подразумеваемые, а во второй – формально определенные, в первой модели мы узнаем о них по результатам судебного ex post контроля, во второй – из законодательного ex ante контроля.
Тем не менее, выбор каждой из моделей существенно влияет на конструкцию ответственности виновных лиц в ситуации кризиса: в первой модели это ответственность также и за то, что не была уплачена «цена ограниченной ответственности», т.е. за то, что не были выполнены те самые подразумеваемые требования; во второй модели, напротив, подобная ответственность невозможна, поскольку задачу определения и контроля за выполнением этих требований взял на себя правопорядок, здесь допустима лишь ответственность за деликт, за намеренное причинение вреда кредиторам.
В результате отличаются объем ответственности, порядок привлечения к ней (только в первом случае возможна конструкция субсидиарности) и др.
Последняя реформа банкротного права: смещение вектора в пользу второй модели?
Российское право после реформы Закона о банкротстве в 2017 году (новая глава III.2 Закона о банкротстве и постановление Пленума ВС РФ № 53) значительно приблизилось к характеристике рассматриваемой ответственности как деликтной. Можно было бы подумать, что тем самым российское право вступило на путь реализации второй указанной нами модели.
Так, по оценкам специалистов, целью реформы Закона о банкротстве в рассматриваемой части было как раз развитие института ответственности руководителя должника и иных лиц в деле о банкротстве как деликтного института (о чем говорит, например, конкретизация возможностей привлечения к ответственности лиц, не имеющих формального отношения к обанкротившейся компании, конкретизация возможностей обращения с иском и после завершения конкурсного производства и др.). Также и постановление Пленума ВС РФ № 53 изобилует отсылками к общим нормам ГК о причинении вреда (п. 2, п. 5, п. 6, п. 11, п. 14, п. 21. п. 22 и др.).
Например, п. 2 постановления Пленума ВС РФ № 53, обсуждая общие принципы привлечения к ответственности контролирующих должника лиц, указывает на то, что в части, не противоречащей специальным положениям Закона о банкротстве, подлежат применению общие положения главы 59 ГК РФ об обязательствах вследствие причинения вреда.
При раскрытии категории «контролирующее должника лицо» в п. 5 постановление ссылается на ст. 1080 ГК, устанавливая презумпцию, что если в качестве руководителя должника выступает управляющая компания, то контролирующими должника лицами являются как эта управляющая компания, так и ее руководитель, которые по общему правилу несут ответственность солидарно.
Точно также постановление апеллирует к нормам о возмещении вреда, когда указывает на солидарность ответственности номинального и фактического руководителя (абз. 2 и абз. 5 п. 6), а также когда оно определяет условия уменьшения размера ответственности номинального руководителя, где суд учитывает, насколько его действия по раскрытию информации способствовали восстановлению нарушенных прав кредиторов и компенсации их имущественных потерь (пункт 1 статьи 1064 ГК РФ) (абз. 4 п. 6 постановления).
Или, скажем, в разделе об ответственности за неподачу (несвоевременную подачу) заявления должника о собственном банкротстве постановление вновь опирается на нормы деликтного права (см., в частности, п. 11, п. 14). Например, в п. 14 эти нормы привлекаются при расчете размера ответственности. Указывается, что расходы, необходимые для проведения процедур банкротства, не учитываются при определении размера субсидиарной ответственности руководителя. Но если будет доказано, что при надлежащем исполнении руководителем обязанности по подаче заявления должника о собственном банкротстве размер таких расходов был бы меньше, эти расходы в части превышения, вызванного бездействием руководителя, принимаются во внимание при определении размера его ответственности (статья 1064 ГК РФ).
Также и в разделе об ответственности за невозможность полного погашения требований кредиторов встречаются аналогичные отсылки к нормам деликтного права (см., напр., п. 21, п. 22).
Вместе с тем, в Законе, и – как следствие – в постановлении Пленума ВС сохранились некоторые реликты, которые показывают непоследовательность законодателя в выборе общей концепции.
Например, законодатель и Пленум ВС по-прежнему время от времени называют данную ответственность субсидиарной, что сигнализирует скорее о первой из рассмотренных нами ранее моделей. Ведь во второй модели такой подход, т.е. осложнение отношений пассивной множественностью лиц, ведет к абсурдным выводам. Он означает, что помимо привлекаемого в субсидиарном порядке лица ответственность несет первоначально также и сам должник, причем – как мы помним – ответственность деликтную, т.е. либо за причинение вреда его же имущественной массе (если речь идет о доведении до банкротства), что абсурдно, либо за причинение вреда его кредиторам (если речь идет о просрочке подачи заявления), где непонятно, как возможна такая множественность лиц при ответственности по разным основаниям (основной долг к массе и деликт к виновнику).
Возможно, это просто редакционная неточность, которую законодатель, а вслед за ним и Пленум Верховного суда неоднократно повторили в своих текстах. Возможно – напротив, осознанное решение, вызванное тем, что от смешения разных моделей ответственности в российском праве пока еще сложно уйти, поскольку полноценная реализация второй модели предполагает одновременную разработку институциональных гарантий прав кредиторов. Только тогда ответственность может выстраиваться как деликтная, т.е. как ответственность лишь за намеренное причинение вреда. Российское же право занимает противоречивую позицию в разработке подобных гарантий: с одной стороны, оно явно стремится выстраивать некоторую их систему (минимальный размер уставного капитала, обязанности публичного оповещения и т.д.), но, с другой стороны, оно пока совершенно не отлаживает их содержательную сторону (адекватность сумм, служащих минимальным капиталом, полномочия регистрирующих органов по проверке создаваемых юридических лиц и т.д.).
1 См., например, здесь: https://www.eg-online.ru/article/342635/
2 Определение см. в ст. 2 ЗоБ
3 Субсидиарная ответственность за доведение до банкротства — неудачный эквивалент западной доктрины снятия корпоративного покрова // Вестник Высшего Арбитражного Суда, 2013, № 12; Доктрина «снятия корпоративного покрова» как инструмент распределения рисков между участниками корпорации и иными субъектами оборота // Вестник гражданского права, 2014, № 1; Снятие корпоративного покрова. Как суды применяют «пронизывающее вменение» в Германии и России // Арбитражная практика, 2014, № 1; Нетипичные проявления доктрины снятия корпоративного покрова: решение проблемы за рубежом и в России // Арбитражная практика, 2014, № 3.
4 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 N 53 "О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве"