Учебный год 22-23 / ПОКРОВСКИЙ Абстракт человек И
.docxПОКРОВСКИЙ И.А. «АБСТРАКТНЫЙ И КОНКРЕТНЫЙ ЧЕЛОВЕК»
Как известно, еще римские юристы говорили, что «omne jus haminus causa constitutum» и что, в частности, гражданское право имеет в виду «singulorum utilitatem», т. е. интересы отдельного человека. Таким образом, отдельный, конкретный, живой человек составляет конечную цель, «целевого субъекта» («Zwecksussbiekt») всего гражданского права, ибо только живой человек может страдать и радоваться, может иметь интересы.
Но конкретные, живые люди чрезвычайно разнообразны; бесконечно разнообразны их психические особенности и их ВНЕШНИЕ положения, — вследствие чего так же разнообразны и их интересы. Как же гражданское право может подойти к этим интересам, как оно может уловить их?
Для разрешения этой задачи оно пользуется некоторым особым приемом.
Если мы окинем общим взглядом сам механизм гражданско-правовых норм, то мы заметим, что весь они покоятся на предположении некоторого абстрактного чело-века, своего рода «гражданского человека». Это есть некоторая средняя фигура, представляющая эмпирическое суммирование потребностей и качеств, свойственных среднему в данной социальной среди и в данное время человеку. Для римлян это был некоторый bonus paterfamilias; у нас он не имеет особого имени, но и у нас эта абстрактная фигура стоит перед глазами, когда мы создаем те или другие нормы, когда мы думаем о потребностях, когда мы решаем вопрос о наличности вины и т. д.
Фигура этого абстрактного, «гражданского» человека не вовсе лишена человеческих качеств. Она гораздо живее и конкретнее общего понятия «субъекта прав». Это последнее понятие должно охватывать в себе и разные другие центры гражданско-правовой жизни (лица юридические), вследствие чего при построении этого понятия мы подымаемся в процесс абстрагирования еще выше, отвлекаемся от всего человеческого и превращаем далее самого человека в совершенно формальное явление «субъекта прав», в некоторое совершенно общее «юридическое представление»).
Но когда право приступает к более конкретному регулированию между-человеческих отношений, к «разграничению человеческих интересов», оно неизбежно вкладывает в пустые рамки «общего юридического представления» о субъекте прав некоторое, более конкретное содержание, постулирует некоторые интересы и цели, некоторое среднее количество разума и чувства и т. д.
В виду этого «гражданский человек», отражая в себе средние черты человека данной эпохи и данного народа, может служить в далекой исторической перспективе известным показателем психологических особенностей и психологической эволюции народа.
Такое оперирование с фигурой абстрактного, «гражданского» человека представляете естественный вспомогательный прием при построении норм гражданского права. Но этот прием может быть полезен лишь при одном непременном условии — чтобы не затерялось в памяти подлинное значение этого приема как только вспомогательного. Дру¬гими словами: чтобы за этим абстрактным, «гражданским» человеком не был забыт конкретный человек, живая человеческая личность.
А между тем в этом отношении нас сторожит двойная опасность.
Так, прежде всего, построение «гражданского человека» тем легче, чем психологически однообразнее та социальная среда, которая является материалом для абстрагирования. В виду этого подобное абстрагирование легче для права более древнего, чем для права более развитого. Примитивное об¬щество всегда проще и однороднее: индивиды, входящие в его состав, не отличаются резко друг от друга ни по своему внешнему образу жизни, ни по своим потребностям, ни по своим воззрениям. Уловить средние черты человека в таком обществе легче, и «гражданский человек» здесь будет близко подходить к конкретному человеку, к чело¬веку просто.
Но процесс развития человеческих обществ есть, как известно, процесс усложнения и дифференциации. Общество расслаивается на классы, группы; в связи с этим и психи-ческая жизнь индивида усложняется: разнообразятся внешние условия жизни, потребности, воззрения; черты несходства, «особенности» усиливаются. Чем далее, тем труднее делается указанное суммирование среднего, и во многих случаях его попытки могут привести только к констатированию одина¬ково законных противоположностей. Возведение одной из этих противоположностей на степень общего, предполагаемого в среднем человеке свойства, может при таких условиях дать неверную директиву для законодательства и привести к забвению другой, не менее законной, стороны.
Но еще более серьезная опасность лежит в другом. Создаваемая воображением законодателя фигура абстрактного, «гражданского» человека в процессе законодательного твор¬чества имеет своим назначением служить только суммированием, отражением действительности в целях ориентировки законодателя. По существу, таким образом, эта абстрактная фигура есть только известное констатирование факта: факт таких-то средних потребностей, таких-то средних интересов и т. д. Это есть некоторый результат своеобразной «моральной» статистики, который мы кладем в основание диспозитивных норм закона. Но при известной aberratio мысли эта статистическая величина может быть принята за норму, и тогда факт превращается в должное: то, что обыкновенно есть, приобретает характер того, что непременно должно быть. Тогда наша фигура «гражданского человека» вырастает в некоторое непогрешимое «правило веры», в некоторого давящего «homo core». Только его интересы суть законные интересы, только его потребности суть разумные потребности; все же, что отклоняется от типа этого «гражданского человека», начинает казаться чем-то незаконным, прихотью, не заслуживающей внимания и по¬кровительства права. И притом не потому, что те или другие особенные потребности или интересы противоречат каким-либо этическим или политическим требованиям, а просто потому, что они чужды среднему, гражданскому человеку. Этот последний делается уже сам по себе нормой, законом, а вместе с тем и прокрустовым ложем для живой человеческой личности.