Учебный год 22-23 / kn3gl1

Порядок последующего изложения

Правилопервое: на войне дозволеното, чтонеобходимо для достижения поставленной цели; пояснения

Второе:следует соблюдатьправо, вытекающее не толькоизсамого источника войны, но также из условий, постоянно возникающихв течениевойны

также о том, что соблюдается здесь само собой, а что — в силу предшествующего обещания. Само по себе — это, во-первых, по природе, во-вторых, в силу права народов. Посмотрим же, что именно дозволено по природе.

II. 1. Во-первых, как мы неоднократно уже говорили выше, то, что ведет к цели в области нравственности, получает свою внутреннюю ценность отчасти от самой цели (Витториа, «О праве войны», № 15). Поэтому на необходимое для осуществления права, не в силу физической потребности, а в силу нравственной потребности, конечно, мы имеем право. Я разумею здесь так называемое право в строгом смысле, означающее способность действовать исключительно по отношению к обществу. В связи с этим, если я иначе не в состоянии сохранить жизнь, то мне дозволено отвращать применением любой силы посягательство на нее, даже если оно и свободно от вины, как мы заметили уже в другом месте; ибо право это возникает собственно не из преступления другого лица, но из права, предоставленного мне природой ради меня самого.

2. Мало того, я могу посягать даже на чужое достояние, если иначе мне угрожает несомненная опасность, независимо от чужой вины (Витториа, «О праве войны», № 18, 39, 55). Я не могу стать собственником соответствующего имущества, поскольку это не имеет отношения к делу, но я могу им воспользоваться, пока моя безопасность не будет в достаточной мере обеспечена; что тоже нами исследовано в другом месте (кн. II, гл. II, § X).

Так, я по природе имею право отнять свою вещь, которую удерживает другой; если же это затруднительно, то можно взять что-нибудь иное, равное по ценности, как бы во исполнение причитающегося долга. В подобных условиях также возникает собственность, ибо иным способом невозможно восстановить нарушенное равноправие (Сильвестр, на слово «война», ч. I, № 10,

абз. I).3. Если справедливо наказание, то справедливо и любое принуждение, без которого невозможно прибегнуть к наказанию; и все, что входит составной частью в наказание, как разрушение вещей на пожаре или иное, поскольку это, разумеется, находится в пределах права и соразмерно с неправомерным деянием.

III. Во-вторых, следует иметь в виду, что наше право должно определяться, исходя не только из источника самой войны, но также из производных причин, точно так же как после подтверждения искового требования на суде нередко у стороны возникает новое право. Так, если кто-нибудь действует заодно с напавшим на меня, будь то союзники или подданные, то тем самым мое право самозащиты распространяется и против них. А те, кто вступает в несправедливую войну, в особенности же когда они сами могут и должны знать, что война несправедлива, одновременно принимают на себя обязанность к возмещению расходов и убытков, потому что по их вине причиняется ущерб. Вступающие в войну без достаточного основания тоже заслуживают наказания в силу несправедливости, присущей их образу действий. Платон оправдывает войну, «пока виновные не будут, наконец, вынуждены подвергнуться наказанию и дать невинным удовлетворение за причиненное им зло».

IV. 1. В-третьих, нужно учитывать, что к праву на действия привходят многие2 косвенные последствия, помимо намерения действующего , которые сами по себе не составляют его права. Относительно того, как это возможно при самозащите, мы дали объяснение в другом месте. Так, при отыскании нам, если невозможно ограничиться получением равного по стоимости, то мы имеем право захватить больше, чем положено, однакоже с обязательством возместить стоимость излишка (Витториа, «О праве войны», № 37). Корабль, наполненный морскими разбойниками, или дом, занятый разбойниками, можно подвергнуть действию метательных орудий, хотя бы на таком корабле или в таком доме находилось несколько детей, женщин или других ни в чем не повинных людей, которые подвергаются опасности. «Не виновно в чужой смерти лицо, — по словам Августина, — если оно обнесет стенами свое владение и если кто-нибудь погибнет вследствие их ветхости» (посл. 154, «К Публиколе»).

2. Но подобно тому, как не всегда и не во всех отношениях дозволено то, что соответствует праву в строгом смысле, — о чем мы не раз упоминали выше, — так нередко и любовь к ближнему не позволяет нам воспользоваться всей полнотой права. Поэтому нужно избегать и того, что происходит неожиданно, и того, наступление чего можно предвидеть, если благо, к которому направлено наше действие, незначительно превышает зло, которого должно опасаться, или если при равенстве блага и зла надежда на достижение блага не намного превышает опасение зла. При этом выбор предоставляется благоразумию, но с тем, чтобы в случае сомнения он всегда склонялся в ту сторону, которая выгоднее другому, чем себе; что более безопасно. «Оставьте расти волчцы, — сказал верховный учитель, — чтобы, вознамерившись вырвать их, не вырвать вместе с ними и пшеницы» (евангелие от Матфея, XIII, 29; Фома Аквинский, II, II, вопр. 64, ст. 2).

«Истребить многих людей без разбора, — пишет Сенека,

— под силу пожару и землетрясению» («О милосердии», кн. II, в конце). История свидетельствует нам, сколь тяжким покаянием, по внушению Амвросия, искупил неумеренность отмщения император Феодосии.

3. Если же бог иногда творит нечто такое, то это не может послужить нам примером, так как богу принадлежит неограниченное право над нами, которого нам он не предоставил, как мы указали в другом месте. И тем не менее сам бог, господь над людьми по праву своему, ради весьма немногих праведных имеет обыкновение щадить даже обширное сборище злых и этим свидетельствует о своей справедливости в качестве судьи, как этому явно нас учит беседа Авраама с богом о Содоме (кн. Бытия, XVII, 23 и ел.).

Из таких всеобщих правил можно заключить, в какой мере дозволено по природе проявлять свою власть над врагом.

V. 1. Но обычно возникает вопрос, что дозволено относительно тех, кто не является врагом или не хочет назваться им, тогда как доставляет врагу некоторые предметы. И в древности, и теперь, как нам известно, этот вопрос вызывал острые споры, причем одни защищали здесь военную необходимость, другие же — свободу торговли.

2. Прежде всего нужно проводить различие между самими вещами. Существуют ведь такие вещи, которые имеют

19*

Третье: некоторые последствия деяний не составляют правонарушений, хотя как преднамеренные они являются недозволенными: противних принимаются меры предосторожности

Что дозволено противтех,кто снабжает неприятеля; изъясняется с помощью различений

было сказано в главе о наказании; поэтому ее, помимо прочего, возможнобудетлишитьимуществавопределенноймере.

4. По этим причинам стороны, ведущие войну, должны объявлять публично прочим народам5 как о причине войны, так и о вероятнойнадеждеосуществлениясвоего права.

5. Соответствующий вопрос мы относим к праву естественному потому, что история не дает никаких относящихся к данному предмету6 постановлений в праве, зависящем от воли человека.

Римлян, которые снабжали продовольствием врагов карфагенян, захватили однажды сами карфагеняне, но по требованию римлян те же карфагеняне выдали захваченных ими (Полибий,кн.I).КогдаДимитрий, заняввойскомАттику,занялтакже соседние города Элевсин и Рамнунт, намереваясь морить афинян голодом, он повесил капитана и кормчего7 с корабля, готового доставить продовольствие, и, устрашив, таким образом, прочих, овладел самим городом (Плутарх, жизнеописание Димитрия Полиоркета).

VI. 1. Что же касается способа действия, то насилие и устрашение наиболее свойственны войне. Обычно ставится также вопрос, можно ли прибегать к хитростям. Гомер сказал, что врагу следуетпричинять вред:

Хитростью, силой открытой — тайно иль явно.

И у Пиндара встречается такое место:

Твори, что угодно, стало быть, силой Врагуразрушительной.

У Виргилия сказано следующее:

Хитрость иль добродетель кто во враге ожидает?

Затем идут самые стихи:

Рифей, муж справедливый, Среди тевкров один, всецело преданный правде.

Можно прочесть, что соответствующим правилам следовал столь славный своей мудростью Солон. Силий Италик в сказании о подвигахФабия Максима(кн.XV)пишет:

Затем и доблесть облекается коварством.

2. У Гомера Улисс, образец мудрейшего мужа, неизменно использовал хитрости против врагов; отсюдаЛукиан выводитправило, что достойны похвалы те, кто обманывает врага. По словам Ксенофонта («О воспитании Кира», кн. I; «О верховой езде»), нет ничего полезнее хитрости на войне; а Брасид у Фукидида (кн. V) говорит, что величайшая слава из всех на войне достается тем, кто вводит врага в заблуждение8. И у Плутарха («Изречения») Агесилай утверждает, что обманывать врага и справедливо и дозволено. Полибий (кн. IX) считает, что на войне меньшее значение имеют подвиги силы по сравнению с тем, что является делом случая и хитрости. И оттого Силий Италик (кн. V) выводит Корвина, который говорит:

Хитростью надо сражаться, вождю же искусному — слава9.

А Плутарх (жизнеописание Марцелла) замечает, что так мыслили сами суровые лакедемоняне и что наибольшую жертву приносил тот, кто достигал цели хитростью, а не открыто военной силой.Онжесообщает,чтоЛисандр10 достигмногого,

Дозволено ли на войне прибегать к обману''

Хитрость в акте отрицательном сама по себе не запрещена

Хитростьв акте положи-

«преимущественно пускаясь на разнообразные военные хитрости». И в похвалах Филопомену он указывает, как тот, наставленный учением нритян, простые я великодушные обычаи войны сочетал с хитростями и грабежами. У Аммиана Марцеллина имеется такое изречение: «Не проводя разницы между доблестью и хитростью, следует одобрять всех за удачный исходвойны».

3. Римские юристы одобряют хитрости, предпринимаемые против врага (D. L I de dolo), а также утверждают, что неважно, силой или же хитростью кто-либо избежит власти врага (L. Nihil. D. de captivis). «Хитрость не заслуживает порицания, именно хитрость военная», — замечает на песнь пятнадцатую «Илиады» Евстафий. Среди богословов Августин заявляет: «Когда предпринимается справедливая война, для справедливости безразлично, сражаются ли открыто силой или с помощью хитростей» («На Иисуса Навина», воор. X). И Златоуст говорит, что великую славу заслужили императоры, которые одерживали победы хитростью («О священстве», кн. I).

4. Однако нет недостатка во мнениях, в которых дается обратный совет; некоторые из таких мнений мы приведем ниже. Постановка данного вопроса находится в зависимости от того, всегда ли хитрость относится к роду зол, по отношению к которым имеет место положение о том, что не следует делать зло ради добра, или же оно относится к числу таких зол, которым не свойственна исключительная порочность по самой их природе, но которые случайно могут причинять и добро.

VII. Тут нужно заметить, что один вид зла состоит в отрицательном деянии, другой вид — в деянии положительном. Я распространяю понятие хитрости также на отрицательные акты, по примеру Лабеона, который относит к хитрости, хотя и не злостной, использование лицемерия, своего или чужого (L. I, § Dolum malum. D. de Dodo malo). Без сомнения, слишком упрощенно сказано Цицероном, что из всего в жизни наиболее преступны лицемерие и сокрытие («Об обязанностях», кн. III). Так как никто не обязан открывать другим все, что ему известно, и все свои намерения, то, следовательно, не предосудительно по отношению к кому-нибудь в чем-нибудь прибегать к лицемерию, то есть скрывать и таить что-либо. По словам Августина ", «следует благоразумно таить истину, каким-либо образом маскируя ее» («Против лжи», гл X; Фома Аквинский, II, II, вопр. 40, ст. 3, и вопр. 71, ст. 7; Сильвестр, на слово «война», ч. I, № 9).

И сам Цицерон не раз признает («В защиту Милона», «Письма», >кн. VII, 9; «В защиту Кн. Планция») необходимость, по крайней мере неизбежность, этого 12, в особенности же для тех, чьему попечению вверено управление государством. Отличным примером здесь может служить история пророка Иеремии (гл. XXXVIII). Ибо этот пророк на вопрос об исходе осады в присутствии знатных по просьбе царя благоразумно не ответил, избрав, между - прочим, иной, но невымышленный предмет для разговора. Тут уместно напомнить также, что Авраам называет Сару сестрой 13, то есть, согласно принятому обычно обороту речи, кровной родственницей, скрывая свой брак с ней (кн Бытия, XX; ФомаАквинский, И,II, вопр110, ст.3)

VIII. 1. Обман, состоящий в положительном действии, если он осуществляется с помощью проступков, называется

притворством, а если же на словах, то — ложью. Некоторые между этими двумя вещами проводят различие: по их мнению, слова представляют собой естественные знаки мыслей, действия же — не только знаки. Однако правильно другое: слова по самой природе и независимо от человеческой воли, например, при ощущении боли не означают ничего, кроме смутных и нечленораздельных звуков, которым более подходит название самого действия, чем речи. Что же касается того положения, что отличие природы человека от прочих животных составляет способность выражать другим понятия своей души и что для этой цели изобретены слова, то оно верно, но с добавлением, что такое сообщение мыслей возможно не только с помощью одних слов, но и наклонением головы 14, как у немых (L. Labeo § ult. D. de sup. legata). Движение головой имеет нечто общее с самим предметом мысли по природе или же приобретает значение только путем произвольного установления. С кивками головой сходны такие знаки, которые означают не членораздельные звуки15 речи, как говорит юрист Павел (L. Non figura. D. de obi. et act.) , но самые вещи вследствие какого-нибудь соглашения, как иероглифы, или же чисто произвольно, как у китайцев.

2. Здесь, следовательно, необходимо проводить иного рода различение, подобное тому, какое мы проводили во избежание двусмыслицы в словах «право народов». Ибо мы сказали, что правом народов называется и то, что принято отдельными народами без взаимного обязательства, и то, что включает в себя взаимное обязательство.

Очевидно, как слова, так и жесты и другие указанные знаки изобретены для обязательного взаимного обозначения некоторых предметов, повыражениюАристотеля—«по взаимному соглашению» («О толковании», гл. 4); иначе обстоит дело с прочими вещами. Прочими вещами можно пользоваться, если даже мы16предвидим, что другая сторона составит неправильное мнение . Я говорю о внутренней сущности, а не о чем-либопривходящем.

Необходимо привести17 пример обмана, от которого не последовало никакого вреда , и такой пример, когда самый вред независимоотпредположенияобманабылдозволен.

3. Пример первого рода встречаем в лице Христа, который по пути в Эммаус перед своими спутниками «сделал вид», что хочет идти далее (евангелие от Луки, XXIV, 28); если только мы не предпочтем думать, что он действительно хотел идти далее, но был, однако, удержан настойчивыми, просьбами. Подобно этому говорится, что бог хотел многого, из чего не все сбылось; и в другом месте указывается, что Христос намеревался опередить апостолов, плывших по морю в лодке, коль скоро, по-видимому, он не был бы настойчиво приглашен взойти в лодку (евангелие от Марка, VI, 48).

Другой пример можно найти у апостола Павла, который совершил обрезание над Тимофеем, прекрасно сознавая, что иудеи это воспримут за признак сохранения силы для потомства Израиля, уже отмененного к тому времени предписания об обрезании, как если бы оно исходило от самих Павла и Тимофея; в действительности же Павел не ставил себе подобной цели, но хотел лишь облегчить себе и Тимофею возможность более близкого общения с иудеями (Деяния св. ап. XVI, 3). Обрезание, поскольку предписание о нем закона божия было отменено, уже более не составляло обязанности в силу уста-

тельном делится на такую, которая осуществляется путем действий, имеющих неформальное значение, и такую, которая осуществляется путем действий, имеющих формальное значение как бы по соглашению; доказывается, что хитрость первого рода дозволена

Вотношении хитрости второго рода укалывается трудность

вопроса

новления; но проистекавшее от ошибки временное зло, которое следовало немедленно устранить, было не столь велико, сколь было значительно то добро, которое преследовал апостол Павел, а именно—распространениеевангельскойистины.

Подобного рода притворство отцы греческой церкви часто именуют «предусмотрительностью»18. Об этом имеется отличное изречение Климента Александрийского, который, толкуя о добром муже, говорит: «Пусть он делает ради блага ближнего то, что не стал бы делать иначе добровольно и по первоначальному намерению». Так было во время войны римлян, когда они выбросили хлеб на передовые позиции противника, чтобы тот не думал, что их угнетает голод (Ливии, V).

4. Примером второго рода обмана может служить притворное бегство, произведенное по приказу Иисуса Навина его воинами в целях захвата Хайя (Иисус Навин, VIII; Сильвестр, на слово «война», ч. I, № 9); это нередко делалось и по приказу других вождей. Здесь самое бегство не имеет никакого условного значения; однако проистекающий отсюда вред мы считаем дозволенным согласно военной справедливости. Хотя враг принимает бегство за проявление страха, враждебная сторона не обязана его в этом разуверить, располагая свободой двигаться в любом направлении, с большей или меньшей быстротой, сохраняя тот или иной вид и внешность.

Туда же следует отнести образ действий тех, о ком можно прочесть в разных местах, как они пользовались вооружением, знаками, одеянием изнаменами врагов.

5. Всем этим кто угодно может пользоваться по произволу, даже вопреки обычаю, поскольку тут самый обычай возникает из произвола отдельных лиц, а не из какого-либо общего согласия; подобный обычай никого не обязывает.

IX. 1. Серьезнее спор о знаках, которые, так сказать, находятся в обращении среди людей; в ложном использовании этого рода знаков и заключается источник обмана в собственном смысле. Так, много имеется изречений против обмана в священном писании: «Ложное слово будет ненавистно справедливому, то есть доброму мужу» (Притчи, XIII, 5); «Ложные речи и слова обмана удали от меня» (Притчи, XXX, 8); «Погуби рекущих ложь» (Псалмы, V, 7); «Не обманывайте друг друга» (посл. ап. Павла к колоссаям, III, 9).

Это строго соблюдает Августин; и среди философов и поэтов имеются такие, которые, как видно, мыслят одинаково с ним. Известно следующее место у Гомера:

Он ненавистен мне наравне со вратами Аида. Ум его мыслит иное, чем явно язык произносит.

Софоклговорит:

Вопреки истине не следует вещать; Но если истина грозит погибелью, То извинительно от правды отступить.

Клеобулзаявляет:

Ненавидит обман, кто доблесть в сердце питает.

Аристотель сказал: «Обман сам по себе гнусен и заслуживает порицания, истина же прекрасна и похвальна».

2. Но нет недостатка также и в авторитетной поддержке противоположного мнения. Во-первых, известны19 примеры безупречныхпрославленныхмужейвсвященномписании ;во