К проблеме содержания вещных прав
1. Постановка проблемы
Наука логика разделяет все понятия на сравнимые и несравнимые. Сравнимыми являются понятия, имеющие общий род или приводимые к общему роду; иные понятия являются несравнимыми*(1). Легко понять, что к общему роду могут быть приведены любые понятия, в том числе, на первый взгляд, несравнимые: например, понятия "ложка" и "учебник по гражданскому праву" являются частью родового понятия "вещи". Конечно, чтобы привести такие понятия к общему роду, приходится отказываться от использования при сравнении целого ряда существенных или содержательных признаков данных понятий ("ложка" и "учебник"), в частности тех из них, которыми определяются естественные свойства предмета (как ложки или как учебника). Именно потому, что мы абстрагировались от видовых признаков, характерных именно для данных понятий и отграничивающих их от всех иных понятий, сосредоточившись при этом на одних только родовых (общих) признаках, нам и удалось сделать понятия сравнимыми.
Сравнимы, следовательно, любые понятия, поскольку каждое из понятий может быть сведено к своеобразному пределу логико-философского обобщения - понятию "нечто". Но много ли проку от такого сравнения? Ясно, что актуальным пределом обобщения понятий должно быть такое родовое понятие, которое является не только общим для сравниваемых понятий, но и в то же время ближайшим к ним по своим содержательным признакам*(2).
Процедура сравнения, таким образом, принадлежит не к области возможного, а к сфере целесообразного. Сравнение тем менее целесообразно, чем на более отдаленных ступенях по отношению к общему роду окажутся сравниваемые понятия ("ложка" и "учебник по гражданскому праву", "профессор Белов" и "Луна", "живое" и "круглое", "зеленое" и "сладкое" и т.д.). Самым плодотворным (и потому целесообразным) будет сравнение таких понятий, каждое из которых включается в ближайшее к обоим родовое понятие ("ложка" и "вилка" - "столовые приборы", "учебник по гражданскому праву" и "учебник по уголовному праву" - "учебники", "Луна" и "Земля" - "космические объекты" и т.д.).
Сказанное в полной мере применимо и к тем понятиям, которые составляют предмет изучения настоящей статьи, - "вещные права как таковые" (родовое понятие) и отдельные вещные права - "право собственности", "залог", "сервитут" и др. (видовые понятия). Понятие вещных прав вообще включает в себя понятия об отдельных вещных правах и является непосредственно прилежащим (ближайшим) по отношению к этим последним. Понятия о любых отдельных вещных правах - праве собственности, залоге или сервитуте - являются, следовательно, целесообразно сравнимыми.
Возможность и целесообразность объединения различных отдельных вещных прав в общую (родовую) категорию свидетельствует о наличии в содержании всех видовых понятий по крайней мере одного общего для всех них содержательного признака, причем такого, который присущ только вещным и никаким другим правам. При отсутствии такого признака нужно будет признать, что понятия вещных прав как категории родовой и ближайшей по отношению к праву собственности и ограниченным вещным правам не существует и существовать не может. Кажется, еще никто такой мысли не высказывал, посему оставим ее как явно неплодотворную и направим наши исследовательские усилия на выявление такого признака.
Как известно, содержание всякого субъективного права слагается из элементов, называемых правомочиями. Сами правомочия обыкновенно определяются как юридические возможности совершения определенных действий с объектом субъективного права. Понятие правомочия, будучи категорией цивилистической науки, проникло и в законодательство. Так, в п. 1 ст. 209 ГК РФ при определении содержания права собственности перечисляется знаменитая триада правомочий собственника - владение, пользование и распоряжение.
Социальной функцией вещных прав является юридическое оформление состояния принадлежности материальных предметов (вещей) одним лицам и их отчуждения от всех других лиц. Следовательно, объектом всякого вещного права будет являться вещь, а содержанием - возможность совершения любых действий, в которых проявляется фактическое и непосредственное господство лица над вещью. Понятно, что степень такого фактического господства различных лиц над одними и теми же вещами может быть неодинаковой. Наименее стесненным будет господство над своей собственной вещью. Мера же господства над вещью чужой будет сообразовываться с целями предоставления собственником (или установления судом) такого господства. Лица, мера господства которых над той или иной конкретной вещью равна нулю, не имеют на эту вещь никаких вещных прав.
Каково же содержание понятия "фактическое господство над вещью"? Какие манипуляции с вещью следует совершить управомоченному лицу для того, чтобы всем другим стало ясно: оно и вправду фактически господствует над вещью? Обычно подобные вопросы не ставятся, причем ни применительно к вещным правам, ни применительно к каким-либо другим субъективным правам. Интересно, почему?
Можно предложить три следующих объяснения.
Первое: вопрос о содержании понятия фактического господства над вещью всем хорошо известен и без специальных разъяснений. Однако обращение к учебной и научной литературе свидетельствует о том, что по крайней мере по отношению к вещным правам это не так.
Второе объяснение заключается в том, что данному вопросу просто не придается должного значения. Видимо, именно это объяснение является наиболее достоверным: большинство ученых молчаливо предполагает, что господство это может быть любым. Каким бы ни было непосредственное господство, в чем бы оно ни выражалось - в пользовании, во владении, в распоряжении, в управлении вещью или еще в чем-нибудь, - неважно: все это будет вещное право. Приведенные ранее рассуждения относительно родовых и видовых понятий доказывают как минимум логическую несостоятельность этого воззрения.
Наконец, третье объяснение: ученые не считают возможным дать универсальное описание всех правомочий, выражающих абсолютное фактическое господство над вещами: эти правомочия якобы едва ли не столь же многочисленны и разнообразны, как сами объекты вещных прав (вещи). И этот подход грешит логической несостоятельностью: признав его истинным, мы должны были бы расписаться в неспособности отграничить одни субъективные права от других, в том числе разделить субъективные права одного и того же рода.
Как бы то ни было, но попытка разыскать в числе традиционно рассматриваемых в литературе признаков вещных прав такой содержательный признак, который был бы общим для всех видов вещных прав (т.е. такое правомочие, которое присутствует в любых и в то же время только в вещных правах), оказывается неудачной. Причина проста: исходя из тех или иных соображений, ученые намеренно избегают характеризовать вещные права как таковые с содержательной стороны, предпочитая говорить о них как о юридической форме отношений принадлежности вещей или гражданско-правовой форме непосредственного фактического господства над вещами. В чем, в каких действиях выражается такое господство? Этот вопрос обсуждается в лучшем случае применительно к одному только праву собственности. Но и здесь, как правило, отрицается возможность описать содержание права собственности как через "триаду", так и через какой бы то ни было иной исчерпывающий набор правомочий*(3).
С утверждением о несущественности количества и названий правомочий следует, конечно, согласиться. Но в таком случае остается открытым вопрос: чем определяется та самая "мера реальной юридической власти" носителя субъективного права, если не совокупностью составляющих это право элементов? Е.А. Суханов отвечает на этот вопрос следующим образом: характером, пределами, формами или качеством осуществления правомочий. "...Главное, что характеризует правомочия собственника в российском гражданском праве, - это возможность осуществлять их по своему усмотрению (п. 2 ст. 209 ГК)... руководствуясь исключительно собственными интересами"*(4). Стало быть, основное - не что можно делать, а как это можно делать. Допустим. Но в таком случае получается, что разнообразные отдельные вещные права объединяются в общее (родовое) понятие, не имеющее... ни одного собственного содержательного признака!
В самом деле, абсолютность - это признак не одних только вещных, но также исключительных и личных прав, т.е. признак не понятия "вещные права", а понятия "абсолютные права". Признак объекта (вещи) - тем более не признак одних лишь вещных прав: вещи (в том числе индивидуально-определенные) вполне могут быть объектами, например, обязательственных прав. Не спасает, как ни странно, и сочетание обоих признаков: определение типа "вещные права - это абсолютные права, но не всякие, а только те, что имеют своими объектами вещи"*(5) мало помогает управомоченному лицу в уяснении вопроса о том, что именно он может делать с вещами, принадлежащими ему на вещном праве.
В столь же неопределенном положении оказываются и обязанные лица, которым необходимо знать, от каких именно действий в отношении чужой вещи они обязаны воздерживаться. И если в случае с обязательственными правами такое умолчание теоретически возможно, поскольку эти права имеют относительное действие (при необходимости стороны договорятся сами или при помощи суда), то в случае с правами вещными (да и с любыми другими формами абсолютного права) неопределенность не может быть допущена ни в коем случае. Так, Е.А. Суханов подчеркивает, что содержание вещных прав императивным образом определяется в законе*(6).
Наконец, качество правомочий (формы и пределы их осуществления) - это характеристики не столько самих правомочий (возможностей), сколько процесса их реализации - реальных (фактических) действий, совершаемых управомоченным субъектом в ходе осуществления своего субъективного права, т.е. характеристика, относящаяся не к юридической возможности, а к реальной действительности.
Итак, попытаемся в содержании многочисленных вещных прав (в том числе в том виде, в котором оно определено в законе) выявить некий общий признак (общую черту или общее правомочие) - ту возможность, которая входит в состав всякого и каждого вещного права и делает право вещным.