Учебный год 22-23 / Дозорцев и Райхер конспект

(1)

(Дозорцев В. А.) ("Вестник гражданского права", 2008, N 4)

ОДИН КОДЕКС ИЛИ ДВА? (НУЖЕН ЛИ ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ КОДЕКС НАРЯДУ С ГРАЖДАНСКИМ?)

Достаточно давно известны два подхода к кодификации законодательства об имущественных отношениях: монистический и дуалистический. Монистический подход предполагает подготовку только одного кодекса, посвященного регулированию имущественных отношений, - Гражданского кодекса. В соответствии с дуалистическим подходом должны существовать два кодекса - наряду с Гражданским еще и Торговый (Коммерческий и т. п. - названия могут быть разными), специально регулирующий предпринимательские имущественные отношения. Разновидностью дуалистического подхода является идея подготовки наряду с Гражданским Хозяйственного или Предпринимательского кодексов.

Очевидным предметом сегодняшней дискуссии является вопрос о правомерности существования Хозяйственного кодекса наряду с Гражданским. Сюда примыкает и проблема хозяйственного права как отрасли права, составляющей концептуальную основу такого Кодекса.

Суть позиции цивилистов о системе кодексов хорошо известна. Она достаточно стабильна и заключается в признании необходимости существования только одного кодекса - Гражданского, охватывающего и предпринимательские, имущественные, товарные отношения, и товарные отношения, направленные на удовлетворение потребительских нужд, прежде всего граждан.

Хозяйственники, напротив, выступают за существование наряду с Гражданским еще и Хозяйственного кодекса. Но известно несколько вариантов их позиции. Параллельная система может строиться как подсистема гражданского права и как самостоятельная система, независимая от гражданского права и существующая наряду с ним. В последнем случае есть тоже два направления. Одно заключается в признании ее наряду с гражданским правом одной из ветвей частного права, другое - в признании ее выходящей за рамки частного права, неким качественно новым образованием, появившимся на базе органического синтеза начал частного и публичного права.

Аргументация цивилистов - сторонников монистической кодификации законодательства об имущественных отношениях исходит из функций, которые призван выполнять полноценный кодекс, и из специфики отношений, которые он призван регулировать. Всем имущественным товарным отношениям присущи общие свойства, поэтому их правовая регламентация осуществляется на базе единых принципов с использованием однородных правовых средств. Это относится в равной степени и к отношениям разной направленности - и потребительским, и предпринимательским. Гражданское право универсально и охватывает все имущественные товарные отношения независимо от состава их участников (субъектного состава). Полноценный товарный обмен возможен, только если обе стороны выступают в данном отношении как частные лица, независимо от того, являются ли они физическими лицами или организациями, если ни одна из них не наделена в отношении другой публичной властью. Исходное начало определяет набор правовых средств, используемых гражданским правом, совершенно определенный правовой инструментарий.

Это, во-первых, равенство, по крайней мере формальное, субъектов как участников отношения, прежде всего при его возникновении.

Во-вторых, это автономия воли участников отношения, действие принципа диспозитивности: свобода принимать по своему усмотрению решение об установлении отношения, определении его содержания, осуществлении прав и правоспособности. Диспозитивность включает в себя свободу договора и обязательность уже заключенного договора.

В-третьих, суть правовых средств гражданского права определяет характер санкций. Для имущественных отношений особенно важна их восстановительная, или компенсационная, направленность, поддерживающая имущественный статус субъекта.

В-четвертых, характерно и положение органов, разрешающих споры. По отношению к ним стороны должны находиться в одинаковом положении, они должны быть независимыми и незаинтересованными. Таким органом является суд.

Основой гражданского законодательства в российской системе права должен быть Гражданский кодекс, стабилизирующий всю систему. Но он, сколь бы ни был обширен и детален, не может быть единственным актом гражданского права. Кодекс не исключает существования отдельных законодательных актов. Наоборот, они необходимы, без них кодекс не может быть эффективным. Имущественные отношения столь богаты, разнообразны и динамичны, настолько не поддаются стандартизации, что одним кодексом ограничиться невозможно, он не может все их охватить. И не в силу недостатков кодекса, а по причинам объективного характера, требующим и специального законодательства. ГК имеет определяющее значение, но он венчает систему гражданского законодательства, которая сама по себе является достаточно сложной. Гражданский кодекс действует в такой сфере, где ему необходимо постоянное "сопровождение", так сказать, "оперение". При этом можно выделить два типа таких "актов сопровождения". Первая их группа - акты по специальным вопросам, часть которых представлена отраслевыми, а другая часть - комплексными межотраслевыми актами.

Тем самым сфера отношений, которые вообще никак не урегулированы законом, остается вне воздействия законодательства, существенно сужается.

Дуалистическая система кодификации правового регулирования имущественных отношений в рамках частного права является достаточно распространенной наряду с монистической. Кодекс, существующий в рамках частного права наряду с Гражданским, традиционно принято называть "Торговый" или "Коммерческий".

Дуалистическая система кодификации имеет давнюю - практически двухсотлетнюю - традицию, идущую от принятия Французского торгового кодекса 1807 г. Та же система действует и в Германии. И если в то время появление такого второго кодекса было обусловлено рядом факторов, то для двух параллельных кодексов в наши дни вряд ли есть достаточные основания.

!!!!!!!!

Недаром новые торговые кодексы сейчас не создаются. Несмотря на многовековое существование торгового права, общие положения этой отрасли, отличающиеся от общих положений гражданского права, которые могли бы быть базой для полноценного кодекса, так и не сформировались. А это, как отмечалось, необходимый признак подлинного кодекса, необходимое условие выполнения им присущих подлинному кодексу функций. Кодекс цементирует общие положения. Именно они отличают кодекс от собрания законов, их более или менее механического объединения под одной обложкой. Ни в одном из существующих торговых кодексов общих положений нет. Не выработала их и правовая доктрина. Объясняется это только тем, что они объективно не существуют. Более того, торговое право не только не имеет собственных юридических общих категорий и положений, но и те положения и категории, которыми оно оперирует, сформировались в гражданском праве и заимствованы из него (юридические лица, право собственности, договор, основные виды обязательств, ответственность и ее основания и т. п.). При отсутствии собственных правовых положений кодекс не может полноценно выполнять присущие ему функции.

Сказанное вовсе не означает, что нельзя выделить сферу действия торгового права и даже некоторые его особенности. Такая сфера достаточно очевидна, само его название свидетельствует о том, что регулируемые отношения связаны с профессиональной деятельностью в области торговли, коммерции. Это право торговцев, коммерсантов, определяющее отношения между членами этой профессиональной группы, - торговое право. Собрание актов торгового права возможно, но оно представляет собой не кодекс и не может быть превращено в кодекс. Так же, как и кодекс, оно не исключает отдельных законодательных актов. Логика, система не предопределяют, какие из них должны войти в собрание, а какие остаться вне его. Во всех случаях внутренние связи между актами достаточно слабы. Существуют институты, которые могут быть включены или не включены в торговое право.

Отдельные торговые кодексы исчерпали себя, и их сохранение может быть оправдано только стремлением к стабильности законодательства. Характерно дальнейшее развитие системы частного права. Во-первых, оказалось, что торговые кодексы имели смысл лишь в условиях, когда регламентация отдельных видов отношений еще не была достаточно развитой. Выяснилось, что их существование не избавляет от необходимости принятия развернутых актов - об акционерных обществах, о купле-продаже и т. п.

Во-вторых, начался процесс взаимного сближения гражданского и торгового права. Их единая природа облегчила такое сближение. Торговое право обогащается за счет общих положений гражданского права, гражданское - за счет специальных положений торгового, особенно порожденных дальнейшим развитием. В-третьих, многие страны пошли даже на отмену своих торговых кодексов, например, Италия, Нидерланды, где они были формально отменены.

Существует еще один подход к дуалистической кодификации законодательства об имущественных отношениях. Одной из ветвей такой кодификации остается Гражданский кодекс, находящийся в пределах частного права (правда, с существенно урезанным содержанием). Вторая ветвь кодификации - Хозяйственный (Предпринимательский) кодекс - выходит за рамки частного права и имеет своим предметом все хозяйственные, предпринимательские отношения. Эта концепция зародилась в условиях советской социалистической экономики и в разных вариантах, менявшихся время от времени, отстаивалась ее сторонниками. Такая концепция исходит из некоторых фундаментальных предпосылок. Их смысл в том, что существующие в обществе товарные отношения находятся под определяющим воздействием планового начала, имеющего властный характер, они являются властными отношениями "особого рода". Отсюда правовое регулирование этих отношений имеет двухопорную основу: оно представляет собой органический синтез начал как частного, так и публичного права, регулирование имеет двойственный, "частно-публичный" характер; на тех же началах должен быть построен и Хозяйственный кодекс.

Юридически такая позиция крайне несостоятельна. Даже при ликвидации последовательных рыночных отношений принцип материальной заинтересованности все-таки признавался. Он мог быть реализован только на основе гражданско-правовых начал. Примечательно, что речь идет именно о Хозяйственном, Предпринимательском, а не о Торговом, Коммерческом кодексе. Формула охватывает не только отношения экономического оборота и их непосредственные предпосылки (правосубъектность, право собственности), но и отношения, складывающиеся в процессе производства; она значительно ограничивает права товаропроизводителя и за рамками товарного обращения - в организации производственного процесса. Предполагается одну ветвь законодательства (гражданское право) строить на частноправовой основе, а другую (хозяйственное или предпринимательское право) - на "частно-публичной" основе. Иными словами, у классификации нет единого основания, что само по себе не соответствует общим правилам и вряд ли может быть признано вполне корректным.

Здесь важнее рассмотреть юридические факторы. Можно констатировать, что анализируемая дуалистическая система воспроизводит все рассмотренные выше недостатки системы двух ветвей частного права, значительно их усугубив и расширив. Правомерность создания кодекса определяется существованием отрасли права, на которой он базируется. А наличие отрасли права зависит от того, есть ли общие правовые положения, лежащие в ее основе.

Акт (Хозяйственный кодекс) не превращается в монолитный, его юридическая однородность не возникает, он остается комплексным, состоящим из элементов. Своих общих положений в таком комплексе не появляется. К разным элементам комплексного акта применяются общие положения соответствующей традиционной отрасли права. Свидетельством зарождения новой отрасли права является только появление новых общих положений. Именно это имело место при отпочковании семейного и трудового права от гражданского права. В данном случае ничего подобного не происходит. Значит, не образовалась и новая отрасль права. Законодательство остается комплексным. Нового качества, органического единства, новых общих положений не возникает.

Вводить дуализм кодификации правового регулирования имущественных отношений в любом варианте на современном этапе было бы ошибкой. Сейчас ведущим является начало интеграции, обобщений, а не дифференциации. Процесс дифференциации правомерен в отношении отдельных институтов, а не законодательства в целом. Попытки дифференцировать правовые принципы, относящиеся к системе законодательства об имущественных отношениях в целом, противоречат объективным закономерностям и обречены на провал.

(2)

(Райхер В. К.) ("Вестник гражданского права", 2007, N 4)

ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВЫЕ СИСТЕМЫ АНТАГОНИСТИЧЕСКИХ ФОРМАЦИЙ

Рамками этой работы ограничено и ее содержание. В нее включены лишь некоторые системы римского и буржуазного гражданского права и вовсе не входит феодальное право. Она посильно стремится выяснить влияние лишь социально-экономических (базисных) условий рабовладельческого и капиталистического общества на принципы построения указанных систем права.

1. Римская институционная система

Она обязана своим названием тому типу древнеримских юридических произведений, которые по этой именно системе излагались, - институциям (institutiones), представлявшим собой учебное, школьное пособие, руководство для изучения гражданского права. Таковы были, в частности, широко известные Институции Гая. В VI веке н. э. эта система нашла себе прямое выражение уже в самом законодательстве, а именно в юстиниановских Институциях. Принцип, на котором она построена, выражен известной формулой: "Всякое право, которым мы пользуемся, относится либо к лицам, либо к вещам, либо к искам". Лица, вещи и иски - таковы три последовательно расположенных в этой системе раздела гражданского права.

В первой из четырех частей (комментариев) Институций Гая излагается учение о лицах (включая и вопросы семейного права как определяющие правовое положение лица). Во второй и в третьей частях - самые разнообразные виды гражданских прав, относящиеся, по сложившейся много веков спустя систематике, и к вещному, и к обязательственному, и к наследственному праву, обнимаются единым понятием "вещи". В четвертой части - учение об исках.

Достойна внимания та юридическая концепция, при помощи которой институционная система включает в единую классификационную рубрику вещей столь разнообразное содержание. В римском праве понятие "вещи" ("res") отличалось, как известно, чрезвычайно широким объемом: оно охватывало вещи телесные (res corporales) и бестелесные (res incorporales). Первые определялись как такие, которые "можно осязать". Вторые же - как такие, осязание которых невозможно, ибо они являются правами. В качестве примеров бестелесных вещей Гай называет наследство, узуфрукт, обязательства, а также земельные сервитуты. Не имеет значения, говорит он при этом, что в составе наследства имеются телесные вещи, что телесными являются плоды, получаемые по узуфрукту, что предметом обязательства являются в большинстве случаев телесные вещи. Ибо самое право наследования, право узуфрукта, право требования – бестелесно.

Институции Юстиниана, вообще весьма близкие к Институциям Гая, обнаруживают в данном вопросе особенно заметное сходство с ними. В первой из четырех книг юстиниановских Институций излагается учение о лицах (с вопросами семейного права). Во второй, в третьей и в первых пяти титулах четвертой книги содержатся институты вещного, наследственного и обязательственного права как составные элементы учения о вещах. В последующих титулах четвертой книги дается учение об исках (с некоторой, как и в 4-й книге гаевских Институций, примесью элементов материального права). При этом в Институциях Юстиниана дословно воспроизводится из Институций Гая вышеупомянутая классификационная триада (лица, вещи, иски). Почти дословно воспроизводится из того же источника вся концепция, обосновывающая включение в категорию вещей (в качестве вещей бестелесных, не осязаемых) и вещных прав на чужие вещи, и наследственных, и обязательственных прав. Позаимствованы из Институций Гая даже самые формулы перехода к изложению каждого из трех основных разделов: о лицах, о вещах, об исках.

Уже из приведенной краткой характеристики институционной системы видно, что она построена на определенных юридических основаниях. На первом месте в ней выступают лица как субъекты прав, как участники гражданских правоотношений, как живые люди, "ради которых", по известной римско-правовой формуле, "установлено всякое право". Затем следует имущество этих лиц, состоящее из их вещей в широчайшем смысле этого слова, из вещей телесных и бестелесных. Последним же, замыкающим звеном этой трехчленной системы права является судебная охрана имущества, защита имущественных прав, принадлежащих их обладателям, субъектам, лицам. Стройность этой системы нарушается, впрочем, в вопросе, как нельзя более существенном для права рабовладельческого общества: куда должны быть отнесены в этой системе рабы - к лицам или к вещам? Этот принципиальный вопрос не получает в римских институциях последовательного разрешения. С одной стороны, о рабах говорится в учении о лицах. Здесь деление людей на свободных и рабов провозглашается как основное деление права, касающегося лиц. Здесь же, при всем глубочайшем отличии рабов как состоящих в собственности своих хозяев (in potestate dominorum), от членов семьи, состоящих под властью домовладык (in potestate parentum), рабы объединяются вместе с этими членами семьи в одну формально общую категорию подвластных (состоящих in potestate) лиц, "лиц, подчиненных чужому праву" ("personae alieno juri subjectae") и поэтому совместно противопоставляемых "лицам собственного права" ("personae sui juris").

С другой стороны, о рабах говорится и в учении о вещах. Раб фигурирует здесь неоднократно: и как очевиднейший (наряду с земельным участком, одеждой, золотом и серебром) пример телесной вещи, одной из тех, до которых можно "дотронуться" ("quae tangi possunt"), и как пример (приводимый в самом начале, перед рабочим скотом) особой категории вещей: "res mancipi", и как излюбленный пример объекта сделок, и даже как суррогат денежной платы за покупаемую вещь.

В этой двойственности места, занимаемого рабами в римских институциях, нашло свое юридическое выражение внутреннее противоречие в положении класса рабов, столь характерное для рабовладельческого общества: противоречие между, с одной стороны, естественным качеством раба как человека, общественным качеством его как члена определенного общественного класса, как основного работника производства (в силу этого раб - homo, даже persona) и, с другой стороны, юридическим положением раба как вещи , как орудия производства (instrumentum vocale), как предмета права собственности (в силу этого раб - res, а потому: pro nullo habetur).

В основе римской институционной системы лежит, как уже отмечалось, известная юридическая триада: 1) лица (personae); 2) вещи (res); 3) иски (actiones) <24>. Но эта триада выражает собой по существу другую "триаду", имеющую более явный социально-экономический смысл: 1) собственник; 2) его собственность; 3) ее охрана. Это означает, что принцип частной собственности определяет не только содержание римского гражданского права, но и широко распространенную форму его литературного и законодательного выражения, самую систему его построения, принятую в римских институциях.

Этот принцип отражает, конечно, существо права любого общества, в котором господствует частная собственность. Но в римском праве он нашел свое первое классическое выражение не только в содержании, но и в самой системе этого права. Он получил здесь, конечно, свой особый, свойственный римскому рабовладельческому обществу профиль. Такой профиль характеризуется, в частности, тем, что главное лицо в разделе о лицах, возглавляющем институционную систему, главная персона римского общества - persona sui luris - раскрывается в своем основном социальном содержании как римский рабовладелец и домовладыка (paterfamilias), как главная фигура римского собственника, простирающая свое право собственности и на имущество (пекулии) подвластных ей лиц.

Институции Гая. II. 12 - 79.

Институты, относящиеся к трем крупнейшим разделам современной систематики гражданского права (к вещному, обязательственному и наследственному праву) <26>, включены в учение о вещах как его составные части. Идея вещи как универсального объекта правового обладания играет в институционной системе виднейшую роль. -------------------------------- <26> И даже некоторые вопросы общей части: например, вопрос о дееспособности несовершеннолетних и женщин; учение о представительстве.

В условиях рабовладельческого общества (каким было общество Древнего Рима), когда эксплуатация человека человеком выступала в форме права собственности человека на человека, основной производительный работник являлся в глазах закона вещью (servi res sunt). Уже одно это обстоятельство сообщало в римском праве понятию "вещи" значительно расширенный объем и достаточно веское значение, чтобы превратить это понятие в один из принципов систематики гражданского права. Далее, если в условиях развитого товарно-рыночного хозяйства, где "все делается предметом купли-продажи", где в сферу обращения "все втягивается для того, чтобы выйти оттуда в виде денежного кристалла" <27>, имелась вполне благоприятная почва для четкого разграничения понятий "объект права" и "права на объект", то в условиях римского рабовладельческого общества с его преобладающим, при относительном развитии товарного оборота, натурально-хозяйственным строем эти понятия еще не вполне дифференцировались, еще в какой-то мере объединялись друг с другом в юридической категории "res". Право собственности еще как бы сливается здесь со своим объектом: телесной вещью <28>, а все другие имущественные права, известные Древнему Риму, представляются одновременно и как некие объекты прав, а в этом смысле - как вещи, хотя и бестелесные.

2. Системы буржуазного гражданского права

Обычно различают две основные системы законодательного и литературного изложения буржуазного гражданского права. Одна из них известна под именем институционной, другая - пандектной системы.

Пандектная же система вовсе не римского происхождения. Ее не было в Древнем Риме. Даже самым наименованием своим она обязана не пандектам Юстиниана, а излагавшимся уже по совершенно другой системе пандектам современного римского права, в недрах которого она и возникла. Но и пандектная система имеет, конечно, некоторые корни в римском праве <41>. Важнейшим из них является римское деление исков на вещные (actiones in rem) и личные (actiones in personam). Это процессуальное деление превратилось уже у глоссаторов в материально-правовое: в деление прав на вещные и обязательственные <42>, которое впоследствии легло в основу пандектной системы. -------------------------------- <41> Интересно в этой связи отметить, что основные элементы пандектной системы уже содержатся в скрытом, зародышевом состоянии в системе римских институций. Так, 1-я часть институционной системы (personae) содержит зародыш общей части пандектной системы (учение о субъектах прав) и семейное право. А в обильных содержанием недрах 2-й части институций следуют один за другим дальнейшие элементы общей части (учение об объектах прав), отдельные институты вещного права, наследственное и обязательственное право. Остается только объединить разделенные элементы общей части, выделить в особые разделы семейное и наследственное право и, что самое главное, широко развернуть вещное право и резко противопоставить его обязательственному праву, чтобы получилась пандектная система. <42> См. об этом, например: Landsberg E. Ук. работа. Стр. 82 - 88.

Кроме институционной и пандектной известны, однако, еще и другие системы буржуазного гражданского права. Так, если первым и крупнейшим образцом кодификации гражданского права по современной институционной системе является французский Гражданский кодекс, то, например, другие крупные кодексы конца XVIII и начала XIX века, а именно прусское Земское право <43> и австрийский Гражданский кодекс, не могут быть отнесены ни к институционной, ни тем более к пандектной системе, первым законодательным воплощением которой считается саксонское Гражданское уложение 1863 г. <44>. -------------------------------- <43> Как известно, оно является кодификацией не только гражданского права. Для прусского земского права характерно деление на две части, соответствующие делению права на частное и публичное. Часть I посвящена исключительно гражданскому праву. Часть II трактует вопросы публичного права (о сословиях, о религиозных организациях, о школе, вопросы государственного, финансового и уголовного права и т. д.). Она касается, впрочем, и некоторых вопросов гражданского права, но лишь тех, которые либо сами по себе имеют известный публично-правовой оттенок (брак, семья, опека; сюда же Земское право присоединяет из всего наследственного права лишь порядок наследования по закону), либо в качестве торгово-правовых институтов (вексель, морская перевозка, страхование и т. д.) связываются с правовой организацией городского (торгового) сословия и включены поэтому в соответствующий "сословный" раздел: "Vom Burgerstande" (восьмая глава II части). В дальнейшем имеется в виду лишь первая часть прусского Земского права как чисто цивилистическая и притом содержащая основной гражданско-правовой материал этой кодификации. <44> Однако некоторые значительные черты этой системы заметны уже в баварском Гражданском кодексе 1756 г.

То же следует сказать и о дореволюционном русском Своде законов гражданских, неосновательно причисляемом к институционной системе.

Даже и с внешней стороны сходство системы французского Гражданского кодекса с системой римских институций является весьма относительным, условным. А с внутренней стороны система французского Кодекса, хотя и именуется обычно институционной, существенно отличается от римской институционной системы. Последняя, как уже говорилось, имела определенный патриархально-рабовладельческий профиль, ставя во главу своего первого раздела (personae) персону sui juris, точнее - домовладыку-рабовладельца как начальника и полноправного представителя в гражданском обороте подвластного ему натурально-хозяйственного "мирка", основной социальной "клетки" тогдашнего общества, вмещавшей в свойственном ей масштабе и его основное классовое противоречие (господская семья и рабы), и разные формы неравенства "лиц", разные формы зависимости и подчинения членов данного "мирка" его верховному владыке. Этим обусловлены не только самое содержание учения о лицах (а в той или иной мере и следующих разделов римской институционной системы), но и вся систематика этого раздела. Совершенно иной характер имеет раздел о лицах ("Des personnes") в системе французского Гражданского кодекса. Личность выступает здесь уже в совершенно новой окраске, в аспекте формального равенства и формальной свободы <46>, без классификационных разграничений на социальные категории, свойственные рабовладельческому и феодальному обществу.

Это сказывается и на системе всего дальнейшего содержания Кодекса, построенной (нередко в прямое нарушение строгой юридической логики) на принципе частной собственности, составляющей основу буржуазного общества и резко разграничивающей личности по классам, вырывая пропасть между имущими и неимущими, между эксплуататорами и эксплуатируемыми. Принцип частной собственности был выражен и в системе римских институций (см. стр. 280 - 281). Но в самой форме его выражения состоит второе существенное различие между системой французского Кодекса и системой римских институций. В римских институциях принцип частной собственности как основной принцип их системы выражался не непосредственно (несмотря на достаточно высокую для того времени техническую разработанность римскими юристами учения о праве собственности), а в виде известной трехзвенной схемы и преимущественно в форме центрального ее звена, коим была римская институционная вещь (res). Это была совершенно абстрактная категория, формально-юридическая конструкция, смешивавшая понятия "объект права" и "права на объект" и призванная лишь к тому, чтобы вместить в свои искусственно расширенные рамки в качестве вещей телесных и бестелесных, единичных и совокупных разнородные юридические институты вещного, обязательственного и наследственного права. При помощи этой конструкции правовые институты подразделяются и объединяются в римских институциях внешним, механическим образом, по чисто формальным признакам, без вскрытия их реального содержания и внутренних связей, без систематизации их с этой именно точки зрения, без приведения их к единому экономическому знаменателю. В систематике французского Гражданского кодекса принцип частной собственности получает уже прямое, непосредственное выражение. Все так называемые ограниченные вещные права (узуфрукт, земельные сервитуты и т. д.) трактуются как "различные модификации собственности" (см. книгу вторую), а наследование, все обязательства (не исключая и деликтных) и еще многое другое (например, залоговое право) - как "различные способы приобретения собственности" (см. книгу третью). Можно без преувеличения сказать, что, не говоря уже о самом институте права собственности, все без исключения остальные институты гражданского права изображаются во французском Кодексе на фоне частной собственности, в свете отношения их либо к самому праву собственности, либо к носителю его, к собственнику, к лицу.